Ольга Борискова - Он — мой лёд

Выброс, подкрут… Каждый раз я замирала и переставала дышать. И каждый раз, стоило нашим соперникам выполнить элемент, выдыхала, как будто бы сама была сейчас там, на льду. Совсем немного… До окончания проката оставалось совсем немного, и я уже почти было успокоилась.

- Тимур! – вскрикнула мама. Параллельный прыжок, как и у нас стоящий у её пары во второй половине программы, закончился падением.

Нервно выдохнув, я снова сжала борт. Падение…

Поднявшись, Тимур продолжил прокат. Вот только что-то было не так. Всё было не так! Прежние грациозность и лёгкость, однако я понимала – теперь это только видимость. Сердце, унявшееся было после того, как мы с Жаровым покинули лёд, зашлось пуще прежнего, в висках загрохотало. Чтобы досмотреть выступление до конца, мне пришлось пересилить себя. Нога…

Стоило паре оказаться возле борта, мама молча прошла мимо меня и встретила их. Подала чехлы вначале Наташе, потом Тиму. Перехватив его взгляд, я увидела ярость. Бессильную, болезненную. Тяжело дыша, он опёрся ладонью о бортик и поморщился.

Через несколько секунд все трое уже сидели на диванчике в «уголке слёз и поцелуев», дожидаясь оценок. Тяжёлым взглядом Тимур смотрел в монитор, тогда как рука Наташи лежала на его колене. Ревности я не чувствовала – только злость. Но причиной этому была не ладонь Каримовой. Он знал. Знал ещё до вылета в Берн! Всё встало на свои места. Старая травма…

- … это текущее второе место, - окончание фразы разбавили хлопки тысяч ладоней.

Несмотря ни на что, болельщики запомнили выступление пары, приняли его.

Молча встав, Тимур ушёл под трибуны. Недолго думая, я последовала за ним. Догнала уже в коридоре и, схватив за руку, заставила развернуться.

- Тимур, - голос мой звучал звонко и одновременно с этим в нём проскальзывали какие-то незнакомые сдавленные нотки.

- Не здесь, - указал он на раздевалку и, прихрамывая куда сильнее, чем прихрамывал Пашка, пошёл вперёд.

Удивительно, но раздевалка оказалась пустой.

- Почему ты не сказал раньше? – требовательно спросила я.

Тим не ответил. Только посмотрел на меня мрачно и устало. Я покачала головой, чувствуя такую же бессильную злость, которую видела в его глазах, когда он уходил со льда после выступления.

- Я надеялся, что мы дотянем до Олимпийских игр, - всё так же прихрамывая, он подошёл ближе.

- Когда? – выдавила я.

- Пару месяцев назад, - остановился в двух шагах. – Неудачный сальхов. Нога и раньше временами давала о себе знать, Оля.

- И что дальше? – голос мой прозвучал ещё глуше.

- Ничего, - твёрдый взгляд мне в глаза.

- Хочешь сказать, что вы сниметесь? – злость, и без того сильная, разгорелась пуще прежнего.

Я даже подумать не могла, что старый перелом лодыжки, полученный Тимуром ещё в юности, может напомнить о себе вот так… Так внезапно. Они с Каримовой ещё столького не сделали, столько не показали! Верить в происходящее я не желала. Вот только не верить было бы глупо. Потому что глядя в глаза Тимура, я понимала – если бы можно было что-то изменить, он бы изменил.

- Вы не сниметесь, - я схватила его за рубашку. – Ты не посмеешь.

- Оля, - он перехватил мою руку.

- Завтра ты выйдешь и откатаешь танго, - дёрнула на себя. – Откатаешь так, как последний раз в жизни, ясно тебе, Богданов?! – вглядывалась в его лицо, осознавая, что даже если он сделает это, скорее всего «как» будет неуместно.

Наступив на травмированную ногу, Тимур стиснул зубы. Крепко сжал моё запястье. Долгий взгляд мне в глаза.

- В этом нет смысла, - сказал он негромко. – Тем более… - цинично, презрительно усмехнулся, но презрение его не имело никакого отношения ко мне.

- Что тем более?

- Тем более в нашей сборной есть пара, способная принести России золото.

- Я хочу бороться с лучшими, - процедила, дёрнув его за рубашку. – Понял, Тимур? Только с лучшими, – опять покачала головой. – Господи… Ты всё знал. Какая же я дура… Должна была сразу понять.

- Прости, - он шумно, с рычанием, выдохнул.

-  Завтра ты выйдешь на лёд, - повторила я, глядя на него. Прямо ему в глаза. Прямо в синий-синий лёд. Потому что этот лёд был моим – я поняла это в тот момент, когда, стоя у борта, смотрела прокат короткой, когда поняла – его победе я буду рада так же, как и своей собственной. Для меня это было больше, чем признанием в чувствах, больше, чем признанием в любви.

- Пообещай, - крепче сжала его рубашку. – Пообещай, Тим, что сделаешь это. На уколах, но выйдешь и откатаешь так, чтобы зал встал.

И снова глаза в глаза. Лёд, окаймляющий черноту зрачков, стук его сердца совсем рядом и горячие пальцы вокруг моего запястья.

- Обещаю, - бархатный шёпот под кожу, по моему нутру и горячий лёд по сердцу. Горячий лёд его взгляда.

Оля

Этот вечер для меня оказался ещё более сложным, чем предыдущий. Несколько раз я порывалась пойти к Тимуру, чтобы… Чтобы что? Поговорить? Поддержать? Расспросить обо всём в мелочах? Злость во мне смешивалась с негодованием и досадой.

Ни разу за те два года, что мы с Тимом катались вместе, я не подумала о его старой травме. Что было бы, если бы мы всё ещё продолжали вдвоём? Ответов на эти вопросы не было ни у кого, и я понимала, что уже не будет. Но теперь наше общее прошлое стало для меня ещё яснее. Яснее, чем в ту ночь после похода в ресторан, где мы, немного пьяные от вина, в первый раз узнали, что такое одно на двоих танго.

Уже засыпая, я вдруг вернулась в нашу первую встречу. Ту, когда он, высокий, серьёзный и очень далёкий, появился на катке в сопровождении моей матери. Ту, когда я, совсем ещё девчонка, подумала, что он, должно быть, самый интересный из всех мужчин, с которыми я когда-либо встречалась…

- Тимур, - набрав его номер, сонно сказала я, услышав его голос. – Ты всегда был мерзавцем.

Услышала его невесёлую усмешку и сама усмехнулась.

- Ты звонишь мне только чтобы сказать это?

- Нет, - вздохнула я. – Я действительно хочу, чтобы завтра вы с Наташкой откатались наотмашь. Она ведь всё знает, да?

- Да, - не стал отрицать Тим.

Мы оба замолчали. Несколько долгих секунд эта тишина висела между нами – размеренная, спокойная. Неожиданно я поняла, что злости больше нет. Ни на прошлое, ни на настоящее. Только лёгкий привкус горечи, не способный изменить равным счётом ничего.

- Успеха завтра, - нарушила я наконец молчание и, услышав в ответ «и вам», не прощаясь, положила трубку.

Сумевшие удержать за собой второе место, на лёд Тимур и Наташа выходили с нами в одной разминке. Четыре сильнейших по результатам короткой программы пары старого света… И мы среди них. Не просто среди – лидеры, ибо подвинуть нас не удалось ни немцам, ни французам, ни кому-либо ещё.

- Как тебе? – Машка показала мне фотографию, где на фоне отделанной деревянными панелями стены стояло несколько квадратных столиков.

Погружённая в свои мысли, я не сразу поняла, о чём она. По жребию Тимур и Наташа выступали третьими, сразу после них, закрывая не только разминку сильнейших, но и соревнования пар на чемпионате Европы, мы с Пашкой.

- Прилично, - вернув подруге телефон, отозвалась я. Посмотрела на неё, не зная, нужно ли говорить про то, что зря она всё это. С другой стороны, нужно ли?

Вздохнув, я остановилась у поворота к раздевалке. До начала разминки оставалось всего-ничего.

- Я уже заказала столик, - убрав телефон, продолжила Маша. – Надеюсь, что он не примет это за что-то такое…

- Маш, - я хотела было остановить её, хотя бы намекнуть на то, что всё может пойти совсем не так, как она себе придумала, что не стоит ей прежде времени строить иллюзии.

Хотела. Но прежде, чем успела сделать это, Маша открыла дверь раздевалки и застыла на пороге.

Первым, что попалось мне на глаза, были коньки. Лежащие возле скамьи белоснежные коньки с змейками шнурков.

- Мы… - Маша выпустила ручку двери.

Я заметила, как ладонь её с тонкими длинными пальцами упала вниз, мазнула по бедру, как она сделала почти невидимый шаг назад. Подняла взгляд на Пашу.

Тот, придерживая за талию Каримову, смотрел на нас, не говоря ни слова. Не успевшие отойти друг от друга, они стояли почти так же близко, как и несколькими секундами ранее. Её помада на его губах…

- Тебе пора, - Наташа всё-таки высвободилась из его рук. Не глядя на нас, опустилась на скамью и взяла один конёк.

По руке моей мазнул рукав Машкиной кофты, запах её духов стал немного заметнее от порывистого движения.

- Маш! – крикнула ей вслед. Хотела было броситься за ней, догнать, попытаться успокоить, но времени на это уже не было, как не было в этом и смысла.

- Не стоит, - будто в подтверждение моих собственных мыслей, сказал Паша и качнул головой.

Что ответить ему я не знала.

- Так бывает, Оля, - подошёл ко мне Пашка.

Я посмотрела на Наташу. Перехватила её взгляд и прошла в раздевалку. Сняла с плеча сумку и присела рядом с Каримовой.

- Гладкого льда, - услышала я слова Паши, обращённые к ней и её негромкий ответ:

- И тебе, Паш.

Дверь за ним закрылась с чуть слышным хлопком. Оставшиеся наедине, мы с Наташей в молчании зашнуровывали каждая свои коньки, готовые уже через несколько минут встретиться на льду. Встретиться в качестве соперниц. Но сейчас, в эту самую минуту, каждая из нас была просто женщиной, ищущей своё счастье и, дай Бог, нашедшей его. Я знала, что после проката обязательно найду Машку и постараюсь… Постараюсь сказать хоть что-то – бестолковое и, по большому счёту, ненужное. Просто потому, что порой это бывает важным. Потому, что она сделала бы для меня то же самое. В действительности же, самым большим, что я могла было пожелать ей встретить своего человека. Того, кто станет для неё её собственным льдом, её пламенем, её нежностью и страстью. Того, кто просто будет её.