Я толкаю Кевина в грудь. Не сильно. Но решительно. Качаю головой. Нет. Принимаю виноватый вид. Я и чувствую себя виноватой. А должно мне быть неловко в такой ситуации? Не знаю, какие тут правила. Я резко одергиваю платье вниз, но, по-моему, недостаточно.

— Это еще что за херня?

Я снова качаю головой. Пытаюсь сказать губами «не могу» — мне очень нужно, чтобы он понял. Он понял, но не обращает внимания.

— Ты что, решила меня продинамить на моей собственной тусовке?

Я даже не успеваю нагнуться и натянуть трусы: он хватает меня и начинает целовать, ну а мне особого приглашения не требуется. Я со всей силы наступаю ему на ногу и бросаюсь к двери, но руки у меня дрожат, дверь закрыта на защелку, а я не могу заставить свои пальцы двигаться проворнее. Защелку я отодвинула, но повернуть дверную ручку не успеваю. Надо было вмазать ему посильнее, но я думала, что этого не потребуется. Я ведь только хотела продемонстрировать ему, что у нас с ним ничего не будет, и выиграть время, чтобы выскочить из комнаты. Но просчиталась. Кевин крепко берет меня за руку, поворачивает к себе лицом, я хватаю его за мизинец, выворачиваю. Я не могу его повалить, мне просто нужно убежать. И всё. Я слышу хруст его пальца. Другой рукой он наносит мне сильный удар сбоку. Это получается машинально, думаю, он даже не сознает, что делает. Его кулак со всей силы бьет меня по щеке. Я теряю равновесие и падаю, ударившись лицом об угол ночного столика у кровати. Из раны возле глаза потекла кровь, но я быстро смахнула ее. Я быстро переворачиваюсь на спину, пытаюсь отпихнуть его ногой, чтобы выиграть еще секунду времени, но он хватает меня за лодыжку и оттаскивает от двери.

Мои трусы сползли до колен, я чувствую, как к горлу поднимается желчь, у меня перехватило дыхание.

Меня охватывает паника, я словно в кошмарном сне. А Кевин гогочет, для него это игра.

— Да ладно тебе. Сама же пришла, намекала, что хочешь меня трахнуть. Хоть отсоси. — Он даже не рассердился. Вроде как пытается меня уговорить.

Если и были у меня сомнения относительно использования грязных приемов в драке, теперь все они исчезли. Но самое поганое — в том, что я никогда не умела эффективно защищаться из положения лежа, и в реальной ситуации все не так, как во время тренировки. Совсем не так. Да и выпитое пиво тоже мешает, хотя я и чувствую себя абсолютно трезвой.

Куботана у меня с собой нет. Он в сумочке под сиденьем в машине Дрю, там же и газовый баллончик: я не сообразила, куда его прицепить на платье. Я ведь думала, что весь вечер буду неотступно следовать за Дрю, и не ожидала, что мне понадобится баллончик. Тут, пожалуй, ключевые слова «не ожидала».

Но дело в том, что я не хочу применять эти средства против Кевина Леонарда. Мне просто нужно выбраться отсюда. У меня такое чувство, как будто я запустила цепочку последовательных взрывов и теперь пытаюсь обогнать их.

Дабы наконец решить не уничтожать полностью то, что осталось от моей жизни, мне потребовалось загнать себя в такую вот идиотскую ситуацию, и меня это не удивляет. Такая уж я дура набитая. Возможно, судьба просто пытается дать мне то, чего я хотела, — хотела на словах, но не на деле. Погубить себя окончательно и бесповоротно.

Щека моя все горит, кровь из раны течет прямо в глаз, я изо всех сил стараюсь сосредоточиться: боюсь, что вот-вот окажусь в том парке, на траве среди зарослей, а во рту грязь и кровь. Тогда я полностью утрачу контроль. Совсем перестану сопротивляться. И Кевин Леонард сможет делать все, что захочет, и я ему позволю, ведь меня здесь уже не будет.

Сосредоточиться почти невозможно: мое сознание разделено, так как я одновременно пытаюсь не провалиться в обморок и отбиваюсь от этого ублюдка. Он навалился на меня сверху, прижал мои руки и ноги к полу, снова пытается меня целовать. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже подвинуться не могу. Я вдавливаюсь в него, чтобы немного откинуть голову и ударить его лбом, — это единственный вариант. Пытаюсь ударить его в нос, но не получается, попадаю лбом в его лоб. Это ошибка, но он пьяный, и моего удара достаточно.

Голова у меня гудит от удара, а потное тело Кевина давит на меня всей тяжестью, и это — тяжесть всех неразумных решений, принятых мною за последние три года.

— Ладно, коза! Хватит. — У него изо рта — струйка слюны.

Боевой дух пропал: видимо, только теперь — сквозь пьяное беспамятство — он осознал, что происходит; смотрит так, будто впервые видит, что я лежу на полу в его спальне, а из головы у меня идет кровь. Он начинает подниматься, а я даже не успеваю повернуться и высвободиться, как вдруг распахивается дверь, и я, лежа под Кевином Леонардом, вижу за ним лицо Дрю Лейтона.

— Что за херня, Лейтон? — прорычал Кевин. В его голосе больше смущения, чем злобы, но я его не прощаю, и себя тоже. Он все еще пытается встать с меня, и я, пользуясь моментом, высвобождаю бедро и выбираюсь из-под него.

На минуту — а может, на секунду — Дрю просто оцепенел. На его лице — столько эмоций, я даже не могу их описать. Недоумение, отвращение, гнев, вина, страх, ужас. На что же я-то похожа, если он так потрясен?

Кевин уже стоит, качаясь, я с трудом поднимаюсь на ноги, голова до сих пор кружится от удара. Даже не успеваю сообразить, что происходит: Дрю бьет Кевина в лицо, и тот снова на полу. Я смотрю на Дрю, он весь трясется. Дрю Лейтон ударил человека. Такого не может быть. Дрю Лейтон — такой солнечный мальчик, нагловатый, не знающий никаких забот. В нем нет даже намека на грубую силу. Жаль, что он стал драться. Жаль, что вообще увидел эту сцену. Понимаю, это идиотизм, но у меня такое чувство, что он только что утратил невинность.

Дрю стоит передо мной, из руки идет кровь, вид у него такой подавленный, что мне впору начать его утешать. Но я не могу. Все кончилось, и уровень адреналина у меня падает, хочется поскорее убраться отсюда. От меня разит Кевином Леонардом, и я тоже начинаю трястись.

Прислоняюсь к стене, чтобы не упасть. Дрю поднимает с пола мой телефон, сует себе в карман, потом снова поворачивается ко мне. Еле слышно ругнувшись, пытается вытереть мне кровь у глаза рукавом своей рубашки.

— Идти можешь? — тихо спрашивает он.

Взглядом я отвечаю, что могу и незачем задавать такие вопросы. Молчу. Мы поворачиваемся в сторону двери, и я сознаю, что трусы у меня по-прежнему спущены до лодыжек. Я останавливаюсь и тупо смотрю на них. Дрю оборачивается, чтобы узнать, в чем дело, и следует за моим взглядом. Все его мышцы напрягаются, когда он видит причину остановки. Снова хочет выругаться, а я наклоняюсь и натягиваю трусы, и в этот момент не могу смотреть ему в лицо.

— Держись за мной, ладно? — Дрю говорит сдавленным голосом, как будто испытывает боль. Крепко берет меня за руку, стискивает ее почти до боли и ведет меня, стараясь оградить от посторонних взглядов. В зале первого этажа я вижу Тьерни Лоуэлл, она смотрит на меня, я быстро отворачиваюсь. Я загораживаю лицо волосами и наклоняюсь к спине Дрю, как будто я пьяная в хлам, и иду так через толпу гостей, пока мы не выходим на улицу. Да я, пожалуй, и в самом деле хлам.

У меня опухло лицо, из раны идет кровь, но мне все равно. В первый раз я решила перестать поганить свою жизнь, но не имею возможности порадоваться такому решению, так как опоздала на пять минут с его принятием.

По крайней мере, никто не скажет, что это решение было случайным.


— Ну, как ты? — Дрю задал этот вопрос только тогда, когда мы сели в его машину и отъехали от дома Кевина. Ненавижу этот вопрос, уже несколько лет.

— Нормально, — отвечаю я. — А у тебя рука… — Я смотрю на его пораненную руку, железной хваткой сжимающую руль.

— Да черт с ней, с рукой, — резко восклицает он; я даже отпрянула: в первый раз слышу, как он повысил голос. — Извини. Прости.

Дрю сворачивает на стоянку перед магазинчиком и останавливает машину. Вся эта ситуация — полный идиотизм, именно так и высказался Дрю три или четыре раза.

— Как это произошло? — Он говорит таким тоном, будто ответ ему и не нужен.

— Просто дурацкая ситуация вышла из-под контроля.

— Ты так думаешь? — резко спрашивает он.

— Ты на меня сердишься? — спрашиваю я.

— Я на себя сержусь.

— Почему?

— Как почему? Ты же оказалась в той комнате из-за меня. Я не сразу увидел твое сообщение. Думал, ты просто сидишь там и ждешь, а когда вошел — ты на полу, а на тебя навалился Кевин Леонард. — Дрю делает глубокий вдох, медленно выдыхает, глядя, как на вывеске магазина мигает одна буква. — Джош меня убьет.

— Джошу все равно.

— Сама знаешь, что это неправда, так что не надо. Я не собираюсь с тобой спорить. — Он сказал это так веско, что я прямо чувствую тяжесть его слов.

— Если б ты знал, как я поступила с Джошем, ты бы тоже меня ненавидел. Ему все равно, и я его не виню.

— Ты права. Я не знаю, как ты там поступила с Джошем. Понятия не имею, что у вас там стряслось, вы же мне не рассказываете. Но знаю точно: этого недостаточно, чтобы он перестал беспокоиться, если кто-то тебя обидит.

Я опускаю защитный козырек и рассматриваю в зеркале ссадину на лице и порез под глазом. Не так уж страшно, но щека и лоб начинают опухать, так что завтра вид будет хуже.

— Он вроде был в штанах. — Теперь Дрю водит пальцем по эмблеме на руле.

Я киваю, хотя он на меня не смотрит.

— То есть он не…

— Нет, — отвечаю я. Не хочу больше говорить о Кевине Леонарде. — Еще кто-нибудь видел? — спрашиваю.

— Вроде нет. Тьерни видела, она же нас специально искала, вот и… — Дрю замолчал на полуслове. — А больше, кажется, никто не обратил внимания.

Сидим молча, словно завороженные мигающей рекламой лотереи.

— Я не должен был оставлять тебя одну.

— Ну и как у вас с Тьерни? — интересуюсь я, не обращая внимания на подразумеваемое извинение.