– Я никогда не буду твоей невестой! Твоей женщиной. Подстилкой, шлюхой, – с издевкой перечислят и дерзит девушка.

А вот с этими словами она погорячилась. Но меня привлекают варианты, что выдает её подсознание.

– И никогда не выйду замуж за убийцу. Я бы не выбрала тебя, даже если бы ты был последним мужчиной на земле, – эффектно лжет Мия, пытаясь убедить в этом саму себя.

Не меня. Меня убеждать не надо.

Я вообще в её словах не нуждаюсь. Я все прекрасно вижу и слышу, чувствую.

– У нас с тобой, знаешь ли, разные моральные принципы и ценности в жизни! В отличии от тебя я не считаю людей пылью! Боже, одно лишь твое присутствие мне омерзительно, Киан Морте, – пытается вскинуть подбородок, но я резко останавливаю её речь и обхватываю скулы Мии, не рассчитав силу. Самого трясет, по виску стекает ледяная капля пота. Щекочет, царапает шрам от пули, что напоминает обо всей тьме, что есть внутри меня.

– Моя подстилка, моя шлюха. Заметь, ты это сказала. Мне нравятся такие варианты, – рычу я, сквозь стиснутые зубы, снисходительно глядя на бунтующую мятежницу. – Омерзителен? Вот с этим готов поспорить, – выдыхаю в уголок её губ, резко опуская одну руку к нежным складочкам между ног девушки, которые она пытается быстро сжать, свести, закрыть мне доступ к чувствительному бугорку. Черта с два.

Моя теперь, каждой клеточкой. И на твоем теле, Мия Ди Карло для меня нет «табу».

Проникаю во влажную глубину средним пальцем, в который раз охреневая от того, насколько она тесная. Настолько, что мысли о её невинности становятся все более актуальными. Черт, а почему нет? Одним из ответов на мое предположение становится вскрик девушки, полный болезненных нот и отчаяния.

– Ты ещё девочка? – глухо спрашиваю я у её влажных губ, вибрирующих от рваного дыхания. – Говори. Скажи, ucellino. Я должен знать, чтобы не причинить тебе боль, – рычу я с долей отчаяния, потому что не привык быть бл*дь терпеливым, и сдержанным, но по ходу придется.

– Как ты можешь об этом спрашивать, – озлобленно бросает в ответ Мия. – Я не обязана перед тобой отчитываться. Но если так интересно, то конечно, нет, Киан Морте, – зачем-то отвечает она с напускным пафосом и гордостью, за которым пытается спрятать свои настоящие эмоции. – У меня есть мужчина, и это точно не ты! – пылко заявляет Мия.

Её слова действуют на меня как кислота, растворяющая внутри все предохранители, что удерживали от грубости, ограничивали внутреннего зверя, посадив его на цепь. Она только что взяла красную тряпку и просто махнула ею перед моим носом, забыв о том, что подобный трюк влечет за собой опасные последствия.

– Это точно я, детка. Запомни. И не смей больше никого принимать в эту малышку, – Мия вновь вскрикивает, когда я проникаю двумя пальцами в её лоно. Не глубоко, потому что она чертовски зажимается, не пуская меня. Я не врач, но она настолько туго сжимает часть моих пальцев, но что-то мне подсказывает, что Амелия ни разу не «б/у товар».

В принципе у меня нет никакого фетиша на невинность, но кататься на новой «машине из салона» всегда приятнее, чем на уже объезженной и опробованной кем-либо другим. Особенно, когда чувство собственничества у тебя по натуре обострено до предела.

Возможно, она лжет, или её призрачный мужчина не умудрился до конца взять то, что само плыло к нему в руки. Или этот долбанный мудак, перед которым она умудрилась раздвинуть ноги, её давно не трахал.

Кто бы он ни был, он больше и на метр к ней не приблизиться. Осталось лишь узнать, кто он. Если Майкл Форд, то проблема решена.

Не разрывая зрительного контакта с преисполненной гнева Амелией, кружу большим пальцем по её распухшему клитору. Пальцы с трудом толкаю чуть глубже, замечая признаки боли в выражении её лица. Несмотря на её возможную невинность, я намерен растянуть её узкое отверстие, прежде чем трахнуть до полного изнеможения и признания меня, как единственного мужчину, который будет проникать в эти мягкие стенки.

Она кричит, брыкается, но в какой-то момент расслабляется и инстинктивно чуть шире раздвигает ноги. То, что нужно, детка. Ещё шире, ещё смелее, иначе тебе будет больно.

Миа непроизвольно расслабляется, когда мои пальцы скользят по поверхности нежной кожи её бедер, размазывая влагу. Отвлекающий внимание маневр, с целью полного отключения страха и внутренней зажатости этой маленькой женщины.

– Лучше бы ты убил меня там! Лучше убей меня прямо сейчас! – в панике визжит и умоляет она, но вот её тело вполне себе легко отвечает на мои манипуляции. Лицо птички выражает болезненное сладострастие, наверняка окутавшее каждую клеточку её тела. Податливого, отзывчивого. Её упрямые губы твердят одно, а мелко дрожащие бедра совершенно другое. Как и соски, что ощущаются острыми даже через хлопковую ткань моей рубашки.

Избавляюсь от футболки за мгновение, срывая мешающий элемент одежды через голову. Хочу ощутить её кожа к коже. Стараюсь не думать о том, что происходит у меня в джинсах, иначе сдохну от всей этой долгой суетни, и убью сам себя вопросом, почему с ней я не могу поступить жестко, грязно, насильно. Как с другими, как со многими, как всегда.

Ответ прост: мне нужно большее.

Полное её желание, абсолютная покорность. Признание не только на уровне тела, но и словами, мольбами, стонами… а этого нет, лишь сопротивление и едва уловимое наслаждение, через призму сдержанности и подавления своих собственных желаний.

Дура. Ты не знаешь, от чего отказываешься. Но когда ты попробуешь, ты будешь просить ещё. Вечность. Пока будет биться твое сердце, которое я тоже заберу и присвою.

И ничего тебе не оставлю, я тебя… у тебя отниму, бл*дь, а не только у старого ублюдка Ди Карло.

– Помнится, в лофте ты умоляла меня совершенно о другом исходе. Определись, Амелия. И больше никаких криков. Расслабься, признай мою силу. Покорись. Прими меня, – рваным шепотом выдыхаю около её влажных губ. Наспех расстёгиваю брюки, и обхватив её дрожащую ладонь, насильно прижимаю к своему члену, позволяя ощутить всю мощь своего желания, похоти и одержимости. Прижавшись лбом к её лбу, не могу сдержать нетерпеливого стона и подаюсь бедрами вперед, прямо в её нежный кулачок, объятый моим. Острые ощущения простреливают позвоночник, я не привык сдерживать фрикции, но от этого воздержания, я закипаю только сильнее с каждой секундой, превращаясь в мощную бомбу с тестестероном, которую ждет одно из самых эпичных извержений в жизни.

Свихнуться можно. Я сам себе сейчас девственника напоминаю, бл*дь.

Но её трепет и ощутимая неопытность – это нечто новое для меня или давно забытое старое, не так важно.

А все новое жутко возбуждает и будоражит.

В глазах Амелии отражается нерешительность и стеснение, щеки розовеют за мгновение. Кажется, что она не дышит, а я, с диким отчаянием вновь толкаюсь в её оцепеневший на моем члене кулак. Приятное давление обволакивает пульсирующие вены, вызывая шипение. Удивительно, но это все заводит меня куда больше, чем недавние действия шлюх, которые обращались с моим стволом профессионально и дерзко, не стесняясь смотреть при этом в глаза.

Амелия же взгляд опускает… но я заставляю поднять властным движением.

– Наша прелюдия итак затянулась, – кажется, ничто не остановит меня сейчас, никакие возражения и вторжения третьих лиц. Даже если сам Энтони Морте сейчас откроет дверь Теслы и приставит кольт к моему виску, я не оторвусь от трепещущей и почти готовой для меня Мии Ди Карло.

Плевать. На все плевать.

Её кожа покрывается мелкой испариной, выдавая все её потаенные страхи. Но я наконец срываю сладкий стон с губ Мили, раскрывая ворот рубашки, накрывая её грудь ладонью. Слегка тяжелую, округлую, созданную для моей руки. Освобождаю Амелию от ненужной ткани, в тесном пространстве машины придвигаюсь ближе, придавливая собой девушку. Не оставляю Мие совершенно никакого выхода.

– Птичка готова расправить крылья? – усмехаюсь тихо. Не прекращая скользить пальцами по мягким складочкам, вгрызаюсь зубами в шею Амелии, спускаясь губами к груди и соскам, которым в который раз уделяю особое внимание. И каждый раз я дурею от того, насколько эстетично и красиво смотрится её офигенная небольшая грудь потрясающей формы. Иногда мне кажется, словно Мию кто-то создал по чертежу женщины в моей голове, настолько она в моем вкусе, от макушки головы до кончиков пальцев. А насчет вкуса, и говорить не стоит. Сладкая и соленая, терпкая и свежая… чувствую себя животным с обостренным обонянием, каждый раз вдыхая аромат её тела и кожи.

– Ты ублюдок, Морте, остановись, – находясь вне себя, в шаге от совместного безумия, она может всхлипнуть лишь свое скромное и жалкое возражение. Я сделал это, лишил на время её сил к сопротивлению, доводов сопротивляться и остатков разума. Уверен, что все, о чем она сейчас думает и все, что хочет получить – это оргазм и мой член.

– Нет. Не надо. Не смей. Мне больно. Будь ты проклят, животное, и убери от меня свои лапы, – возражает Миа, когда я вновь намереваюсь трахнуть и растянуть её пальцами. И на этот раз в её глазах вновь сверкает протест, словно она нашла в себе волю собраться с мыслями. В тот момент, когда я собираюсь снова вставить сразу два пальца в эту строптивую девочку, она вдруг делает отчаянный рывок ладонью и царапает мой шрам на виске, вызывая утробный рык и новый прилив в океане внутренней ярости.

Свирепею мгновенно, обхватываю хрупкую шейку этого неугомонного создания. Амелия напрягается и краснеет, цепляется за мои запястья, пытаясь отрезвить меня и ослабить хватку, которая запросто может привести её к асфиксии.

Взглядом заставляю строптивую женщину посмотреть мне в глаза.

– Хорошо, – ядовито улыбаюсь, слегка отпуская её. – Я не посмею, Мия, – обещаю я мрачно, и приложив силу, разворачиваю её к себе спиной, вытягивая руки девушки над головой. Наручниками приковываю её к изголовью кресла, предварительно сжав её ладони, чтобы она могла крепко держаться за него. Цепочка от оков проходит по обратной стороне сидения и поэтому Мие будет очень больно, каждый раз, когда она будет ослаблять хватку.