Киан расправляет плечи, когда отец, наконец, заканчивает свою речь. Сжимает ладони в кулаки, сбрасывая в них свою импульсивность. Естественно, ему не нравится плясать под дудку босса, у него не такой характер. Но, очевидно, он воспитан так, что интересы семьи ставит во главу своего мировоззрения.

– Я сделал это потому, что посчитал избиение девушки неуместным. А также, неуважением к моему решению, держать её взаперти, пока Доминик не даст нам вразумительного ответа, – четко озвучивает свою позицию Киан.

– Хм. Стефан выполнял мой приказ, и своими бездумными действиями ты оспорил решение дона. Посчитал это неуважением к ней? А об уважении к Отцу и своей семье ты не подумал? Ты думаешь, я слепой, Киан?! – с пренебрежением фыркает Энтони, кидая на меня высокомерный взгляд. – Кто она тебе? Жена, любовница? Лишь женщины нашей семьи достойны хорошего обращения и защиты. Она не стоит того, чтобы ты нарушил заповедь и пошел против моего сына. Ты душил его, Киан. Стефан сказал, что ты мог легко его убить. Помнится, на твоем счету есть жертвы, что были убиты голыми руками знаменитым захватом Киана Морте, – меня едва ли не выворачивает, когда я это слышу.

Что?! Уму непостижимо. Это ужасно, отвратительно, мерзко, грустно. Киан Морте лишается всякой человечности в моих глазах, а ангельский нимб спасителя растворяется над его головой за считанные секунды.

– Отец, Стефану уже двадцать девять лет, а он до сих пор не может за себя постоять и чуть что бежит к тебе жаловаться. Если судить по таким поступкам, то даже Вито и Блэс будут куда более адекватными приемниками. Насчет моей защиты в сторону девчонки Ди Карло, напоминаю, Отец, что она нужна нам живой, а не изувеченной. Это все, чем я руководствовался, когда поставил брата на место. Он мог выполнить твой приказ, но не перегибать. Неизвестно до какой степени он бы её изуродовал, не приди я вовремя. Стефан находился в совершенно неадекватном состоянии и получал удовольствие, издеваясь над жертвой. И не стоит преувеличивать мои заслуги, Отец. Я лишил жизни подобным образом лишь однажды, когда ты любезно попросил меня отомстить наркодилеру Вирджинии, – будничным тоном подмечает Киан.

– Мне плевать на то, чем ты руководствовался, Киан. Я впервые вижу тебя столь эмоциональным и вовлеченным в дела, после смерти Ванессы, – продолжает не прекращаемый батл двух несокрушимых титанов, Энтони. – Она никто, сын мой. Пустое место, Киан. Дочь вражеской семьи. Не так ли? – создается впечатление, что дон просто хочет вывести Киана на эмоции.

Хочет увидеть истинное отношение сына ко мне.

Но невозможно прочитать мысли того, кто способен ежесекундно контролировать свои эмоции и реакции тела.

– Которая имеет ценность, и ты это знаешь. Как и любой товар, что приносит нам деньги или власть, – равнодушным тоном оспаривает слова дона Киан, и нервно выдыхает, словно ему надоело мусолить одну и ту же тему с этим пытливым и дотошным мафиози, который способен морально втаптывать в пол одними словами. – Вот и всё.

– Верно говоришь, сын, но почему в твоих глазах я читаю о том, что она представляет ценность лично для тебя? – совершает контрольный выстрел неугомонный дон. Легкие сковывает льдом, я чувствую, как их разговор достиг своей кульминации, раскалив атмосферу в лофте до предела.

– Ты ошибаешься, отец, – небрежно поведя плечом, отвечает Киан. Словно лезвием по моему сердцу этими словами прошелся.

– Я поддался соблазну, повелся на упаковку товара, поэтому тебе могло так показаться. И только поэтому ты стал свидетелем сцены, которая не имеет ничего общего с моими истинными ценностями и интересами.

Интересно, он говорит это, чтобы защитить меня? Потому что звучат его слова так, словно ему действительно на меня совершенно плевать. И лишь мой наивный мозг придал случившемуся между нами слишком большое значение.

– Уверен? – прищурив веки, сканирует Киана на правду Энтони.

– Да. Абсолютно. Она – никто для меня, отец, как и другие женщины на один раз, – мое сердце только что залили легковоспламеняющимся веществом и подожгли к черту.

Окончательно снимаю розовые очки и трезво начинаю видеть происходящее. И ещё больше укоряю себя за то, что вообще принимала его прикосновения, спасение и заботу.

– Что ж, если это правда, Киан, и она никто, тогда ты знаешь, что делать, – за две секунды дон преодолевает расстояние между нами и уверенно вручает своему сыну револьвер. Я вздрагиваю непроизвольно, с губ срывается стон, полный заглушенной паники и отчаянья. Вся жизнь проходит перед глазами, когда Энтони Морте вновь щелкает пальцами, а меня ещё крепче сжимают сразу несколько пар сильных рук, из которых глупо и бесполезно вырываться. Все равно, что бежать от огня, находясь в эпицентре пожара.

Я замираю. Состояние «ни жива ни мертва» не оставляет мне шансов. Я настолько парализована ужасом, что не могу даже и кончиком пальца пошевелить.

Единственное, что могу сделать – поднять взгляд на Киана. Его точеные черты лица расплываются перед моим взором, веки выжигают слезы со вкусом мольбы и ненависти, ярости и непонимания. Абсолютного неверия в то, что все происходящее – реально.

Но, кажется, поверить придется. Киан отвечает мне пристальным взглядом. Черные глаза покрываются корочкой льда, становясь нечитаемыми, пустыми. Я вижу истинную суть своего Призрака снова и знаю, что если Энтони меня не помилует, Киан станет его рукой, что оборвет мою жизнь.

– Ты серьезно? – переспрашивает у дона Киан, переводя на него взгляд лишь на мгновение.

– Я серьезно, Киан. Мера моего наказания за нападение на Стефана будет радикальна. Ванессе прощалось многое и то, как ты защищал её. Она была твоей женой, членом нашей семьи. А эта дрянь. Кто она, чтобы ты поднял из-за неё руку на брата и нарушил правила иерархии и омерты? Кто тебя знает, не проучи я тебя сегодня, и ты поднимешь на меня руку завтра? Убей её. И стреляй в голову, сын мой. Я милосерден – пусть помрет сразу и без мучений, – бесстрастным тоном выдает дон Морте.

Удары моего сердца становятся такими сильными и гулкими, что мне уже сейчас кажется, будто я умру от его остановки куда раньше, чем Киан пустит мне пулю в лоб.

А, судя по его решительному и отчужденному виду, он непременно это сделает.

И, подтверждая мои мысли, Киан Морте поднимает вверх руку с револьвером. Когда я понимаю, что смертельное оружие нацелено точно на зону «третьего глаза», по всему телу проходит нервная дрожь, а рубашка Киана на мне промокает за одно мгновение.

– Киан, нет, пожалуйста, – едва слышно шепчу я. – Не делай этого. Ты не такой. Господи, да что я вам сделала?! – срываюсь на дона, смерив его испепеляющим взглядом. – Киан, пожалуйста. Я хочу жить, – стараясь не плакать, лепечу я, отчаянно шмыгая носом.

Удивительно, но я даже не бьюсь в истерике.

До сих пор нет осознания и веры в эту реальность.

– Как мило, ты ещё и медлишь, позволяя жертве разговаривать и умолять тебя о пощаде. Успел привязаться к девчонке Ди Карло? Прямо как у Шекспира, сын мой. «Коль буйны радости, конец их буен; В победе – смерть их; как огонь и порох, они сгорают в поцелуе», – цитируя Шекспира и строя из себя Нострадамуса, провозглашает стихами дон. – Вперед, Киан.

– Если она умрет, – ледяным тоном рассуждает Киан. – Последствия будут необратимы. И мы так и не получим от Ди Карло то, чего хотим, – Киан явно намерен поторговаться за мою жизнь, да только радости от этого никакой. Он упал в моих глазах, когда пелена страсти и влюбленности спала с мох глаз. – Будет много крови. Мы потеряем кучу денег. Зачем нам это нужно?

– Плевать! Разберемся потом, – рявкает дон. Создается ощущение, что Энтони согласен с Кианом и просто проверяет его, берет на «слабо». Хочет понять, представляю ли я ценность для Киана. – Жми на курок. Это мое последнее слово, – отдает сухой приказ босс.

А потом… Киан делает это. Убивает меня.

Я будто сжимаюсь до размеров крупицы. Зажмурив глаза, вдыхаю в последний раз. Сердце бьется, как оголтелое, ток крови в ушах заглушает все остальные звуки. Грудная клетка болит, что дышать нет сил.

Я умираю, умерла. Раз не чувствую боли, правда? Вокруг меня тьма, полнейшее забвение. Кажется, что от ужаса, душа просто выходит из тела и я словно вижу себя со стороны, и уже прощаюсь со своими близкими, с собой, вспоминая лица родителей.

Они ждали меня, но не хотели бы видеть рядом так скоро.

Наконец, я слышу чей-то глухой смешок, будто сквозь вату. Так значит, после смерти мы тоже слышим звуки и ещё какое-то время находимся на земле?

Наконец, мои веки дергаются и я открываю глаза. По-настоящему. Физически. И понимаю, что не погибла, а все фантомные ощущения смерти были не более чем галлюцинацией замученной психики.

Киан нажал на спусковой крючок, в этом нет сомнений. Однако, пуля не вышла. Не думала, что когда-либо окажусь азартным игроком в знаменитой игре «сопрано».[15]

Первая мысль: я жива. Кажется, я все ещё жива! Но надолго ли?

Вторая: Киан Морте мог убить меня. Легко. Непринужденно. Даже не вспотел бы, ублюдок.

Он просто зверь, нелюдь, чудовище, для которого бесценный дар жизни не имеет никакого значения. А я, я таяла от прикосновений убийцы, идиотка, но больше себе такой глупости не позволю.

Пусть только попробует до меня дотронуться. Я все расскажу Алессандро, хотя, возможно, это будет ошибкой. Они убьют друг друга.

– Ты чудовище! – выплевываю я Киану в лицо, когда, наконец, прихожу в себя. – У тебя черное сердце! И ты сгниешь в аду, слышишь? – проклинаю его я. – И ты! – обращаюсь к самому дону клана. – И вся ваша гнилая и преступная семья, – задыхаюсь, срываясь на плач и неконтролируемую истерику.

У меня сдают нервы, и я просто начинаю рыдать и выть во весь голос, наплевав на то, что меня могут заткнуть кляпом.

– Я уж думал, ты этого не сделаешь. Девчонке повезло, – Энтони выразительно смотрит на Киана, который до сих пор держит в руках смертоносный револьвер. – Конечно, все это было шоу, сын. Я приказал убить её, чтобы проверить твою верность, – буднично подводит черту Энтони.