- Подожди, - Донских посмотрел на нее испуганно. – Пожалуйста, не продолжай. Нет. Не сейчас.


- Я…


Он вновь опустил взгляд, и ей показалось, что кто-то выкачал весь воздух из помещения. Марьяна не могла вскочить и убежать, как когда-то в юности, но остро почувствовала потребность сделать это немедленно. Даже если такое поведение не подобало взрослой состоявшейся женщине.


- Но я думала…


- Мне очень жаль, - хрипло сказал он и принялся интенсивно качать головой из стороны в сторону.


Девушка бессильно опустилась на подушки и закрыла глаза.


Не это ей хотелось услышать. Она старалась держать себя в руках, контролировать сбившееся дыхание и сердцебиение, напоминавшее спешащий куда-то паровоз. Но вернуться к реальности не получалось. В темноте перед ней скакали призраки прошлого: парень с сияющей улыбкой брал ее за руку, сажал на мотоцикл и увозил далеко. Она боялась открыть глаза, зная, что все рухнет, стоит ей оказаться снова в этой ужасной палате. Боялась дышать.


- Прости меня, - послышалось справа. – Но нам стоит поговорить об этом позже.


Сергей взял ее за руку, и пальцы ощутили его дрожание. Волнение заставляло трепетать их обоих, оно отдавалось в конечностях и расползалось мурашками по спине. Марьяна осторожно посмотрела на него.


Он выглядел растерянным. Просто смотрел и не мог отвести от нее своих черных глаз. И она не могла тоже.


Время словно остановилось.


У нее кружилась голова. Она хотела одним взглядом сказать, как скучает по нему. Как страстно желает преодолеть эти несколько метров, их разделяющих, и оказаться в его объятиях. И что он бежала бы к нему навстречу, не останавливаясь, даже если бы между ними был целый километр. Целая вселенная. Целая жизнь. Сердце в ней колотилось так, что хотелось закричать о своих чувствах на весь мир.


- Заходи почаще, - крепко сжимая его руку, сухо произнесла она вместо этого.


И поняла, что теряет последнюю надежду. Пальцы скользнули и разжались.


- Прости меня, прости, - голос его бурлил от эмоций. – Мне нужно успокоиться. Я очень рад, что тебе лучше. Очень рад... Зайду позже, хорошо?


Его рука выскользнула. Девушке не хотелось отпускать его взглядом, но он смотрел себе под ноги и уже пятился к двери.


- Мне так жаль, - почти пропищала она, видя, что он застыл у выхода.


Эти глупые слова повисли в воздухе между ними. Марьяна знала, что ему хотелось улыбнуться и притянуть ее к себе, она видела это по его лицу. Все его эмоции всегда лежали на поверхности и легко читались. Но все это испарилось в секунду, осталась только боль в застывших, неподвижных глазах и дрожащие, сжатые в прямую линию губы. Ему не хотелось обижать ее, не хотелось отталкивать, но по-другому он не мог.


- Пожалуйста, - попросила она почти шепотом, и боль всех лет одиночества вырвалась из души и легла тяжестью на ее плечи. Марьяна в последний момент решилась-таки ухватиться за последнюю возможность остановить его. – Я не могу без тебя!


Она признавалась в этом впервые даже самой себе. И ждала реакции.


Его, судя по всему, это признание особо не впечатлило. Сергей схватился за ручку двери, о чем-то раздумывая и не решаясь выйти. Его Мари уже, кажется, перестала для него существовать. Он замер, повернувшись к ней полу-боком. Она тоже не спешила отворачиваться, хотя уже все поняла. Таращилась на него во все глаза, чувствуя, как его силуэт расплывается в потоке предательски нахлынувших слез. И не верила. Не верила, что можно вот так. Так холодно и равнодушно. Уйти.


Как мог он быть таким спокойным? Таким отрешенным, невозмутимым. Чужим…


Марьяна смотрела, не моргая.


Если он сейчас выйдет, они никогда уже не будут вместе.


Он никогда не познакомится с ее новыми привычками, мыслями, увлечениями, с новой ней. Никогда не разделит с ней мечты.


Он никогда не узнает, чем она жила эти годы без него.


Он никогда не провезет ее на мотоцикле по тому самому полю, где они были счастливы однажды летом.


Он никогда не вернется ни сюда, ни в ее квартиру, ни в ее жизнь.


Он никогда не вернется. Никогда.


И подлая вселенная продолжит свое существование, несмотря на это…


- Я зайду позже, - зачем-то сказал он и резко дернул ручку на себя.


Она осталась сидеть, не в силах издать ни звука. Марьяна не могла больше дышать, не могла слушать, сидеть, жить. Не могла.


- Пожалуйста, не уходи, - простонала она себе под нос, отворачиваясь к стене и закусывая зубами простынь.


Громко хлопнула дверь за ее спиной.


С таким звуком, наверное, рушится мир. Девушка вздрогнула и сильнее, до противного скрипа, вцепилась в застиранное постельное, теперь еще и дрожащими руками. Слезы стекали по ее щекам и исчезали в подушке. Сознание отказывало принять то, что произошло. Как можно было быть такой глупой, чтобы поверить во второй шанс для них двоих? Чтобы поверить в то, что его поцелуи могли значить что-то серьезное? И как можно было позволить так унизить себя?


Она закрыла глаза, представляя, что он ложится сзади, обнимает ее крепко и прижимает к себе. Обхватила себя руками и прикусила губу. Никто не должен слышать ее стонов, видеть ее слез. Нужно оставаться сильной до последнего.


Кольцо его сильных, пусть и воображаемых, рук мягко сомкнулось у нее на груди. Казалось, Марьяна чувствовала не только его тепло, но и запах. Родной и такой нужный.


До боли.


- Может, не самое лучшее время. И я не та, что нужна тебе, но ты должен знать. Ты нужен мне больше, чем кто-либо другой в моей жизни. Я скучаю по тебе больше, чем по кому бы то ни было. И я люблю тебя сильнее всех на свете…


Слова Марьяны повисли в тишине больничной палаты, так никем и не услышанные. А, может, она и не произносила их вслух. Все смешалось. Прошлое и настоящее, сон и явь, жизнь и смерть.


Слезы рекой потекли по россыпи веснушек на ее щеках. Ей было очень больно, поэтому в этот раз сдержать стон не удалось. Как не удалось победить время, пожирающее все, что было когда-то очень ценно и дорого. Время, иссушающее души, уничтожающее чувства. Не все в жизни удается вернуть обратно. Но она хотя бы попробовала. Сделала это, несмотря на гордость. И опять осталась одна.


Просто, видимо, у высших сил закончился лимит на чудеса.


Марьяна укрылась одеялом с головой, всхлипнула пару раз, попыталась успокоиться и вдруг разразилась новыми слезами.


Одиночество – это планета, в которой океаны высохли, деревья сбросили листву, земля забыла, как быть плодородной. Одиночество – это планета, которая расцветает зеленью всякий раз, когда ей достается немного приветливого дождя. Планета, которая может вдруг начать вращаться, стоит Солнцу обогреть ее своими лучами, или покрыться серым льдом в его отсутствие. Планета, на которой очень тяжело выжить. Которая непременно поглотит тебя, стоит только позволить себе на ней оказаться.


Эпилог

Он слышал ее это жалобное и умоляющее «пожалуйста, не уходи», и ему действительно очень хотелось остаться.


Но ноги сами несли его прочь. Все, о чем он даже боялся думать, вдруг становилось настолько реальным, что жутко пугало его. Вот оно, только протяни руку и возьми, но он опять бежал.


По-другому нельзя, ведь каждый давно выбрал свой путь. В одну воду не войти дважды. Глядя в ее зеленые глаза, он понял сразу, чего ждать. Он хотел и не хотел этого одновременно. Знал, что причинит ей боль. Но остаться было неправильным, даже если она сама так решила.


Сергей открыл дверь машины, сел внутрь и со звоном захлопнул ее за собой. Чертов шарф никак не хотел развязываться, душил его, словно змеей прицепившись намертво. Зачем только он наматывал его, как дурак, спускаясь по лестнице? Чтобы занять руки, которые, будто став чужими, намеревались довести до изнеможения своего хозяина.


Да, он ненавидел себя. В очередной раз. За трусость, за жестокость и за то, что был недостоин этой красивой и блестевшей глазами женщины. Ноги уперлись в резиновый коврик на полу, руки принялись остервенело колотить по рулю.


- Тварь, тварь, тварь, тварь. Сука! Какой же ты урод...


Почувствовав резкую боль в костяшках пальцев, он обессиленно откинулся на спинку сидения и дал волю слезам. Он не позволял себе этого даже на войне, будучи совсем еще молоденьким мальчишкой. Кулак еще несколько раз тяжело опустился на колено, отдаваясь болью в мышцах.


Курить не хотелось. Первый раз в жизни он переживал так, что рука не тянулась к сигаретам. Губы дрожали.


К чему теперь это? Можно было вообще бросить.


Бросить курить, дышать, жить. После того, что он собственноручно сотворил с любовью всей его жизни, все дальнейшее вряд ли было бы чем-то большим, чем просто существованием. Серым и бесцельным. Донских нащупал во внутреннем кармане обручальное кольцо, достал и вытянул перед собой на ладони.


Свет упал на ободок, высвечивая на зимнем солнышке мелкую гравировку внутри украшения - «М и С». Глаза, не переставая, слезились. Он вытер кулаком влагу из-под глаз и с колючих небритых скул. Спешно спрятав кольцо обратно, Сергей завел автомобиль и сорвал его с места, чуть не задев опускавшийся шлагбаум. Ему хотелось убраться отсюда поскорее, потому что он только что всё для себя решил.


Сторож выглянул из своей будки, покачал головой и недовольно проворчал что-то про то, сколько сумасшедших развелось вокруг, а им еще и права выдают. Но его никто не услышал. Выезд со стоянки уже давно опустел.