В салоне душно. Хочется открыть окно, но я этого не делаю. Вижу, что она по-прежнему сидит завернутая в куртку. Вряд ли согрелась.

— Что у тебя с рукой?

Ее пальцы касаются свежих ссадин на костяшках. Внутри все скручивается. Реально. Сумасшедшая реакция на ее прикосновения.

— Нормально, — перехватываю ее пальцы, — так, мелкое недоразумение.

Она шебуршит одеждой. Звуки становятся ближе, как и ее дыхание.

— Поцелуешь меня, Андрей? На моих губах нет помады…

Ее слова застревают в голове. Они сродни взрыву, что к чертям расхреначивает мое сознание в мелкую крошку.

Поворачиваюсь и напарываюсь на ее взгляд. Еська уже успела податься вперед и оставить между нами запас расстояния максимум в пять сантиметров.

Сгребаю ее в охапку и перетаскиваю на свои колени.

35


Есения


Меня до сих пор трясет. В машине тепло, но я ощущаю прохладу ветра и то, как ветви хлестко бьют по босым ногам, пока я бегу сквозь заросли, пытаясь побыстрее оказаться на дороге.

Меня преследуют. Я все еще не пережила эти жуткие минуты, пока бежала по ледяному асфальту без оглядки. Замедлиться хоть на секунду и посмотреть назад было невыносимо страшно. Казалось, стоит мне хоть немного сбавить темп, и я непременно угожу в лапы преследователя.

Громкий гул мотора и слепящий свет фар оказались спасением. Андрей успел. Он приехал. Не знаю, когда я еще чувствовала столько благодарности по отношению к одному-единственному человеку, как сейчас.

Слышу щелчок, и вереница вставших перед глазами воспоминаний тает. Я отчетливо вижу взгляд Панкратова. Бешеный, но вместе с тем голодный. Сводящий с ума и распаляющий меня с каждой прошедшей секундой все больше.

Куртка становится до боли неудобной, и мне хочется ее снять. Поднимаю ладони к шее и оголяю плечи, высвобождаясь из куртки.

Андрей рывком тянет меня на себя, и я сразу же оказываюсь на его коленях, плотно прижатой к горячей груди.

В горле застревают тысячи слов. Хочется снова сказать ему спасибо, но я чувствую, что могу, точнее, уже имею право выразить свои чувства иначе.

Тянусь ладонью к его лицу, трогаю небритую щеку и задерживаю дыхание.

Тик-так. Словно в тот самый день. В нашу первую встречу.

Тогда меня тоже окутывал дикий страх. С одной лишь разницей: в ту ночь Андрей был источником моих опасений. Сегодня же все иначе. Мир словно сошел с орбиты, а моя жизнь оказалась перевернутой вверх тормашками.

У него теплые и такие мягкие губы. Мы исследуем друг друга миллиметр за миллиметром.

Секунды превращаются в часы. Время останавливается. Щедро наделяя нас уединением.

Трусь щекой о его щеку, тяну носом запах древесного парфюма. Терпкого, с нотками горечи, как дорогой виски или же он сам.

Цепляюсь пальцами за твердые, крепкие плечи, пытаясь спрятаться, оградить себя от жестокого мира, что расстилается за дверьми машины.

Горячие поцелуи, покрывающие мою шею, сводят с ума. Я горю в его сильных руках. Плавлюсь в хватких объятиях и не хочу, чтобы это заканчивалось. Кожа между лопатками покрывается испариной. Становится невыносимо жарко.

В груди что-то болезненно екает, сердце сжимается, а когда его отпускает, оно заходится в бешеном ритме, когда ты просто не в состоянии сосчитать удары.

Наша затянувшаяся игра выходит из-под контроля.

Мужские ладони уверенно задирают подол моего платья до талии. Мне кажется, в моих зрачках застывает дымка ужаса, но я ловко игнорирую эту безумную и мешающую мне на протяжении жизни эмоцию.

Тотальный страх близости, откровений…

— Расслабься, — его хриплый шепот вызывает волну мурашек. Они мгновенно покрывают спину, грудь. Волоски на руках становятся дыбом от каждого нового прикосновения.

Их слишком много. Я утопаю в крепких и жадных объятиях. Они парализуют тело, которое становится мягче, податливее.

Я сама льну к широкой груди. Сгребаю в кулак светлую ткань футболки с размазанными отпечатками от красной помады на уровне пупка.

— Не могу, — обнимаю его шею. — Не могу, — шепчу в ответ. — Помоги мне.

Голос срывается. Шепот превращается в жалобный скулеж, и Андрей снова накрывает мои губы поцелуем. Жадным. Глубоким.

Пульс зашкаливает. Я удобнее устраиваюсь на его коленях, отдавая себе отчет в том, что он тоже на пределе.

Скольжу пальцами к пряжке ремня, но Андрей перехватывает мои руки, заводит их за спину, вынуждая опереться спиной на руль. Прилипнуть к нему лопатками.

Я распахиваю глаза. Ловлю его обезумевший взгляд и плавлюсь от одной только мысли о продолжении. Я на грани. Сегодня точно.

— Прелюдия закончена? — его бровь игриво ползет вверх, а я чувствую удар под дых. Грубый и очень болезненный толчок. Настоящее сваливается на плечи вперемешку с воспоминаниями.

То, как я начинаю себя ощущать… Хочется спрятать голову в песок.

За эти минуты я показала себя настоящую. Капитулировала и призналась, что хочу всего этого не меньше, чем он сам. Зачем?

Андрей ослабляет захват, а потом и вовсе отпускает мои руки.

Его грудь часто вздымается. Взгляд мечется по моему лицу. Хочется отвернуться.

Но, как только я пытаюсь это сделать, Андрей ловит мой подбородок пальцами, тянет на себя и снова целует. Снова заключает в порочный круг своих объятий, выбивая из меня последние остатки разума и выдержки.

Я чувствую подступающие слезы. Сегодняшняя ночь изрядно потрепала мои нервы. Я на пределе. Даже не представляю, сколько еще выдержу, прежде чем получу откат. А он будет. Истерика уже близко. Страх и осознание того ужаса, который мог бы со мной произойти, дышат в спину.

— Я не могу быть с тобой, — говорю громко. Слышу свой противный голос и крепко зажмуриваюсь. — Все это мы уже проходили.

— Я помню. У меня хорошая память, — обхватывает мои плечи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он встряхивает мое тело и вынуждает меня посмотреть ему в глаза.

— Но это ничего не меняет.

Его слова застревают в голове. Крутятся на повторе. Взгляд проникает под кожу, и я медленно киваю. Соглашаюсь со всем, что он сейчас скажет. Потому что устала бегать. Устала бояться. Устала прятаться.

Он давно показал, что с ним можно быть собой. Не нужно притворяться. Его не оттолкнут проблемы. С ним можно быть слабее и не стыдиться этого.

— Я это знаю, — растягиваю губы в полуулыбке. Как только я произношу это вслух, становится легче. Словно я отпустила частичку себя, что мучала мое сознание все это время.

Запредельное хочу и категорическое нельзя. А почему нельзя? Потому что все вокруг твердят, какой он плохой человек?

Но разве я лучше? В конечном счете подобное притягивается к подобному.

— Зачем ты мне сегодня позвонил? — обхватываю его руку, аккуратно дотрагиваясь подушечкой пальца до свежих ссадин на костяшках.

— Я тебя потерял. Просил же ждать меня и никуда не уходить.

— Просил, — податливо киваю, сосредотачивая взгляд на сбитой коже. — Откуда?

— Не важно.

Панкратов отстраняется, откидывается на подголовник, немного резковато выдергивая руку из моей ладони.

— Спасибо за подарок. Но я не могу его принять. Слишком дорого.

Андрей закатывает глаза и пересаживает меня на пассажирское сиденье. Всучивает свою куртку и заводит урчащий мотор.

Бросает беглый взгляд на часы и, кажется, матерится. Совсем тихо.

— Я отвезу тебя домой. Потом мне нужно будет уехать.

36


Андрей


Отвезти ее домой, проводить до дверей и уехать.

Так я думаю, пока не оказываюсь в эпицентре скандала. У Еськи нет ничего, кроме платья. Сумка и остальные ее шмотки еще в клубе забрала Бережная. Но, несмотря на это, она шарит рукой где-то сбоку, под косяком, и вытаскивает оттуда ключ.

— Припрятала с прошлого раза, когда забыла вещи в твоей машине, — поясняет.

Токарева уверенно отпирает замок и не менее уверенно переступает порог. Свет в прихожей зажигается сам собой, точнее, это делает ее мать, что стоит, уперев руки в боки.

Сразу вгрызается в меня свирепым взглядом, насквозь пропитанным желчью и презрением.

— Так это правда? — покачивает головой. Теперь уже смотрит на дочь. — Я же до последнего не верила. Думала, у папаши твоего язык без костей, вот и мелет всякую чушь! Ты посмотри на себя, на кого ты похожа? Как тебе не стыдно матери в глаза-то смотреть?! Вот, значит, откуда дороженный компьютер и…

— Мам, я…

Договорить она не успевает и почти сразу получает по лицу.

Пощечина. Хлесткая. Звонкая. На автомате тяну Еську назад. Она впечатывается в мою грудь и накрывает покрасневшую от удара щеку ладонью.

Я слышу ее громкое сердцебиение и не менее громкий выдох.

— Доченька, я…

Женщина, не веря своим глазам, смотрит на свою все еще вытянутую руку. Ее лицо мгновенно приобретает красноватый оттенок, а по щеке прокатывается слеза.

— Андрей, — Еська поворачивается ко мне, — езжай домой. Спасибо за все.

Она улыбается, поправляет растрепанные волосы и снова переходит черту. Перешагивает порог и оказывается в квартире по другую от меня сторону.

Дверь все еще открыта. Ее мать стоит позади, продолжая раздражающе причитать о том, какую глупость совершила и что вовсе этого не хотела.

Еся театрально закатывает глаза и, взмахнув рукой, закрывает дверь прямо перед моим носом. Хочется возмутиться и забрать ее из этого дурдома. Но кто я такой, чтобы за нее решать?!