Выигрывал все споры? Этот нахальный ублюдок. Все верно!

— Так куда? — спрашивает он, когда я открываю рот, чтобы обругать его.

Я начинаю спорить, затем решаю, что это, вероятно, оптимальный способ бросить его. Очевидно, мне все равно придется бросить его завтра. Встреча с отцом обычно приводит к завершению отношений быстрее, чем что-либо еще.

Поэтому я сообщаю ему название отеля и откидываюсь назад, пока он ведет. Роман улыбается, как будто заработал еще один знак отличия. Эта улыбка долго не продержится.

Мы паркуемся у отеля, и Роман следует за мной, когда я направляюсь прямо в номер отца. Он дал мне запасной ключ, и я машинально воспользовалась им.

Самая большая ошибка.

Огромная ошибка.

Ошибка эпических масштабов.

Скрип пластика и отцовская задница, всаживающаяся в пластик, действительно указывают, насколько ужасную ошибку я совершила. Ужас застывает на моем лице, пока мои глаза пытаются охватить то, что я на самом деле вижу, навсегда запечатлевая эту травмирующую сцену в моей памяти.

Я кричу.

Папа кричит.

Роман задыхается.

Папа пытается натянуть на себя одеяло и в процессе сбрасывает куклу с кровати. Да. Я сказала кукла. Пластиковая, надувная кукла. Пластиковая, надувная кукла в натуральную величину. На тумбочке также стоит большой тюбик смазки, чтобы повысить уровень удовлетворенности.

Меня сейчас стошнит.

— Каша! — Папа задыхается, его глаза расширены от ужаса.

Я все еще стою столбом на месте, и дверь все еще широко открыта. Мой взгляд скользит к кукле, красные губы которой сложены в подобие буквы «О», как будто это обязано быть еще более отвратительным. Почти уверена, что на ней настоящая юбка, и она задрана вверх на ее пластиковой талии.

— Ты что, издеваешься?! — огрызаюсь я.

— Я... э-э ... я подожду снаружи, — неловко говорит Роман, выскакивая за дверь и закрывая ее за собой.

Пока, Роман. Было приятно познакомиться. Позаботься о своем пенисе, и пусть он устроит праздничный салют в память обо мне.

Я свирепо смотрю на отца, который, похоже, окончательно сошел с ума.

— Надувная кукла? Нет! — кричу я и содрогаюсь от отвращения.

Папа вытирает пот со лба, и меня снова тошнит. Думаю, он вспотел вместе с дорогой Долли.

— Почему ты не постучала? — спрашивает он требовательно, краснея.

— Почему ты долбишь пластиковую Долли?

— А почему ты здесь?

— У моей новой мачехи есть имя или я просто продолжу называть ее «дорогая Долли»?

— Каша! Ради бога, почему ты ворвалась в мою комнату с каким-то парнем? Кто он такой? Что он скажет по этому поводу?

— Я не думаю, что тебе стоит вспоминать имя господа всуе прямо сейчас. В смысле, тебе настолько одиноко? Могу зарегистрировать тебя на нескольких сайтах знакомств, если это действительно так.

— Каша!

— И в самом деле, почему бы тебе не купить хотя бы одну из тех силиконовых кукол, которые не пищат, как воздушный шарик, когда его скручивают в жирафа или что-то в этом роде?

— Каша, — стонет он, пощипывая переносицу, но при этом не делает попыток раскрыться.

— У нее есть семья? Может быть, надувные животные скучают по ней, пока ты оскверняешь ее тело.

— Ты просто смешна, — раздраженно говорит он.

— Ты считаешь меня смешной, когда это ты трахаешься с распутной двоюродной сестрой Барби?

Он смотрит на меня, и я выгибаю бровь. Это уже слишком. Очевидно, пришло время найти ему кого-то живого, если он достиг подобного уровня отчаяния.

— Почему ты здесь? — спокойно спрашивает он, все еще сжимая одеяло. Его очки съехали набок, но он даже не пытается их поправить.

— Ты сказал, что хочешь еще раз осмотреть Джилл перед отъездом. — Я поднимаю руку. — Но думаю, что с ней все в порядке, и после того, что я только что видела, предпочла бы, чтобы твои руки не касались моей руки.

Он что-то бормочет себе под нос и наконец, поправляет очки.

— Сначала я вымою руки, — предлагает он, как будто от этого последние пятнадцать минут вдруг станут нормальными.

Он двигается так, будто собирается покинуть кровать.

— Нет, спасибо. Я просто возьму Джилл с собой. Я все равно буду дома через несколько дней.

Он пытается спорить, но я выхожу, бросая последний злобный взгляд на неодушевленную мачеху, которую не хочу, и выхожу на улицу. Определенно не так хотела провести свой день. Некоторых вещей дочь никогда не должна видеть, если честно.

Зачем давать мне ключ, если ты планируешь засунуть свой член в фальшивую вагину?

Вздрогнув, выхожу, уже страшась неловкого молчания, которое установится между Романом и мной. В смысле, я знала, что мы закончим наши отношения, но не думала, что так! Мой отец чертовски придурковатый тип, который грубо вторгается со своими вопросами. Конечно, это приводит к окончанию большинства моих отношений с парнями, потому что он странный и люди не знают, как это принимать.

До этого момента он и не подозревал, как далеко зашел в своем отшельничестве.

Теперь Роман будет видеть во мне однорукую цыпочку, которую он трахнул на свадьбе Андерсона, и это закончилось после того, как мой отец поимел скрипучую надувную куклу перед сном.

Моя жизнь должна быть руководством к тому, как превратить свою жизнь в ад под названием «Тысяча и один способ стать социальным изгоем».

Когда я, наконец, добираюсь до парковки, Роман уже в машине, но солнце блестит на стекле ровно настолько, чтобы заслонить от меня выражение отвращения, которое он, вероятно, сейчас испытывает. Я действительно не хочу быть с ним в машине.

Просто будет странно, неловко и ужасно закончить все вот так.

Я могу провести тихую поездку в машине, планируя размещение профиля моего отца на сайты знакомств, прежде чем он купит кольцо дорогой Долли.

Дыши сквозь унижение, Каша. Это была единственная ободряющая речь, которую я произнесла перед тем, как распахнуть дверь и опуститься на сиденье, ни разу не осмелившись бросить взгляд в сторону Романа.

Он молчит, и я тоже молчу, и это молчание душит его, когда тот задом отъезжает от отеля и едет обратно к дому.

По крайней мере, парень дождался меня, а не оставил здесь, чтобы вызвать такси.

Найти правильные слова кажется невозможным. Как вы собираетесь извиниться перед парнем за то, что сделали его случайным свидетелем-вуайеристом плотских утех твоего отца с писклявым куском пластика?

Как только открываю рот, чтобы произнести самое странное извинение из всех, он взрывается смехом. Я поворачиваюсь к нему, чтобы увидеть слезы, струящиеся из его глаз, когда он теряет свое самообладание, смеясь так сильно, что ему приходится прижаться к плечу, чтобы не удариться.

Я зачарованно наблюдаю, как он сгибается пополам, прижимаясь головой к рулю, а его тело сотрясается от бурного смеха. Не знаю, что и сказать.

— Какого черта? — спрашиваю я, чувствуя, как заразительный смех заставляет и меня хихикать против моей воли, проникая в каждую клеточку моего тела.

— Это... я видел его задницу ... раньше его лица... Такого никогда не случалось прежде, — выдыхает он сквозь безжалостный хохот.

— Серьезно? — спрашиваю, смеясь так же сильно, как и он, потому что невозможно не рассмеяться, когда слышишь, как кто-то другой смеется так безудержно.

— Но твое лицо, — продолжает он, вытирая слезы, не в силах вымолвить ни слова. — Только посмотри на свое лицо.

Совсем не так, как я себе его представляла. В моей предыдущей версии не было ни капли смеха.

Теперь у меня болят бока, и я пытаюсь отдышаться, когда его смех постепенно стихает, позволяя и мне отдышаться.

Мы сидим здесь, тихо посмеиваясь и глядя друг на друга. Он одаривает меня улыбкой и качает головой.

— Твоя жизнь гораздо интереснее моей, — наконец говорит он, тоскливо вздыхая и заводя машину.

— Ты находишь ее интересной?

— Ты только что отчитала отца за то, что он трахнул надувную куклу, после того как вломилась к нему, чтобы он проверил твою руку, просто чтобы убедиться, что она не попытается приставать к тебе снова. Последний разговор, который состоялся у меня с моими родителями был о погоде. Это все, о чем мы можем говорить друг с другом. Так что да, я называю ее интересной.

Как он умудряется произносить нечто столь нелепо унизительное так эксцентрично и бодро?

Проверив движение, он выезжает на дорогу, не переставая ухмыляться.

— Тебе не показалось это чересчур? Я имею в виду... тебе это было не отвратно? — спрашиваю я и морщусь. Боже, это звучит чертовски странно.

— Я сейчас не в том настроении, чтобы раздевать тебя догола, но это уже было решено после того, как утром увидел покачивающиеся причиндалы Дэвиса. Что касается твоего отца... это определенно самое безумное знакомство, но послушай, цыпочки ведь покупают вибраторы. Парень устает от своей руки, и я думаю, что это было давно решено для него.

— Вибраторы и надувные куклы совсем не одно и то же.

— Двойные стандарты, — ухмыляется он.

— У вибраторов нет лиц!

Он пожимает плечами, все еще улыбаясь.

— Официально это самый странный разговор в моей жизни, — ворчу я себе под нос.

— Самый интересный, — говорит он, словно поправляя меня.

— Наши определения интересного не совпадают.

— Потому что твоя жизнь гораздо интереснее моей, — повторяет он.

Закатив глаза, я стараюсь не улыбаться. Это не должно звучать как комплимент, но похоже, что это именно он. И я не знаю, как относиться к комплиментам по таким причинам.

— Куда мы направляемся? — спрашиваю, когда мы проезжаем мимо дома.

— На территории твоих родителей есть тихое, уединенное озеро, которое отлично подходит для того, чтобы немного «расслабиться», как я уже говорил тебе ранее. Может быть, ты уделишь мне немного времени, чтобы рассказать, каково это — быть Кашей Дженсен.