— Это тоже под контролем. Роберт МакЛеод увольняется в конце этого месяца, чтобы управлять каким-то клубом для гольфа, так что я назначу Кита Арчибальда из «Северных Солодовников» на эту должность.

— Замечательно. Получается, мы почти готовы развернуть нашу кампанию. Когда вы думаете представить предложение перед рабочими?

— Пока рано делать это, Джон. Думаю, что мне сначала придется немного обработать старика. Он так защищает своего сына, и, судя по описанию Чарльза Дикина поведение Дэвида на встрече в Нью-Йорке, я абсолютно уверен, что однажды, когда он вернется обратно, Инчелви придется признать тот факт, что ни один из них не способен управлять «Глендурних». Поэтому я уверен, что они будут желать переговоров с нами, особенно если рабочие будут на нашей стороне. Таково мое видение ситуации.

— И каков же тогда ваш план действий, Дункан?

— Ну, я разработаю торговое предложение с Джайлсом и Китом здесь, и Чарльзом Дикином в Штатах, и как только почувствую, что настало время приблизиться к Инчелви, я сделаю предложение рабочим, владеющим акциями. Это будет нападение с двух сторон, поэтому обязательно нужно сделать так, чтобы оно произошло в одно и то же время. Короче говоря, выбор времени весьма существен.

— Хорошо, если вы так считаете. Только не затягивайте. Вы же знаете, насколько это важно для «Керкпатрик» — завладеть «Глендурнихом» как можно скорее. Это недостающее звено.

— Да, я знаю.

— Хорошо. Между прочим, я беседовал с управляющими «Керкпатрик», и они договорились об оплате вашей работы в сумме полмиллиона фунтов, получение которой, как вы понимаете, зависит от исхода дела. Однако вам нужно решить и сообщить мне, желаете ли вы получить это вознаграждение деньгами или долей «Глендурниха» в виде акций.

— Хорошо, я подумаю над этим.

— Отлично. Что ж, продолжайте в том же духе, но делайте все настолько быстро, насколько можете. Я свяжусь с вами через неделю, чтобы узнать, как идут дела.

— Нет, не надо. Позвольте мне самому связаться с вами. Потому что этот старый боевой топор за столом в приемной «Глендурниха» настолько отчаянно предан Инчелви, что я не могу быть уверенным в том, что через ее коммутатор не проходят конфиденциальные телефонные звонки.

— А почему бы вам не поискать ей замену, Дункан?

— Возможно. Но все в свое время. Доверяйте мне, и я все сделаю правильно. Сейчас в этом деле остается еще слишком много подводных камней, с которыми надо разбираться постепенно.

Дункан отключил связь и откинулся на шикарное кожаное кресло своего «БМВ» с выражением глубокого удовлетворения и счастливой улыбкой на лице, хлопнул руками по рулю и нажал педаль газа, позволяя машине рвануть с места и пуститься вниз по пустой дороге, превышая максимально допустимую скорость на этом участке.

Глава четырнадцатая

За сутки недомогание прошло, но Дэвид не чувствовал ни малейшего желания оставлять уединенный приют в течение последующих нескольких дней. Время перестало играть какую-либо роль в его существовании и напоминало о себе лишь еле слышным появлением Кэрри, которая, по его просьбе, просто оставляла поднос с едой или чашку чая около двери, не рискуя заходить к нему в комнату. День сменял ночь, ночь сменяла день, но Дэвид не видел этой смены. Он старался спать как можно дольше, отчаянно пытаясь прервать поток мыслей, не дающих покоя, но больше лежал с открытыми глазами на кровати или ходил по комнате в ранние утренние часы.

Начиная со среды, он покинул пределы комнаты лишь один раз — для того, чтобы воспользоваться туалетом, незамедлительно вернувшись назад из-за страха встретиться с Кэрри или Ричардом. Он пытался думать о себе, о своем будущем, но быстро уставал от этих мыслей. Мир вокруг казался бесполезным и бесцельным, и погружаться в него Дэвиду не было необходимости — многодневная щетина уже не причиняла неудобства, а все, что творится за пределами комнаты, не имело значения. Он чувствовал себя песчинкой.

Я, я, — иногда крутилось у него в голове. В прошлом постоянно думать о Рэйчел было привычным делом для него, но незаметно все стало как-то искажаться, и теперь его мысли были обращены только к самому себе — нет, точнее было бы сказать, для себя. Дэвид отчаянно подбирал слова, предназначенные для доказательства себе самому, в какого безнадежного и несчастного человека он превратился.

В один из вечеров, когда безутешный вдовец в очередной раз прокручивал все это в своем воспаленном мозгу, он медленно поднялся с постели, которая не убиралась вот уже несколько дней, и подошел к полке. Не давали покоя вопросы, они возникали то и дело в его отяжелевшей, будто залитой свинцом голове.

«Боже, что происходит? Что, черт возьми, такое творится со мной? Я был в порядке, когда прилетел из Шотландии, а затем все пошло не так, как надо. Почему?» — он отодвинулся от полки и медленно подошел к окну. Всматриваясь, как завороженный, в темнеющий день, Дэвид пытался объяснить самому себе свое состояние. Он искал ответы.

«Вот именно. Ты был в порядке, когда прилетел из Шотландии. Ты чувствовал себя вполне нормальным в толпе пассажиров в аэропорту, потому что никто не знал тебя, никто не заботился о тебе, ни у кого не было никаких мыслей по поводу твоего прошлого, настоящего или будущего. Ты был “беззаботным никем”. Но все изменилось в тот момент, когда ты вошел в этот дом, потому что Ричард знал. Ты напуган, правда? Напуган собственной личностью, напуган необходимостью вернуться в Шотландию, напуган тем, что придется вернуться в ту напряженную, замкнутую на самом себе, окружающую среду, где все знают тебя и все заботятся о тебе, и все смотрят на тебя грустными глазами, и говорят о тебе тихим шепотом — в надежде, что ты ничего не услышишь».

Он подошел к кровати и снова лег, уставившись в потолок. «Давай, думай. Чего, черт возьми, ты хочешь, Дэвид?»

— Я хочу быть один, — сказал он вслух, — просто никому не известным, и особенно не хочу быть чертовым Дэвидом Корстофайном — и ничего больше!

Он перевернулся и прижал колени к груди. Свободный от ответственности, свободный от своей личности. Это было похоже на зов протеста. Он усмехнулся и покачал головой, услышав, как его щетина трется о подушку. Он закрыл глаза и впервые за долгое время почувствовал, что напряжение, давящее голову, начало уменьшаться.

На следующее утро Дэвид проснулся от яркого солнечного света, бьющего сквозь окно прямо ему в лицо. Быстро моргая, он отвернул голову к двери, чтобы спрятаться от ярких лучей, и в своем сонливом состоянии внезапно почувствовал непреодолимый запах. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит со сцепленными над головой руками, а его нос упирается в подмышку.

— Черт побери!

Дэвид резко вскочил с кровати и какое-то время стоял, покачиваясь в центре комнаты, пока окончательно не проснулся. Затем стянул с себя свою футболку и резко бросил ее на полку, уронив маленькое зеркало на пол. Он застыл на мгновение — разбилось или нет? Медленно наклонился и поднял его. Зеркало не разбилось. Облегченно вздохнув, он положил его обратно на полку, мельком увидев в нем свое отражение: волосы взъерошены, лицо, покрытое немытой щетиной, бледно и осунулось, под глазами залегли черные круги. На что он похож? Как одним словом описать это отвратительное явление?

«Слизняк».

Да, именно так. Он был слизняком, скрывающимся под глупым, чертовым камнем.

Дэвид посмотрел на часы. Было семь тридцать. Самое время привести себя в человеческий вид.

Дэвид схватил полотенце, взял из сумки электробритву и вышел из комнаты. Он остановился. Дверь в комнату Ричарда была все еще закрыта, и он мог услышать лишь тихое похрапывание, доносившееся оттуда. Он почесал голову. Боже, какой сегодня день? Ричард должен был работать дома в этот день, либо была суббота. В любом случае он не хотел, чтобы его застали в таком виде. Дэвид прошел на цыпочках в ванную и включил душ.

Сначала вода была холодной, и это доставило удовольствие, струи взбадривали все его тело, пока он намыливал его. Затем, когда вода начала нагреваться, он выдавил немного шампуня и промыл голову так же хорошо, как и тело. Он дважды проделал эти процедуры, прежде чем выключить душ и вылезти из ванны, чистым и обновленным, если не умом, так телом точно.

За пять минут он сбрил щетину, побрызгав жгучим лосьоном непривычно мягкое лицо. Наконец, вылил большое количество дезодоранта на свои подмышки, после чего собрал вещи и вернулся обратно в комнату.

Комната показалась ему настолько сырой и душной, что он немедленно открыл окна настежь, сразу же почувствовав тепло раннего утреннего солнца. Он достал из чемодана чистые джинсы, рубашку и белье и, одевшись, посмотрел вокруг. Дэвид не хотел больше находиться здесь. Атмосфера этой комнаты стала слишком подавлять его. Он хотел бежать отсюда. Бежать далеко от дома, бежать туда, где его никто не знал.

Дэвид подпрыгнул, оживившись от одной этой мысли, поднял бумажник с пола, обулся, открыл дверь и тихо спустился вниз. Он вышел на террасу и аккуратно закрыл за собой дверь.

Какое-то время Дэвид стоял, глубоко вдыхая свежий воздух, он был приятно теплым. Выйдя на дорогу, он остановился и, сделав кивок в знак принятия решения, повернул по главной улице направо.

Было еще слишком рано для открытия магазинов, поэтому Дэвид просто прогуливался вдоль тротуара, разглядывая экспонаты, выставленные в витринах. Ему встречались прохожие, гуляющие с собаками, некоторые несли в руках газеты; многие из них улыбались и говорили ему: «Доброе утро». Он также приветствовал их, чувствуя, что каждый раз, когда отвечает этим незнакомым людям, настроение его поднимается.

Неожиданно он увидел скопление людей около гастронома «Лиспорт». Мужчины, одетые в шорты и футболки, прислонялись к большим пикапам, припаркованным со стороны дороги, и обсуждали предстоящий рабочий день, прожевывая булочки и запивая их горячим кофе из огромных пенопластовых, наполненных до краев стаканов. Запах еды напомнил Дэвиду, как он голоден, поэтому он встал в конце длинной очереди, изучая на панели меню, висевшее над прилавком. В очереди слышались веселые шутки и смех, и Дэвиду было спокойно рядом с этими людьми.