– Полегче, Мили, – её взгляд несет в себе характер мятежной бури, когда я называю её новым производным от её имени. – Твой дядя ничего нам не сделает. Мы – Морте, и у нас есть определенные договоренности с чиновниками, властями и профсоюзами, и никто просто так не переходит нам дорогу. Это все равно, что перекрыть трубу, откуда в семьи, в частности Ди Карло поступают огромные деньги. А деньги это что, как ты думаешь? Что это, Мия?

– Жалкие бумажки, которые ты можешь засунуть себе в задницу, – выпускает в меня очередную молнию, Мия.

– Это свобода, Амелия. А свобода – это жизнь.

– Цитата морального урода и циника.

– Итак, продолжим, – закрываю её наивные изречения я. – Конечно, определенные удары могут быть, но они не фатальны для нашей семьи. Так или иначе, все пять семей беспрерывно играют в карты, но только мы, семья Морте, имеем на руках больше половины козырей из колоды. Если ты понимаешь, о чем я, – крепче сжимаю ладонь на руле, проносясь вперед по едва освещённой трассе. Стараюсь не смотреть на Мию, которая до сих пор облачена только в мою рубашку. Если бы она стояла, эта чертова тряпка закрывала бы её ноги до середины бедер.

– Что ещё за семьи? Все время повторяешь «семьи, семьи» и «кланы, кланы», – допытывается девушка, не переставая источать волны ненависти, от которых плавится не только мое терпение, но и воздух в машине. – Черт возьми, ты чуть не вышиб мне голову, а я вообще с тобой разговариваю… – укоряя себя, выдыхает девушка.

Она чертовски забавная в такие моменты. Когда говорит сама с собой и осуждает себя за свои же желания и внутреннее, тотальное доверие ко мне.

Вопреки «покушению» на её жизнь.

– Просто знай: я тебя ненавижу. И я этого так не оставлю, – вновь угрожает мне Мия, но у меня её слова вызывают лишь скептическую улыбку.

Колибри против орла бессильна, птичка. Разве ты не понимаешь простых вещей?

– Хорошо. Думаю, тебе стоит знать теорию в общих чертах. Все равно тебе многое расскажет дядя, когда ты вернешься и задашь ему ряд вопросов.

– Ты везешь меня домой? – оторопев, восклицает девушка и я коротко киваю.

– Пять семей, которые носят фамилии: Морте, Ди Карло, Форд, О`Коннел, Кинг, – нервно сглатываю, услышав знакомые фамилии. – Предки наших с тобой семей – итальянцы, осуществляющие преступную деятельность и сбежавшие в США от правосудия на Сицилии, – словно робот выдает Киан, пока я забываю, как дышать. В животе снежный ком образуется, пускающий холодок по всему телу. – Тем самым вторглись на территорию господствующих американских семей. После ряда междоусобиц, семьи организовали свой собственный орган власти, где официально поделили территории и некоторые сферы деятельности. Но, конечно, это все осталось формальностью. Конфликты между кланами продолжились и продолжаются до сих пор, хоть и стали более редкими, цивилизованными и менее кровопролитными. Между нами есть договоренности, которые приносят выгоду каждому клану. И, когда они нарушаются, начинаются войны. Или когда кто-либо не выполняет свои обязанности, или ещё хуже – сдает власти, не играющей на стороне мафии. Вот тебе краткая история, Мия. Поэтому вся наша жизнь – пыль. Скоротечная, хаотичная, смертная. Ещё вопросы?

– Но семья О`Коннелов – это члены федерального суда! А Кинги, насколько я знаю, владеют крупнейшим банком в стране! Что ты, черт подери, такое несешь?! А Майкл… – мне очень не нравится с каким трепетом и придыханием она произносит его имя. – Точнее, Форды – строители элитной недвижимости на Манхэттене. Это законопослушные граждане, замечательные люди, владельцы бизнеса! – с ангельской наивностью в голосе возмущается девушка, пытаясь взмахнуть закованными в наручники запястьями. Очевидно, что она кипит от негодования. А я, возможно, рассказал ей слишком много, но так или иначе, она все равно узнает всю подноготную своего настоящего мира.

– Я тоже владелец бизнеса, помнишь? Прямо-таки Большой Босс, – парирую я с усмешкой, несмотря на то, что эти слова вызывают рвотный рефлекс. – Можешь мне не верить, Мия. Ты спросила про пять семей, я пояснил. Все.

– Я хочу, чтобы все это больше меня не касалось! Никогда! – вновь начинает заходиться в небольшой истерике птичка.

– Ты рождена в этой семье, пусть и не дочь Доминика. Смирись и рот закрой, – ударяю по рулю я, изрядно устав от панических нот в её голосе. – И мне плевать на то, что ты хочешь, – озлобленно рычу я, следом совершая то, чего она никак не ожидает. – Успокойся, – властным и жестким движением накрываю её обнаженное колено ладонью и медленно поднимаю его выше, по обнаженной, покрытой острыми мурашками, коже. Останавливаюсь, достигая области чуть выше середины бедра и слегка сдавливаю.

Ставлю машину на режим автоматического управления. Очень выгодная функция, которая, до этого дня, пригодилась мне лишь однажды.

Ночь. Бар. Шлюха. И её авторская техника минета. Я не запомнил её лица. Но хорошо помню то, как неумело она прикрывала губами зубы.

Амелия далеко не шлюха, но когда я чего-то хочу, то стараюсь не думать о моральной стороне вопроса.

Одномоментно наши взгляды с ней переплетаются в танце мощнейшего противостояния.

Её огромные, светлые и чистые глаза, разбавленные горечью и ненавистью, берут меня в плен, за грудки, так что внутри все печет и царапает по изнанке кожи. Мой взгляд с маниакальной одержимостью подмечает детали: слегка спутанные и растрепанные волосы в беспорядочном хаосе касаются её плеч и ключиц, моя рубашка ей велика, и это открывает мне отличный обзор на маленькую ложбинку между налитыми полушариями груди, на которую мне вновь хочется совершить свое насильственное покушение. Вновь поднимаю взгляд на лицо Мили, на приоткрытые в выдохе губы, кровь с бешеной скоростью циркулирует по телу, пробуждая базовые инстинкты и увеличивая низменную потребность.

Черт возьми, мы не закончили. Уже два долбаных раза. И знаю, что мне будет недостаточно сбросить напряжение с другой.

Её хочу. Свою птичку. Да, но после произосшедшего в лофте, я получу от неё все, что пожелаю только принудительным образом.

Что ж, меня это не останавливает, а, наоборот, приглашает к действиям.

– Скажи мне, ты хочешь жить, uccelino? – поддеваю её подбородок указательным пальцем, большим надавливая на нижнюю губку. Лицо Амелии искажается от отвращения ко мне, но я знаю, чувствую её пульс.

– Да! Подальше от тебя, от вас… – гордо заявляет девушка.

– Стоп, достаточно «да». Если ответ «да, я хочу жить, Киан», тогда тебе придется принять мое предложение, bella.

– Отпусти меня. Слышать не хочу ни о каком предложении. Никаких общих дел не хочу иметь с тобой, с вашей дикой семьей, – в который раз посылает меня Миа, пытаясь замахнуться на меня сцепленными руками, но я отражаю её удар, поймав за предплечья. Достав из бардачка ключ, быстро открываю замок железных оков, освобождая её.

И ещё кое-что достаю из кармана джинсов. Крошечное кольцо, которое чертовски трудно держать своими большими пальцами, но я справлюсь. Моя рука не дрогнет, когда я надену его на палец Мии, фактически подписав ей смертный приговор, с небольшой «оговоркой»: если я этого не сделаю, она умрет гораздо раньше.

И без шансов на спасение.

– Тебе придется иметь со ной общие дела, Амелия Ди Карло. С этой секунды, ты – моя. Или ты будешь принадлежать мне по закону. Или ты будешь принадлежать земле, – её глаза становятся ещё больше, округлее. Напуганная малышка всем телом вжимается в сиденье авто, в ответ я крепче сжимаю её запястья и ладони.

До боли, до полного отражения во взоре её готовности быть ведомой мной. Чтобы даже думать не смела, дура, сопротивляться и пытаться уйти от наилучшего для себя расклада.

Наши тела вибрируют, едва уловимо дрожат в такт, взгляды буквально съедают друг друга иллюзорными молниями.

От страха она настолько теряется, что у меня появляется возможность легко и быстро надеть кольцо на её безымянный палец.

Я не умею делать предложения, птичка, прости. Только заявлять свои права на женщину, которую выбрал. Хотя, разумеется, я бы не стал спешить с документальным подтверждением, но в данном случае, брак со мной – это не только часть плана, но и радикальная мера безопасности для Амелии.

– Платина. Восьмикаратный брильянт, – оповещаю небрежно. – Только попробуй выкинуть его, детка. Это кольцо ты снимешь с себя только с пальцем. Договорились? – вкрадчивым, угрожающим тоном, предупреждаю Амелию. Глядя в глаза ей, подавляя и гипнотизируя.

Читаю в глазах Мии, что она сдается мне, несмотря на надутые губы и брови сложенные перевернутым «домиком».

Знаю, что не посмеет ослушаться. И сама понимает, что не сможет снять, выкинуть, расстаться с моей черной меткой.

Я успел понять, как устроена её ещё несформированная психика маленькой девочки.

И знаю, какие шаги нужно предпринять и что ей сказать, чтобы Мия пошла по дороге, которую выбрал и расчистил для неё я.

– Ты моя женщина. Моя невеста. Или труп, – ледяным тоном предлагаю неутешительные для Амелии варианты. – Выбор за тобой, – в её глазах блестят слезы, ослепляющие сильнее алмаза, сверкающего в свете проезжающих по трассе машин. Она кусает свои мягкие губы в трещинках, взывая к моему внутреннему зверю.

Питает и наполняет меня своей горячей ненавистью, что невидимым энергетическим шлейфом сочится из каждой поры на её коже.

С некоторых пор её эмоции – это мое топливо, моя одержимость.

– Хорошенько подумай, прежде чем возмущаться, сопротивляться, и отвечать «нет». Я думаю, ты уже понимаешь, какими последствиями грозят споры с мужчинами Морте.

Нервно сглотнув, Амелия наконец, набирает в легкие побольше воздуха и свирепо выпаливает:

– Ты больной, да? – произносит тихим, блаженным и шокированным голосом. – Что ты делаешь? Что ты несешь, Морте? Невеста?! – срывается на истерический хохот Мия. – Я ненавижу тебя всем сердцем! – в зрачках голубых глаз поднимаются багровые искры пламени. Неистовые, мощные, восхитительные.