Играть по нотам, едва касаясь клавиш и, уж тем более, не фальшивить.

Отец клана – это тот человек, который, в первую очередь, силен интеллектом. Он умеет выбирать верную стратегию, видеть на три шага вперед, организовывать всех и управлять семьей без физического и морального насилия, в семидесяти процентах случаев достаточно.

Смотреть на то, как Стефан прикасается и наносит раны Миа, было отвратительно.

У меня легкие сдавило от одного взгляда на мучения этой красивой молодой женщины. Захотелось отплатить пулей за каждый волос, что упал с дрожащей головы Амелии.

Не заслужила всего этого птичка. Она жертва обстоятельств и наших манипуляций, только и всего.

Разве не заслужила?

В её жилах течет кровь твоего врага. Омерта гласит: кровь за кровь. Закон вселенной говорит о том, что на любое действие, есть свое противодействие. Когда дело касается межклановых обид и вендетты, кармический долг всегда должен быть возвращен его создателю. Не так важно, через какого родственника. Она – Ди Карло.

Внутренние инстинкты, облачившись в облик хищного зверя, гордо расправляют плечи и встают на задние лапы. Он прыгает в нетерпении, заставляя каждую мышцу тела напрячься от сладостного предвкушения расправы над беззащитной птичкой. Безжалостно царапает когтями изнанку грудной клетки, представляя, как тоже самое будет делать с её нежной, прозрачной кожей.

Возьми её.

Клейми и используй. Истязай, чтобы слезы твоей матери на том свете, наконец, стихли. Чтобы больше не слышал её предсмертные крики, полные боли и страданий, пусть их заглушат стоны и мольбы Амелии Ди Карло, порви её на куски, разорви в клочья, разбей на атомы, преврати в пыль, уничтожь Миа.

Отомсти за ту, что подарила тебе жизнь.

Ощущаю, как на лбу проступает испарина. Тяжелые капли пота стекают по вискам, встряхиваю головой, избавляясь от звуков шипящего голоса внутри. Змей-искуситель есть в каждом из нас, и именно он неумолимо, день за днём, толкает нас на грешные деяния. Сможем ли мы заглушить его голос или пойдём на его поводу – выбор за нами.

Вместо того, чтобы прислушаться к нему сейчас, я достаю пару дезинфицирующих средств из аптечки и специальные приклеивающиеся бинты с антисептиком, чтобы обработать порезы Мии.

Я знаю, чем чревато, если не сделать этого максимально быстро. Заражением крови или попаданием инфекций внутрь раны. И сейчас необходимо отбросить мысли о своем демонстративном нападении на брата и последствиям, к которым оно приведет.

Буду решать проблемы по мере их поступления. И как-нибудь отмахнусь, если мне предъявят претензии за поведение влюбленного мальчишки.

Это не так.

Я не питаю к девушке каких-либо глубоких чувств. Это просто какая-то одержимая потребность – смотреть на неё, сгорая от жажды прикоснуться. Вдохнуть её – это все физические, низменные потребности. Мои любимые инстинкты.

– Ты не только бандит, но ещё и врач? – вспыхивает девушка, когда я преодолеваю расстояние между нами. Её взгляд изучающе скользит по препаратам первой помощи, и она нервным движением приподнимает, то правую, то левую ногу. Эффект создается соблазнительный и впечатляющий, но я стараюсь не смотреть на её подрагивающую задницу, обтянутую тканью длинной хлопковой рубашки.

– Я не бандит. Я бизнесмен, – поясняю я коротко, присаживаясь на журнальный столик. Он прочный. И выносил на себе вес не только моего тела и много жарких акробатических па, впрочем, не так важно.

– А эти бешеные гончие во главе с Люцифером тоже бизнесмены? – откровенно язвит девушка, сдвигая густые и пушистые брови к тонкой переносице.

Стараюсь не испытывать это проклятое эстетическое наслаждение, просто глядя в её черты.

Выразительные, цепляющие незримым арканом. Не думал, что когда-нибудь подумаю об этом, но эта маленькая и хрупая девочка хватает за яйца одним лишь взглядом.

И я даже отдаю себе отчет в том, что опошляю и обесцениваю её красоту подобной мыслью намеренно.

– Они – вышедшие из-под контроля сотрудники, – стараясь держать под контролем эмоции и желание повысить на Амелию голос, скупо отрезаю я. – А когда сотрудники компании творят, что им вздумается, за дело приходится браться самому, – взглядом приказываю девчонке лечь смирно и открываю бутылёк с обеззараживающим раствором.

Девушка фыркает в ответ, но ложится ровно, позволяя мне взглядом изучить её спину. Раны не глубокие, несмотря на очерченные кровавые дорожки.

Черт…

Надо было придушить ублюдка.

Миа легко отделалась. Если бы Стефан увлекся, последствия могли быть плачевными. Если на этой нежной коже хоть один, бл*дь, шрам останется, я за себя не отвечаю, братец.

– И какой же у вас бизнес, позвольте спросить? Торговля людьми?! – пытает меня Амелия, закипая от ярости. И откуда у неё силы, после экзекуции от моего полоумного брата?

– Таким бизнесом наша семья не занимается, – будничным тоном ввожу в курс дел девушку. И не лгу.

У нас есть сеть борделей, но все шлюхи, которые там есть, «продают» себя по собственной воле. Наш клуб выступает лишь посредником между проституткой и клиентом. Им занимаюсь не я. Но Амелии эти тонкости и подробности знать не обязательно.

– Говоришь таким святым голосом, словно вы действительно занимаетесь чем-то полезным, ещё и на благотворительность выручку жертвуете. Почему один из вас меня калечит, а другой лечит? – испепеляет мой кулак с зажатым лекарством, Миа. – И вообще, ты уверен, что знаешь, как правильно обрабатывать раны? Дай я сама… – приподнимается на одной руке и тянет ко мне вторую, но я лишь коротко качаю головой, выразительно приподнимая брови.

Птичка тушуется и понимает без слов – здесь не её взлетная полоса и стоит сложить свои трепещущие крылья.

– Место, uccellino. Всегда знай своё место, – медленно доношу до неё я. – В этом доме у тебя нет никаких прав. Так что запомни два волшебных слова «слушаюсь и повинуюсь». Особенно рядом со мной. Только я могу обеспечить тебе защиту здесь, Миа. И почти ничего за это не потребую, – произношу двусмысленным тоном. В мыслях на мгновение пролетают развратные, горячие, разнузданные образы того, какого рода оплату я бы взял с Мии Ди Карло…

– Слушаюсь и повинуюсь, – смеет передразнивать птичка. – Ты серьезно? Я что, джин тебе? Или рабыня? – окончательно свирепеет девушка. Даже удивительно. Ей стоит быть благодарной за то, что я спас её задницу несколько раз подряд, а она ещё успевает дерзить.

Мне это нравится. Не люблю покладистых. Секс с ними скучный и пресный. А Миа, выходит, таит в себе не только свет, но и пламя.

– Я не называл тебя рабыней. И даже не намекал на рабство. Каждый видит то, что хочет видеть. Раз ты произнесла эту фразу, то картина, где я твой хозяин, а ты моя рабыня, уже появилась в твоем сознании. Выходит, осознанно или нет, но ты бы хотела воплотить её в жизнь. Или хотя бы попробовать, – вырывается из губ слишком тяжелая шутка, и лицо у меня соответствующее – каменное.

– Ах ты… – не находит от возмущения слов девушка.

– Я прав, – не замечаю, как уголки губ слегка ползут вверх. – Это нормально. Мечта всех инфантильных и хороших девочек – немного пошалить и быть наказанной, – поднимаю на неё взгляд, и встречаюсь с её взором в немом поединке.

Бл*дь, эти глаза.

Два кристально голубых колодца, что камнем утаскивают меня на своё дно. На сто метров… нет, на тысячу в глубину. Её пухлые губки призывно дрожат, как и острый подбородок, который придает её овальному лицу легкие очертания формы сердца.

– Ладно, давай вернемся к твоей спинке. Не хочу, чтобы ты подцепила заразу и умерла от заражения крови. На моем диване. Мне он нравится. И немного для других целей здесь стоит, – парирую я, ощущая резкий прилив крови в поясницу и в пах, когда, всего лишь на мгновение, представляю Мию обнаженную, вжатую попкой в диванные подушки. С широко расставленными в сторону ногами, закинутыми наверх руками, которыми она удерживает себя на месте, царапая мебельную кожу. Чтобы принять меня, вбивающегося в неё в медленном и безумном ритме. Полностью, до звона в яйцах и шлепков по её округлым ягодицам.

Чтобы она кричала подо мной, касалась пятками моих бедер. Движениями податливого тела и рваными словами на выдохе, умоляла меня брать тебя, поглощать тебя, трахать… девочка. Сильнее и глубже.

Черт, я бы хотел не думать об этом, не представлять. Но я не могу. Пока я чувствую себя львом, перед которым положили свежий шницель, но при этом посадили на цепь так, чтобы он не смог до него дотянуться. Думаю, Миа бы очень оскорбилась, если бы сейчас прочитала мои мысли, так что обращение «птичка» в сравнении со шницелем, должно ей льстить.

– Все это проклятое место создано не для меня. Кстати об этом, – девушка тщательно следит за каждым движением моих пальцев.

– Я знаю, что ты учишься на врача. Хватит все контролировать. Иначе верну тебя в камеру, – мне приходится пригвоздить её руки к подлокотнику дивана своим кулаком, чтобы приступить к обработке ран.

Замечаю, как прищурившись, она вновь обращает внимание на этикетку антисептика и нервно выдыхает, слегка дергаясь под моим руководством.

– Ладно. Отдаю бразды правления в ваши руки, сеньор, – говорит на итальянском. Акцент есть и очень явный, но её голос украшает один из моих родных языков. – И хватит называть меня птичка. Что за прозвище такое? – снова возникает эта несносная… uccelino.

– Очень тебе подходит. Я имею в виду твой голос, – замечаю, как её губы трогает легкая улыбка, в тот момент, когда я медленно обрабатываю края раны бактерицидным раствором. Она тает от моего комплимента, а я слишком заигрался в доброго мафиози.

Миа издает тихое «ауч», когда я берусь за самую четкую красную линию, высеченную на нежной коже.

– Сильно глубокие? – устало спрашивает девушка.