У нее задрожали и вспотели руки. Она принюхалась и скривилась от сильного запаха еды и алкоголя.

"Да он пьян, как свинья. Что ж, это упростит задачу", — мелькнуло в голове.

Лизе казалось, что у нее поднимается температура. Озноб и жар заставляли тело содрогаться от спазмов.

Она медленно вытащила нож и зажала в руке, уставившись на свою цель немигающим взором ядовитой кобры.

"Что ж, ты выглядишь, как свинья, и сдохнешь, как боров на бойне" — подумала она, все крепче сжимая черную рукоятку. Нож блестел, словно серебряный.

Затем она снова застыла, раздумывая. Холодный расчет мало-помалу побеждал жестокую страстность.

"Если моя одежда будет в крови, то меня найдут"

Девушка опустила руку с ножом, осторожно положила его на пол. Затем быстро стянула с себя рубашку, закинув ее на самое дальнее от кровати кресло.

Нагнувшись, она снова взяла нож, все это время пристально наблюдая за спящим и громко храпящим мужчиной.

Сжимая нож, Лиза подкралась к нему.

"Я должна действовать быстро, чтобы он не успел закричать"

Подняв нож, сжав его двумя руками, она резко опустила его.

И сделала это еще раз — с трудом выдернув нож из пухлой тушки. Страх и бешенство придали ей нечеловеческую силу сумасшедших, бьющихся в приступах.

Она почти ничего не видела перед собой, сосредоточившись на сильных движениях: поднять, опустить, вонзить, выдернуть.

В ее голове внезапно стали рождаться музыкальные аккорды какой-то дикой, бесовской музыки. Лиза ощутила отрешенный экстаз — именно сейчас, в момент убийства, она почувствовала вдохновение.

"Я обязательно запишу эти ноты, когда закончу" — прозвучало в голове.

Мужчина издал только сдавленный хрип.

Где-то после десятого удара она пришла в себя и остановилась, тяжело дыша, чувствуя себя мокрой от пота и крови, разлившихся по ее телу.

"Все, — как-то буднично подумала она, отстранено глядя на изувеченный труп. — Все уже закончилось".

Ступая почти на цыпочках, словно до сих пор боясь его разбудить, Лиза устремилась в ванную.

Залезла в душ и тщательно вымылась, смываясь кровь, глядя, как красные ручейки ползут по ней вниз, устремляясь в сливное отверстие, словно красные змейки.

Она отмыла нож, положив его на столик в ванной, где лежали бритвенные принадлежности.

В ванной было тепло, и она уселась на бортик, ожидая, пока тело высохнет — ей не хотелось брать его полотенце, чтобы не оставлять следов.

Она сидела, продолжая слышать в мозгу прекрасную, дикую, жестокую музыку и бессмысленно улыбаться, отрешаясь от бренной реальности, которая казалась ей столь же сюрреалистической, как и рожденная в чужой крови музыка.

В душе медленно зрело удовлетворение. Она отомстила. И мерзкое чудовище, которое сломало ей жизнь, заплатило своей.

Высохнув, она легко соскользнула с бортика. Взяла рубашку и тщательно вытерла тканью ручку двери и замок — внутри и снаружи.

А затем, еще раз тщательно оглядев комнату, и убедившись, что она никаких следов не оставила, девушка подошла к окну и распахнула его во всю ширь.

"Пусть думают, что к нему залезли через окно", — подумалось Лизе. Она не считала, что это такая уж хорошая идея, но других у нее просто не было.

Накинув ночнушку, она спокойно вышла, оставив дверь открытой.

"Возможно, милиция подумает, что он напился и забыл закрыть двери. А наша шпана его и убила. И, возможно, ограбила".

Впрочем, рыться в ящиках для создания правдоподобной атмосферы она не стала — просто не было сил.

Девочка ощущала себя полностью вымотанной, досуха выжатым лимоном. Не осталось больше ни чувств, ни мыслей.

Лиза просто вернулась к себе и провалилась в свинцовый сон.

Во сне ей снился собственный особняк и огромный рояль, на котором она играла придуманную в момент убийства музыку.

ГЛАВА 4.

Ранним утром ее разбудил шум просыпающегося "стада". Разумеется, дети, а тем более, приютские дети, не могли просыпаться бесшумно. Они орали, некоторые даже дрались, что-то не поделив с самого утра.

А потом настало молчание, словно давящая на виски глубина океана.

Лиза моментально открыла глаза, чуть ли не подскочив на своей жалкой кровати — пружины жалобно завизжали.

Девочка по имени Женя, спящая рядом, чувствительно толкнула ее в плечо:

— Представляешь, Лиз, нашего директора ночью укокошили. Вот так потеха.

Она хрипло засмеялась, но ее глаза стали огромными, словно у загнанного в угол дикого животного.

— Говорят, нас скоро на улицу выгонят. Ты умеешь жить на улице? — язвительно заметила она, еще раз толкая хрупкую, словно фарфоровая статуэтка, девочку. Блондинка едва не упала обратно на продавленную кровать. — Ты сдохнешь от голода, тебя разорвут собаки, — торжествующе заключила Женя, быстро одеваясь. Ведь даже смерть главы их маленького государства, завтрак никто не отменял.

Услышав про собак, Лиза резко вздрогнула, словно ее ударило током. Она всегда боялась собак, но не знала, почему. В самом отдаленном уголке сознания промелькнул отголосок яркого солнца и далекий силуэт прекрасной женщины, словно прелестного призрака.

Резко тряхнув головой, Лиза тоже начала одеваться, стараясь не обращать внимания на назойливую соседку. В голове снова зазвучала музыка, таинственная, чувственная и одновременно хищная мелодия, отделяющая ее невидимой стеной от всего происходящего.

К тому же, с самого утра она ощутила дуновение надежды, словно ночью в ее сердце свила гнездышко невидимая птичка. Солнце за большими, лишенными штор окнами, неожиданно разорвало пелену серых туч и ударило ярким лучом в глаза. Девушка улыбнулась, быстро натянула жалкие шмотки и бросилась в столовую, сосредоточившись на ежеутренней борьбе за выживание.

Только за завтраком, когда она уже вооружилась ложкой, по привычке усевшись как можно дальше от всех, в полутемном углу, где она сама себе представлялась серебристой тенью, к ней пришла мысль про директора. Разумеется, она не жалела о случившимся — ведь его смерть, кроме справедливости, подарила ей великолепную мелодию (она еще не успела записать ноты, но скоро должен был начаться урок музыки с любимой учительницей. И она готовилась спокойно все записать).

Ей стало интересно, как продвигается расследование. Она всегда считала, что милиционеры на редкость тупые, но могло случиться всякое. Быть может, кто-то из родных умершего — теперь просто безжизненной мясной туши — заплатил им, чтобы они постарались найти убийцу как можно скорее?

В любом случае, расследование волновало ее не слишком сильно. Она целиком углубилась в созерцание собственной тарелки и занялась поглощением отвратительной каши.

И все-таки краем уха она прислушивалась к слухам, циркулирующим по помещению, от одного отверженного к другому. Собирая и фильтруя их, она поняла, что следователям известно очень мало: тело нашла нянечка-уборщица, которая по утрам всегда убиралась в директорской комнате. Женщина подняла страшный вой и позвонила в милицию, а потом Жанне Васильевне — заместителю директора. Впрочем, заместитель столь редко удостаивала чести видеть ее в обшарпанном кабинете, что телефон этой милой женщины искали долго и нудно.

— Говорят, это мафия, — шумно галдели в зале. — Вроде бы Димыч им что-то не доплатил…

Усмехнувшись, Лиза окинула всех ледяным взором, даже не сомневаясь в том, что останется безнаказанной. Кто в здравом уме мог заподозрить ее, такую белую и пушистую? Самую приличную девочку во всем детдоме.

Полностью успокоившись, Лиза закончила мучить кашу и вышла из темной, мрачной столовой. Затхлый запах сырости чувствовался повсюду, словно они жили в глубоком подвале или на берегу вонючей реки.

Она спокойно вошла в кабинет музыки, где застала всхлипывающую Зою Вадимовну.

Расстроенная женщина подняла на нее мутные глаза:

— Ты уже знаешь, Лиза, что убили нашего директора? Бедный он, бедный, несчастные мы с тобой — что теперь с нами будет?

Лиза раздраженно пожала плечами и уселась за пианино — ей хотелось опробовать рожденный в момент убийства ритм. А потом, когда пальцы сами собой найдут нужные клавиши — схватить тетрадку для нот и все записать. Свои мелодии она хранила в этом кабинете, который всегда запирался на ключ. Она не могла позволить, чтобы эти отвратительные соседки по комнате поглумились над ее творчеством. Конечно, вся сочиненная музыка хранилась в ее голове. Но она не всегда могла положиться на свою память, которая пестрела странными дырами и могла подвести в любой момент.

Не обращая внимания на продолжавшую всхлипывать учительницу, Лиза вдохновенно прикоснулась к клавишам — и ее душа сразу взлетела к небесам, так далеко, где ее не могла достать мирская грязь. Она ощущала себя легкой, как птичка.

Тихо поплакав, женщина успокоилась.

— Кажется, пора мне устраивать твою судьбу, — неожиданно твердым голосом проговорила Зоя Вадимовна.

Лиза аж вернулась на землю, так ей стало смешно. Она почти презрительно оглядела эту странную "посланницу небес". — Я тебя запру, как обычно, хорошо? Я скоро, — женщина рванулась к выходу с такой скоростью, словно пыталась убежать с "Титаника".

Пожав плечами и решив, что учительница музыки и иностранных языков точно сошла с ума, Лиза продолжила играть, отрешаясь от реальности.

* * *

Учительницы не было довольно долго, Лиза прекратила играть, уставившись в окно, выходившее на грязный двор. Она наслаждалась ощущением одиночества, возможностью побыть одной. И даже тем, что ее всегда запирали на ключ, защищая, таким образом, от вторжения других детдомовских деток. Тем более, что на уроки слишком интеллигентной и боязливой учительницы, которая никогда их не закладывала, приютские вообще никогда не ходили. Лизе это было на руку. Она не была уверена, что могла бы играть, слушая смешки и издевательства.