Он вошел в дом и сразу понял, что их нет. Было непривычно тихо, хоть Эва с малышкой и не производили много шума. Это если бы девочка уже подросла и топала своими маленькими ножками по полу, тогда может быть…

Внезапно Макар понял, что не увидит ни как она ползает, ни как ходит, ни как улыбается — те младенческие гримаски конечно нельзя было считать настоящими улыбками. Не услышит, как она скажет первое слово — неважно какое, он никакое не услышит.

В доме еще пахло ребенком — присыпкой, чистыми пеленками, молоком, а может, ему так казалось, просто из его памяти этот запах никак не выветривался. Макар вошел в комнату, где жили Эва с дочкой. Она увезла и кровать, и люльку для укачивания, и пеленальный столик. И тут его взгляд наткнулся на коробку, что стояла на подоконнике.

Ноутбук, он купил Эве новый, потому что тот, на котором она работала, не тянул нужные программы. И телефон по уже сложившейся традиции. Макар сдвинул слайд шкафа — так и есть, сложенные стопкой вещи, которые он покупал. Она забрала только то, что покупалось для девочки, остальное будто ему в лицо бросила.

На полу что-то белело, Макар сразу и не разобрал, все вокруг казалось слишком расплывчатым. Наклонился и поднял игрушку, которую следовало вешать на поручень кроватки, наверное, ее случайно обронили. Как ему объяснили в магазине, игрушка сделана из слюнопоглощающего материала, чтобы ее можно было грызть и облизывать, это очень нужно, когда режутся зубки…

Макар не увидит, как у его — его, а не этого мудака! — девочки режутся зубки, потому что Эва попросту выбросила его из своей жизни. Не посчитавшись ни с его просьбой, ни с его чувствами. Макар сжал игрушку в руке и сел на пол под стенкой.

Он долго так сидел, пока за окном во дворе не зашуршал гравий под шинами. Застучали каблуки, и в комнату вошла Алена. Ничего не сказала, подошла и села рядом на пол, а потом осторожно просунула ему под руку свою ладонь.

— Что ты здесь делаешь? — он так просто спрашивал, ему было глубоко фиолетово, что она здесь делает. Его душа выворачивалась наизнанку, оттуда отваливались целые куски и уносились прочь, как астероиды в открытом космосе. — Разве ты не в Таиланде?

— Я не стала продлевать отель и менять билет, сразу полетела сюда. Как я могла остаться там, когда ты в таком состоянии? — она говорила тихо, и это радовало Макара, он бы не вынес громких звуков. — Я сразу поняла, что у тебя что-то случилось.

— У меня все нормально, — безжизненно сказал Макар, провожая глазами очередной астероид, — у меня все просто зашибись!

— Ты так расстроился из-за Эвы? — осторожно спросила Алена и положила вторую руку ему на локоть.

— А тебе что?

— Как что? Я твоя жена. Ты ведь помнишь, мы поклялись быть вместе и в горе, и в радости.

— Откуда ты вообще взялась? — он поморщился и посмотрел на Алену.

— Я ехала за тобой. Я приехала тебя встречать в аэропорт, но ты прыгнул в машину и полетел, я даже не успела к тебе подойти. Потому и поехала следом, я ведь твоя жена… Макар, — она прижалась щекой к его плечу, — ты слишком идеализируешь Эву. Ты слишком порядочный, чтобы поверить в то, как такие как Эва могут обводить вокруг пальца. Она мне позвонила, лишь только мой самолет приземлился в аэропорту.

— Зачем? — поднял голову Макар. — Зачем Эва тебе звонила?

— Ей нужны были деньги. Она сказала, что живет здесь, в этой глуши, и что уже давно бы уехала, если бы было за что. И с чем.

— И что ты?

— Перевела деньги. Надо сказать, сумма немаленькая. Вот, сам посмотри, — она достала телефон и продемонстировала Макару платежный документ, по которому на счет Эвангелины Казариновой была переведена действительно довольно большая сумма.

— Ты отправила ей деньги? — Макар неверяще рассматривал экран. — Но зачем?

— Она моя сестра, Мак, — ледяным тоном ответила она, и Макар тут же поправился:

— Я хотел сказать ты же понимала, что она уедет с этими деньгами?

— Она так и сказала, что хочет уехать в другую страну, и ей нужен хоть какой-то капитал. Эвка собиралась продать свою квартиру. Мак, — Алена погладила его по плечу, — она и жила здесь в надежде, что выйдет получить с тебя побольше.

Макар слушал, а в груди разрасталась огромная дыра, черная, пустая, ему даже казалось, он слышит, как там гулко отдается голос Алены. Эва, его Эвочка, оказалась не таким уж и ангелом, как он себе вообразил.

— Ты просто не знаешь всего, Мак, ее мать была такой же, забеременела от первого встречного, а потом вся семья должна была ей помогать. Вот спроси у моего отца, он много расскажет интересного.

— Я не хочу это знать, — сцепив зубы, проговорил Мак, и Алена мигом переключилась.

— Хорошо, поехали домой, — это прозвучало так буднично, что у него снова защемило.

Он думал, что его дом здесь, он решил, сдуру, как минимум, что у него есть семья, ему казалось, женщина, по которой он сходил с ума, испытывает к нему такие же чувства. А по итогу, ничего такого нет и не было. Так что он тут сидит, как дурак, может, ему еще порыдать?

Вообще-то, может и не отказался бы, если бы умел. Мак поднялся с пола и направился к выходу. Алена не позволила ему сесть в его Феррари, правильно, Макар и сам сейчас сомневался в своей адекватности.

Дома он выпил залпом стакан виски, а потом налил еще. Положил перед собой развернутую записку и смотрел на нее сквозь призму жидкости цвета жженого сахара.

«Спасибо тебе за все. Я буду тебя помнить».

Супер. Такое на памятниках пишут, еще бы цветы прислала, бумажные, лентой с надписями перевязанные. Внутри поднималась злость на Эву, которая просто напросто вычеркнула Макара из своей жизни одной единственной транзакцией.

Подошла Алена и присела сзади, положив ему на плечо подбородок.

— Мак, — ее шепот раздавался у самого уха, — это только к лучшему, Мак. Ну подумай сам, ребенка будет растить родной отец, а у нас с тобой будет свой ребенок, хочешь?

— Нет.

— Как скажешь. Мы с тобой всегда договоримся, любимый, мы ведь столько лет вместе и так хорошо знаем друг друга.

Алена еще что-то говорила, а Мак думал. Она все правильно говорит, хватит позволять делать из себя идиота и идти на поводу призрачных чувств, когда рядом есть вполне реальная женщина. Которую он знает со школы, в которую он столько лет был влюблен, на которой он женат, в конце концов. И никуда это чувство не делось, надо просто каждый день говорить себе, какая у них замечательная семья и большая любовь.

Его жена ему ровня, уж она точно не стала бы мараться из-за такой мизерной суммы. А Эва предала его за деньги, за которые даже дом приличный не купишь. Макар отхлебнул виски и снова уставился в записку. Надо ее забыть, вырвать из сердца, выбросить из головы, как она его выбросила, начисто стереть из памяти.

Если каждый день повторять, как у них с Аленой все радужно и безоблачно, так и будет, если намертво вбить себе это в голову, то однажды в это можно будет поверить. Пусть это будет Алена, которая что-то продолжает нашептывать ему на ухо. Какая в сущности разница, кто, если это не Эва? Разницы не было никакой.

Макар встал, выплеснул из бокала в раковину остатки виски и разорвал на мелкие клочки записку.

«Прощай, Эва. И лучше нам больше никогда не пересекаться».

Глава 26

Два года восемь месяцев спустя

— Улетный он, конечно, перс, этот Ямпольский, но думаю, всем можно расслабиться, он уже выбрал себе игрушку, — Кристина выпустила облачко дыма в открытое окно и удобнее уселась на подоконнике.

— Почему ты так думаешь, Тин? — Эва бережно сложила фотокамеру и застегнула чехол.

— А ты разве не слышала? Он позавчера всю ночь Снежку у себя на Манхэттене драл! Отгадай с трех раз, кто победит на этом … конкурсе.

Эва покачала головой. Таких подробностей она не слышала. Знала лишь, что «Манхэттен» — это отель, принадлежащий олигарху и миллиардеру Ямпольскому, там же по слухам у него имелись собственные аппартаменты. Целую неделю в офисе только и разговоров было о Ямпольском, но это было совсем не удивительно, зная, кто спонсировал предстоящий конкурс.

— И побрякушками она пришла увешанная как новогодняя елка, там на десятку зелени точно будет, — продолжила Кристина, и Эва ободряюще улыбнулась.

Кристина ей нравилась — дочка мамы-прокурора, абсолютно безбашенная, никаких «стопов», и при этом без малейшего намека на спесь или высокомерие. И сейчас в ней говорила не зависть, а скорее, стремление к справедливости. Да и Снежану в коллективе не особо любили.

Эве вообще нравилось работать с девочками, и сами девочки нравились, и работу свою она любила, хоть поначалу было сложно привыкнуть к тому, что дочка остается с няней. Няню рекомендовала София, и нареканий на нее у Эвы пока не было.

Навроцкий ее не торопил, подбрасывал заказы, которые можно было делать удаленно, но Эва понимала, что долго засиживаться дома нельзя. Она поставила себе цель — вернуть сестре долг как можно скорее, а значит ей как можно скорее следовало выйти на работу.

Три года назад, уехав от Макара, Эва некоторое время терзалась, правильно ли поступила, что уехала, не дождавшись его, сбежала как преступница. А ведь он несколько раз повторял, как чувствовал: «Дождись!» И что про Машку не сказала, тоже терзалась, пока не увидела месяца через три репортаж из светской хроники — чета Демидовых на одной из презентаций. Хоть картину с них пиши, и кстати, на беременную сестренка никак не тянула.

Потеряла ребенка? Или обманула? Эва жадно рассматривала фотографии. Ничего нового, сияющая Алена и каменноликий Макар, но он всегда такой. На фото такой. Эва знала его другим, помнила, как менялось его лицо, когда он играл с дочкой. Или когда смотрел, как Эва ее кормит, или когда он ворвался в родзал и увидел Эву на каталке, или когда нашел ее полуживую, сгорающую от лихорадки.