Иногда я прихожу в сад, слышу знакомую смесь английского языка и кантонского диалекта и сразу понимаю, что к маме пришла Джойс со своими внучатами. Джойс и мама стоят рядышком на коленях и над чем-то весело хохочут, роясь в земле. А Уильям и Диана с важным видом собирают в кучки опавшие листья огромными граблями.

— Самое время заняться огородом и подготовить для него новый участок, — заявляет Джойс, обращаясь ко мне. — Как идут дела?

— В каком смысле?

— Как у вас идут дела на работе? Хорошо платят? В этой стране к учителям у государства отношение очень плохое. Никакого уважения. В Китае учитель равен отцу.

Я осуждающе смотрю на мать, но она увлеченно ковыряется в земле и не замечает моего взгляда. Интересно, что еще она успела сообщить обо мне этой женщине?

— Все в порядке, спасибо.

— Учителям платят мало, но регулярно, — сообщает мне очередную «новость» Джойс. — А учителя нужны всегда. Правда, работа у них сложная. Деньги даются нелегко. — И она решительно погружает в рыхлую землю свои огрубевшие руки. — Нужно помочь матери.

Кого она имеет в виду? Меня, себя или нас обоих?

— Ноябрь, — изрекает пожилая китаянка, — лучший месяц для того, чтобы заняться подготовкой земли.

— Джойс помогает мне с огородом, — глядя на подругу, сообщает мать. — Правда, замечательно?

Моя мама занимается тем, что (раньше мог бы поспорить!) стало невозможным после того, как отец ее бросил. Она готовится к высадке роз. И я знаю, что ей хочется, чтобы я тоже начал оживать.

— Я рада, что ты наконец-то стал чаще выходить в город, дорогой, — говорит мама.

Джойс согласно кивает, сверля меня своими глазами-бусинками, и советует:

— Вам нужно немного опустить волосы. Вы же еще молоды, из вас пока что камни не сыплются.

Я протестующе мотаю головой:

— Вы, наверное, хотели сказать «отпустить волосы». И еще: сыпаться из старого человека может только песок, а не камни.

— Вы прекрасно поняли, что я хотела вам сказать, мистер.

Что ж, в этом она абсолютно права.

13

В субботу вечером мы отправляемся на танцы.

Сначала я пытаюсь отказаться от этой затеи, но Йуми настаивает. Она почему-то считает, что все субботние вечера предназначаются исключительно для танцев. Итак, мы выбираем один маленький клуб в Сохо, где музыка не такая уж отвратительная, как я ожидал, а публика, да и вся атмосфера клуба, не чересчур модная, чего я тоже опасался. Поэтому все получается здорово. Тут совсем не так, как было раньше в клубах, когда мне самому исполнилось двадцать. Никто не пытается выглядеть крутым. Никому нет дела, во что ты одет и как танцуешь. Поэтому мы отплясываем от души, прыгая и вертясь, как нам заблагорассудится. Мы громко хохочем без всякой на то причины, но уже через некоторое время Йуми берет паузу. Она устраивается за столиком с маленькой бутылочкой минералки, чтобы устранить обезвоживание организма, а я совсем не устал, мне хочется танцевать еще и еще.

Ближе к ночи мы перебираемся в «конвейерный» ресторан суши на Брюэр-стрит и садимся за круглую стойку. Перед нами по кругу проезжают различные угощения, а мы выбираем то, что нам нравится. Вскоре выясняется, что именно здесь работает Джен, и он подходит к нам поздороваться. Почему-то он даже не удивлен, увидев Йуми вместе со мной.

Затем Джен отправляется по своим делам, а Йуми рассказывает мне о том, что японцы не слишком любят подобные кабаки, потому что рыба здесь не такая свежая, как в дорогих ресторанах, где все делают по специальному заказу клиента. Но мне тут нравится, еда просто объедение, и мы с Йуми уничтожаем целую гору угощений, выложенных на разноцветные тарелочки и приготовленных из кусочков тунца, лосося, угря, яиц и креветок.

Затем мы возвращаемся в ее квартиру, где снова занимаемся любовью — медленно, наслаждаясь каждым мигом. Мы полностью расслаблены, и нам хорошо вместе.

На другой день просыпаемся поздно и в полдень идем на Примроуз-Хилл, где с вершины холма любуемся раскинувшейся внизу панорамой города.

— Какая красота! — восхищается Йуми.

— Да, — соглашаюсь я, глядя на нее. — Красота!


В понедельник утром, после того как мама отправляется в школу Нельсона Манделы, чтобы раздать на кухне очередные порции гамбургеров и бобов, к нам в дом заявляется отец.

Я даже обрадован этим событием. Я скучаю оттого, что его больше нет рядом, что в доме нарушился прежний ритм. Но я тут же смекаю, что он выбрал время своего прихода не случайно и сделал это из-за собственной трусости. Мне становится неприятно. Сидя на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, я с презрением наблюдаю, как он собирает вещи в чемоданы. Туда укладываются книги, папки, одежда, видеофильмы, документы и стопки компакт-дисков. Верхний диск называется «Уличные танцы. 43 городские мелодии». Настоящее окно в мир молодости и оптимизма. Восхитительные ритмы, которые, правда, сейчас мне кажутся устаревшими и неуместными.

Он забирает все это, чтобы окончательно уйти от нас.

— Ну и как продвигается твоя новая книга? — интересуюсь я. — Заканчиваешь уже, наверное?

Он не смотрит на меня, а пытается закрыть дорогой чемодан фирмы «Самсонит», набитый до отказа вещами. Потом он будет точно так же натужно пытаться запихнуть его в багажник автомобиля. Но я даже не предлагаю отцу свою помощь.

— С книгой все будет в порядке.

— Вот и чудненько.

— Ты, наверное, считаешь, что мне сейчас легко? Но ведь это не так. Я скучаю по своему дому. Ты даже не представляешь, как мне без него тоскливо.

— А без нас?

— А сам как полагаешь? Конечно, без вас мне тоже очень грустно. Без вас обоих.

— Мне остается только непонятным, как ты сам себе все это объясняешь.

— О чем ты?

— То, что ты от нас уходишь. Ты делаешь маме очень больно, и я не могу понять, как ты можешь жить, осознавая это. Ты ведь должен как-то оправдывать свой поступок, хотя бы перед самим собой. Но я не могу представить, каким образом это тебе удается.

— Лена — необыкновенная девушка. Ее даже девушкой не назовешь. Она необыкновенная молодая женщина.

— А вдруг это не так, пап? А вдруг она просто очередная симпатичная девица, не более того? Может, ты сам в ней не смог разобраться? И все это было огромной ошибкой? Неужели и после этого ты станешь говорить, что дело того стоило?

— Она не просто симпатичная. Тут все гораздо сложнее. Неужели ты и вправду считаешь, что я способен перевернуть свою жизнь вверх дном из-за какой-то хорошенькой пустышки?

— Ты угадал. Именно так я и считаю.

— Ну, так или иначе, — продолжает отец, умудряясь кое-как застегнуть чемодан, — для меня было большим облегчением, когда все выставилось напоказ.

— Ты имеешь в виду свой неутомимый отросток?

— Я имею в виду свои отношения с Леной. Мне надоело прятаться. Это не могло продолжаться вечно. Я устал.

— Значит, Лена… как это лучше выразиться… твоя содержанка?

— О господи! Конечно нет.

— Но ты наверняка давал ей деньги и продолжаешь давать сейчас. Ты ведь время от времени суешь ей бумажку-другую?

— Ну хорошо. Да, это так. Но тебе-то что?

— Ты платишь ей за свои исключительные права.

— Совсем не за это.

— Ты даешь ей деньги для того, чтобы обладать исключительными правами. И если она не содержанка, тогда кто же? Ты видишься с ней, когда у тебя появляется такая возможность.

— Теперь уже не так. — Он смотрит на меня с вызовом. — Теперь я вижусь с ней гораздо чаще. Можно сказать, постоянно.

Мой старик закончил собирать чемоданы. Но в доме все равно остается очень много его вещей. Шкафы полны его одежды. В кабинете все полки заставлены его книгами. А тренажеров у нас в доме столько, что можно обставить ими небольшой спортивный зал. Но сейчас он явился сюда затем, чтобы взять самое необходимое. Отец пришел к нам не в последний раз. Сейчас ему срочно понадобилось чистое белье и коллекция дисков Дайаны Росс.

— Но как у тебя все получалось? Как удавалось скрывать свою связь? Ты, наверное, аж зубами скрипел, когда каждый раз врал нам. Ну просто тайный агент, сидящий в засаде… Который, правда, вместо этого хорошенько засаживал Лене!

— Может, ты будешь поаккуратней в выражениях?

— Неужели ты не чувствовал всей этой грязи? Ну, когда обманывал нас?

— Мне и самому такая жизнь не нравилась.

— Но не слишком. Иначе ты бы прекратил эти встречи.

— Наверное, ты прав.

— А она ни о чем и не догадывалась. Я имею в виду маму. Даже не подозревала, что с тобой творится что-то неладное. Неведение является в какой-то степени благословением. Во всяком случае, мы серьезно недооцениваем такое состояние души.

— Ну, мне пора.

— А ведь мама доверяла тебе. Какой же ты негодяй! Только поэтому тебе удавалось так долго обманывать ее. Не потому, что ты слишком умен и изворотлив. А только лишь потому, что она полностью тебе доверяла. Она добрая и доверчивая. А ты ведь и себя, поди, считаешь достойным мужчиной. Что ж, теперь маме, наверное, нужно сжаться в комочек и тихо умереть? Так ты представляешь себе ее будущее?

— Боже мой! Да ты больше переживаешь, чем она сама!

Отец пытается уйти, но я решительно преграждаю ему путь.

— Послушай, я ведь уже не ребенок.

— Тогда перестань вести себя как малое дитя.

— Я могу понять, почему тебе захотелось переспать с Леной. Я даже могу понять, почему потом тебе захотелось продолжать отношения с ней.

— Огромное спасибо за такое понимание.

— Но я только не могу понять, как ты можешь быть таким жестоким.

— Я не хочу быть жестоким. Я просто пытаюсь наладить свою жизнь. Неужели ты никогда не испытывал ничего похожего, Элфи? И тебе не хотелось просто наладить свою собственную жизнь? — Он в отчаянии начинает мотать головой. — Нет, по-видимому, нет.