Елена Сокол - Окно напротив

- Дай сюда руку, - сказала я, - нужно проверить пульс.

Он улыбнулся, и моя грудь вдруг переполнилась любовью. Казалось, вдохну сейчас, и она лопнет.

Я взяла его руку, перевернула ладонью кверху и поняла вдруг, что совершенно бесполезна, как врач. Мое сердце билось настолько громко и быстро, что заглушало все вокруг.

Или его сердце.

Или наше, общее.

От этого прикосновения все пульсировало вокруг.

Я уселась рядом на траву и опустила голову. Слышно было, как Машка за моей спиной разгоняет всех зевак, призывая одних расступиться, других просто свалить и продолжить празднование в помещении. Люди неохотно подчинились и отошли в сторону. Многие из них зашли обратно в дом.

- Отстань уже от него, - дернула она Смолякова, - видишь, человек в надежных руках.

Он немного поворчал, встал, и они тоже ушли обратно в помещение.

Я отпустила Серегину руку.

- Все нормально? – спросил он.

- А? – Я немного запуталась в своих чувствах и в оценке происходящего. Не говоря уже о подсчете пульса. Опростоволосилась, будто и не было стольких лет работы на скорой. – Да, с тобой, кажется, все нормально.

- Хорошо меня приложил твой дружище!

- Прости. Но ты сам начал. Вполне возможно, что ему нос сломал.

- Он заслужил!

Мне тотчас вспомнились слова Кости о моей внешности.

- Я слышала…

- Тем более. – Донских пощупал свой затылок. - Он трус.

- Ему нельзя было лезть в драку.– Я протянула руку и осторожно пощупала со всех сторон его голову. – Он хирург. Ему надо руки беречь.

- Мари, - произнес Серега, пронизывая меня своим горячим дыханием. И от его слов меня будто током прошило. Пять лет никто не называл меня этим именем. – Ты еще успеешь его догнать.

- Его? – Я встала и подала ему руку. - А если я не хочу?

Донских приподнялся на корточки, оттолкнулся от земли и осторожно встал.

- Тогда оставайся.

- Не кружит голову?

Он задумался и часто заморгал.

- Вроде нет.

Теперь мы стояли рядом, почти касаясь друг друга. Я не поднимала головы, думая, что так будет лучше в этой ситуации. Он возвышался надо мной настоящим небоскребом и разглядывал, словно неведомую науке козявку.

- Где ты был? – тихонечко выдавила я, кутаясь в плащ.

- Что? – Он наклонился.

Из его рта вырвалось облачко пара и растаяло возле моих губ.

Я сглотнула.

- Где ты был?

Он усмехнулся и застегнул куртку.

- В магазин ходил.

Похоже, стоило уточнить сразу.

- Последние пять лет!

- Меня не было. Совсем. - Он перевел дыхание и нахмурил брови. - Был кто-то другой. Наверное. Я так чувствую.

- Зачем ты уехал? – Услышала я собственный голос. - Почему не пришел, когда вернулся домой?

Серега поднес руку ко рту и продолжил внимательно меня рассматривать.

- Тебе, правда, это интересно? С чего вдруг? Ты столько лет не интересовалась?

Меня жутко возмутила его слова.

- Я?! Да я написала тебе чертову кучу писем!

- Писем?

- Да, б..дь, таких бумажных, с буквами!

- Мари, - удивленно округлив глаза, он взял меня за плечи. – Ты мне писала?

- Да!

- Знаешь, первые два года были просто кошмаром. Тебе ни к чему даже знать, что я пережил. Потом меня комиссовали по ранению, отправили в Москву, там я валялся еще несколько месяцев. Писем твоих не видел. Только от Ани с извинениями. Я ненавидел себя за то, что сбежал. За то, что обидел тебя. За то, что был недостоин твоей любви.

Я вырвалась и отошла на шаг назад. А потом посмотрела ему прямо в глаза. Наш зрительный контакт получился бесконечно долгим и полным волнения.

- Надо было прийти ко мне! Сразу, как вернулся. Я же ничего не знала!

- Я приходил… Решил отыскать тебя в общаге, пришел, остановился покурить под деревом и увидел вас. – Донских горько усмехнулся. - С этим чувачком.

- Ты про Костю? – Вся кровь прилила к голове, казалось, шевельнись, и ее оторвет к чертям собачьим. - Прости, это… Он...

Я снова взглянула на него, пытаясь сохранить невозмутимое лицо. В этот момент он так вздохнул, что у меня защемило в груди.

- Не объясняй. – Он снова положил руки на мои плечи. - Теперь мы ничего друг другу не должны. Все прошло. Давно. И было будто в прошлой жизни.

Ужасно. Слышать вот это. Лучше бы я умерла на месте. Или вовсе никогда его не встречала.

Меня бросило в жар.

- Вот как. – Я улыбнулась. – Пожалуй, ты прав.

Серега притянул меня к себе и обнял. И в эту секунду меня затрясло. От запаха его пота, ставшего когда-то давно таким родным, от тепла его кожи, от ощущения силы в этих руках, сомкнувшихся на моей спине в тугой замок.

- Я рад тебя видеть. – От его слов слезы противно защипали мои глаза. - Ты стала еще красивее, знаешь. Я не верю в принцесс, но ты такая и есть. Чистая внутри и снаружи.

Внутри что-то разорвалось. Я больше не слышала его голоса. Мне хотелось запомнить этот момент, чтобы в одинокой старости закрыть глаза и мысленно окунуться в горячие объятия, в которых так хорошо и спокойно. Меня трясло, колотило мелкой дрожью. Пусть думает, что от холода. Пусть.

Главное, что я прижималась к нему всем телом. Так сильно, что чувствовала, как тают мои внутренности. Ощущала его дыхание на своих волосах, на лбу.

- Неправда, - ответила я, приходя, наконец, в сознание.

- Такая девушка достойна самого лучшего мужчины. – Донских прижал меня крепче, и, когда мое сознание почти взлетело к небесам, резко отпустил. - И уж точно не нас, с этим твоим… дебилом. То есть хирургом.

Я отошла, шатаясь, и выпрямилась, стараясь не потерять лицо.

Только бы слезы предательски не хлынули из глаз. Дыши, дыши. Такое со мной происходило впервые.

- Понятно. – Я нащупала пояс и потуже затянула на талии. - Ладно. Тебя ждут, наверное. И мне тоже пора.

Он улыбнулся, закусив губу, и хрипло произнес:

- Иди.

- Рада была увидеть, - выдохнула я.

- И я.

- Пока.

Вот и все. Донских резко развернулся и пошел к двери. Я окинула прощальным взглядом большой дом, из которого, как ни в чем не бывало, продолжала доноситься приглушенная музыка. В котором веселились люди.

- А ты пешком что ли? – вдруг спросил он, остановившись на крыльце.

- Мне нужно проветриться.

Он поежился.

- Ни хрена себе проветриться. Мороз такой, что воробьи с веток падают. Кажется, зима передумала уходить и решила остаться. Давай, вызову тебе такси?

Я убрала волосы за уши и махнула рукой.

- Нет, все нормально.

Отвернулась, пошла к калитке. Каблуки утопали в газоне. Выбралась на дорожку. Пошла быстро, не считая шаги.

Вдруг вечернюю тишину разорвал Серегин голос:

- Тогда позволь мне тебя проводить.

Я остановилась. Подумала секунду, повернулась и ответила:

- Если тебя не потеряют.

Он за пару секунд преодолел разделявшее нас расстояние.

- Кто?

- Ну… Подружка твоя. Светка.

- А, - рассмеялся он, - эта? Она не… не важно.

Я спрятала руки в карманы и направилась в сторону набережной.

- Ты вернулся к учебе?

- Да, - сворачивая вслед за мной, ответил он, - скоро получу направление на оперативную службу.

Мне захотелось сказать что-нибудь, чтобы поддержать разговор.

- Как там, на войне?

Серега нахмурился, улыбка у него пропала.

- Пот, порох, слезы и страх.

Блин. Не могла о чем другом спросить? Я ругала сама себя. Зачем было напоминать ему об этом ужасе.

- Ясно.

Мы вышли на освещенную часть улицы. Я почувствовала на себе его взгляд.

- Ты, значит, учишься? – спросил он.

- Да, мне уже предложили остаться работать в реанимации.

- Согласишься?

- Да.

- Молодец. Я в тебе не сомневался.

- Спасибо.

Слова кончились.

И мы, молча, мерили шагами набережную целых сорок минут. В свете фонарей. Оба чувствовали, что нужно поговорить, и не знали о чем. Да, может, и не стоило. Разбитую чашку не склеишь. Каждому лучше идти своей дорогой. Я скользила взглядом по мягким волнам реки, Донских разглядывал свои ботинки.

Меня тянуло к нему, но все это больше смахивало на патологическое влечение. На ускользающий образ несбывшихся надежд, попытка вернуть которые была бы бессмысленной. Логичнее было бы попрощаться навсегда. Расстаться без обид, отпустить друг друга сердцем. Слишком сильные обиды, слишком тяжелый груз, чтобы взвешивать его на вновь возобновленные отношения.

Этот город казался огромным, набережная бесконечной, а река и вовсе неисчерпаемой.

Я остановилась и подняла повыше воротник, пытаясь спрятать в него замерзшие уши.