Я выбираю штаны для йоги, потому что как только солнце сядет, жучки превратятся в назойливых зануд. Лидия возвращается к чтению своего планшета, а я вздыхаю, качая головой. Хотела бы понять, что именно она надеется извлечь из этого болезненного воссоединения.

— Ладно, последний шанс, я ухожу, — говорю ей, надеясь, что она проснется.

Вместо этого она усмехается и делает мне «знак мира».

— Кикимора, — бормочу я, когда слышу за спиной ее смех.

Когда сбегаю вниз по лестнице, леденящий душу крик раздается откуда-то из глубин массивного кабинета, который был превращен в место расположения капризной невестушки. Бегу, спотыкаясь, а мое сердце бешено бьется в груди, когда вбегаю в комнату, чтобы увидеть несколько испуганных лиц. Джейн снова кричит, сжимая розовое платье, начинает рыдать в голос.

Что за... О-ох. Это платье не должно быть розовым…

— Джейн, мы что-нибудь придумаем, — говорит ей моя мать, неловко похлопывая ее по спине, пока у Джейн изо рта льется поток бессвязных звуков, которые она считает словами. При этом она сжимает в руках ярко-розовую ткань, сидя на полу и покачиваясь вперед-назад.

Да-а-а. Платье теперь в тон украшениям.

— Кто мог это сделать? — шипит одна из подружек невесты.

Гретхен, подружка невесты, пожимает плечами. Потом... они все начинают сверлить меня взглядами.

— Она! — кричит Джейн.

— Я? Ага, щас. Я бы не тронула твое платье! Точно не стала бы этого делать. — Джейн — стерва, но моя главная цель — Андерсон.

— Нет, — вскипает Джейн, сдерживая рыдания, в то время как гнев берет верх, будто перед ней кто-то потряс красной тряпкой. — Лидия, — добавляет она.

И тогда гнев закипает уже внутри меня.

— Лидия бы не притронулась к твоему грёбаному платью. Она даже ни разу не была в этой комнате!

Мама встает между нами, как всегда невозмутимая, несмотря на возникшее напряжение в воздухе.

— Я уверена, что Лидия не причастна к истории с платьем. Детишки Малдера здесь. Пожалуйста, не забывайте об этом. Они ведь твоя семья, Джейн, — тихо говорит мама. — Но всем известно, как они любят пошалить. И шалят они не по-детски.

Джейн снова начинает неудержимо рыдать, а я поворачиваюсь и выхожу. Мой гнев испаряется, но губы продолжают дрожать. Кто-то покрасил ее платье в розовый цвет, чтобы оно соответствовало ее уродским украшениям. Это точно была не Лидия — она слишком взрослая для подобного. Это точно была не я; все мое внимание сосредоточено на моем сводном брате.

Поэтому я делаю то, что на данный момент очевиднее всего — пишу текстовое сообщение Хенли.

Я: Ты покрасила свадебное платье в розовый цвет?

ХЕНЛИ: Что за хрень????? Ее платье кто-то разукрасил?!!! Ржу, не могу!

Я: Покрасили или разрисовали, или еще что. Не совсем уверена, но оно чертовски розового цвета. Здесь вообще-то не над чем ржать. Разве что кричать. Рыдать. Начать скорбеть, как если бы кто-то умер... Так это не ты?

ХЕНЛИ: Если бы. Я пишу Лидии прямо сейчас.

Хм... Где она? Не важно, я не хочу знать.

Ухмыляясь, убрала телефон, про себя поблагодарив детей Малдера за то, что они такие смутьяны, когда выхожу на улицу.

— Что ты наделала? — голос Романа заставляет меня повернуть голову в сторону, когда он приближается с обеспокоенным выражением на лице.

Он больше не покрыт содержимым яиц с ног до головы, и его волосы немного влажные, как будто он только что из душа…

В данный момент мне нет нужды надевать какой-то образ, так как я больше не пытаюсь играть с огнем. Роман определенно огонь. А я бензин.

— Я не сделала ровным счетом ничего. Но кто-то превратил платье Джейн из белого в розовое. Да, — улыбаюсь я ему. — Вот такая я злючка.

Он пытается не улыбаться, но втайне тоже злюка и в целом признался, что раньше недолюбливал ее.

— Значит, мы вместе охотимся за сокровищами? — он спрашивает, когда я начинаю идти к стартовой сетке.

Я заметила, что Андерсон собрался проделать это один, что совершенно против правил. Только мужские и женские пары. И да, я собираюсь настучать на него, как будто мне снова пять или что-то вроде того.

— Если только у тебя нет другой девушки, с которой ты хочешь поохотиться, — говорю я, поворачиваясь лицом к нынешнему проклятию моего существования. Его взъерошенные темные, влажные волосы так и манят меня. В глубине его льдисто-голубых глаз пляшет огонек азарта, пока он пристально меня изучает.

— Сначала ты ругаешься, затем флиртуешь со мной, а потом ведешь себя так, будто не можешь отделаться от меня достаточно быстро. Ты всегда играешь в такие запутанные игры? — спрашивает он, застигнув меня своим вопросом врасплох.

— Сначала ты флиртуешь, потом отталкиваешь меня за то, что я сказала, когда мы были молоды и зелены, потом предлагаешь мне флиртовать с тобой, а затем снова флиртуешь со мной. Да, я играю в игры и веду счет. Пока что, ты «ведешь» в этой сомнительной игре.

Его губы чуть растягиваются в улыбке вместо того, чтобы скривиться, как я ожидала. Он действительно действует мне на нервы, никогда не делая того, что я от него ожидаю.

Его взгляд падает на мою робо-руку, и некое подобие неуверенности накрывает меня, чем заставляет немного удивиться. Я подавляю его, отказываясь тем самым позволить кому-либо вернуть мне чувство неуверенности в себе.

Когда его глаза снова встречаются с моими, у меня перехватывает дыхание. Он подходит ближе, обхватывает мой подбородок ладонью и смотрит на мои губы так, будто собирается заполучить заветный приз. Роман наклоняется, и мои ресницы трепещут, как будто я какой-то прыщавый подросток, который ничего не может с собой поделать.

— На сегодня игр достаточно, — шепчет он мне прямо в губы, при этом дразня меня, оставаясь лишь на дюйм от моих своими насмешливыми губами.

Открываю глаза, когда он пятится и улыбается. Козел. Он знает, что делает со мной.

Хватаю карту со стола, игнорируя покалывание в самом центре моего естества. Роман читает карту через мое плечо, и я закатываю глаза, когда он прижимает свое тело гораздо ближе к моему, чем того требует ситуация.

— Правила следующие, — объявляет отчим. Мне хочется выпалить ему прямо сейчас, что его сын уже нарушил правила и отправился в лес один. — Разумеется, пара — парень и девушка. Вы используете первую карту, чтобы найти, где спрятана вторая карта. Затем вторая карта приведет вас к третьей. И так далее. Только один фонарик на команду! Первые, кому удастся найти сокровища, получат право на главный трофей!

Из его уст это звучит как-то неправильно.

Как всегда, раздаются смешки. Боже упаси, чтобы трофей был взят другим путем.

Роман начинает хихикать, а я шлепаю его своей здоровой рукой. Я не доверю своей робо-руке эту операцию.

Когда мы направляемся в сторону леса, он берет на себя инициативу, щелкая фонариком. Лунный свет достаточно яркий для меня, чтобы оценить его задницу в этих джинсах... блин. Я действительно хочу прикоснуться к нему, чтобы увидеть, насколько тверд его зад.

Из меня вырывается крик, в то время как моя робо-рука самопроизвольно сдавливает его зад. Роман рывком оборачивается через плечо, пока моя рука продолжает преспокойно разминать вышеупомянутую задницу, как будто рука на мгновение обрела собственный разум.

— Клянусь, это не я! — буквально выкрикиваю я, стараясь отцепить свою робо-руку от его зада, потянув ее на себя здоровой рукой.

— Очень похоже на тебя, — сухо говорит он.

А робо-рука продолжает массировать ему задницу, и я закрываю глаза, чтобы сконцентрироваться. Отпусти его зад!

Наконец, она отстает от его задницы, и мои глаза открываются, чтобы найти Романа, наблюдающего за мной с нескрываемым издевательством в глазах.

— Это была не я, — повторяю я, глядя на него. — У меня рука неисправна.

— Превращается в руку извращенки, верно? — шутит он, еле сдерживая улыбку, явно желая меня подразнить.

— Нет, это... — слова застревают у меня в горле, так как моя рука реагировала на мои непроизвольные мысли о том, чтобы ухватить его за зад.

Рука снова дергается вперед, отсекая меня от потока глупых мыслей, и снова хватается за его задницу. Роман врезается в меня, и его руки обхватывают меня, чтобы не сбить нас обоих.

Его смех только усиливает жар на моих щеках, когда возникает чувство унижения. Отпусти этот зад!

Наконец-то рука слушается меня, но Роман не перестает смеяться и не отпускает меня. Он теребит локон моих волос, и я закрываю глаза, стараясь изо всех сил не думать, как извращенка.

Кошки танцуют на столе. Собаки играют на пианино. Белки прячут орехи.

Нет!!! Не думай об орехах!

— Что ты делаешь? — спрашивает меня Роман, пока я стараюсь отключить свою руку. Но ничего не получается. Связь между моим пластырем и моей шеей, кажется, поддерживает ее в рабочем состоянии, и ручной выключатель бесполезен. Мой отец сказал, что такое может произойти.

— Пропускаю охоту за сокровищами, прежде чем моя рука решит захватить что-то еще.

Он фыркает и отворачивается, как будто читает между строк, и наклоняет голову, когда я начинаю уходить.

— Потому что ты схватила меня за задницу? — он спрашивает с недоверием.

— Потому что моя рука дважды схватила тебя за задницу без моего разрешения. Представь, что еще она может сделать, и скажи мне, что ты все еще чувствуешь себя в безопасности. — Я бросаю злую ухмылку через плечо, и он морщится, прикрывая свое бесценное достоинство.

— Позволь мне отвести тебя назад. Уже поздно и темно.

— Отсюда я прекрасно вижу дом.

Возможно, я больше не неуверенная в себе, но мне действительно не хочется ходить без руки перед людьми. Искусственные руки привлекают достаточно внимания, когда очевидно, что они искусственные. Но совсем без руки? На меня все пялятся, а шепоток позади меня очень раздражает.