— Подожди… — настороженно перебиваю ее. — Тебе что, Захаров сказал про папку?

— Да, он. Слушай. Сейчас ты быстро одеваешься, берешь документы и выходишь на улицу. Как выйдешь за ворота, повернешь налево и пойдешь вдоль обочины. По дороге тебя подберет машина…

— Жанна, я ничего никуда не повезу, — грубо прерываю я её.

Пару секунд она хмурится, напряжённо молчит, а потом строго спрашивает:

— Почему?

— Я больше не собираюсь в этом участвовать. Не знаю, какое отношение имеешь к этому делу ты, но мой тебе совет — лучше тоже не лезь.

— Ты не понимаешь, Алена! — взволнованно восклицает она. — Если этого не сделать, его убьют!

— Кого убьют?

— Романа Евгеньевича, конечно!

— Кто убьёт?

— Баженов, Алена! Баженов! Знаешь, где он сейчас? Прямо в его доме! И знаешь, что он сейчас с ним делает? Ломает ему пальцы! Это то, что я сама видела, своими глазами! Но потом его амбалы меня вышвырнули, и что сейчас там происходит, даже страшно представить! Он убьет его, Алена! Точно его убьёт! У нас мало времени…

— Нет у меня никаких документов! — нервно рявкаю я, в очередной раз перебив её. — А даже если бы и были, ничего бы я тебе не повезла! Мне все равно, даже если он сдохнет! Он заслужил это, понятно? Все, прощай.

— Погоди, не отключайся, — торопливо произносит она, а потом устало прикрывает глаза, и тяжело вздыхает. — Вот же сучка…

Когда её глаза открываются снова, они становятся совершенно другими. В них больше нет ни испуга, ни намека на волнение или тревогу. Они полны презрения и льда. Я не сразу понимаю природу таких изменений, а когда начинаю осознавать, изнутри поднимается бешенство.

— Что ты сказала? — вкрадчиво интересуюсь, сузив глаза.

— Что слышала, — грубо отвечает она. — Я сказала, что ты сучка. Точнее сука. Тупая и бесполезная.

Мои глаза сами собой начинают лезть из орбит. Это уже слишком, даже для нее.

— А ты не охренела, Жан? — громко спрашиваю, как раз таки охреневая в этот момент сама.

— Лучше заткнись. И слушай, — снова грубит она. Белая стена позади неё начинает дрожать, а после и вовсе сменяется на темную кирпичную кладку — кажется, она куда-то идет. И судя по тому, что изображение на экране сильно тускнеет, после того как раздается лязг хлопнувшей двери, это место с довольно скудным освещением. — Если ты, тварь, переметнулась и решила, что Баженов тебя защитит, то ты полная дура. Смотри-ка сюда.

Лицо Жанны исчезает с экрана, камера перемещается вдоль темной кирпичной стены, и я вижу… девочку. Она сидит на полу, руки связаны веревкой, во рту кляп, но даже не смотря на все это, я безошибочно узнаю ее в первую же секунду, и сердце в тот же момент перестает биться. Это Мелания. Дочка Баженова. Ее огромные перепуганные глаза, устремленные в этот момент в камеру, навсегда отпечатываются в моей памяти.

— Знаешь, кто это? — приторно произносит тварь, которую я так преступно недооценивала. — Это любимая и единственная доченька нашего дорогого Баженова, познакомься! Она очаровашка, не правда ли? — мерзко усмехается эта тварь и проводит по её щеке наманикюренным глянцевым ногтем ярко-красного цвета, отчего Мила тут же испуганно зажмуривается. Камера снова перемещается, и на экране появляется лицо Жанны, которое теперь мне кажется до жути безобразным. И как я умудрялась раньше считать его красивым? — О, я вижу по глазам, знакомство тебя впечатлило, — противно ухмыляется она. — Значит так. У тебя два часа, чтобы привезти мне документы. После я начну отрезать девчонке пальцы. Один за другим. Один за другим. И когда пальцы закончатся, в ход пойдут конечности. Ну и в конце концов, конечно же, голова.

— Я не понимаю, почему ты звонишь мне, — холодно произношу, изо всех сил стараясь не выдавать своего волнения за девочку. — Почему не позвонишь Баженову? Он сделает все, что ты хочешь, чтобы спасти свою дочь.

— Зачем мне Баженов, когда есть ты? — ухмыляется эта сука. — Я ведь знаю, что документы у тебя.

— Да нет их у меня…

— Не ври мне! — злобно рявкает она, но уже в следующую секунду её губы с безупречно подобранным тоном помады расползаются по лицу в противной улыбке. — Как думаешь, что сделает с тобой Баженов, когда утром обнаружит расчлененное тело любимой доченьки у себя под дверью? — зловеще сверкает глазами эта тварь. — Ведь это ты во всем виновата, сучка. Если не притащилась бы ты тогда к Ромочке с этим своим «хочу отомстить Баженову, помогите мне, пожалуйста», ничего бы этого не было. Поверь, я уж постараюсь донести этот факт безутешному отцу, если ты меня не послушаешь.

— Послушай… Ты не по адресу, правда. Элементарно, как я выйду из дома? Тут полно охраны… — предпринимаю очередную слабую попытку заставить её передумать, но, кажется, эта тварь слишком хорошо осведомлена положением вещей.

— По адресу, дорогая моя, по адресу. Насколько мне известно, распоряжения не выпускать тебя из дома охране не поступало, — деловито заявляет она. — Так что не пудри мне мозги. Ты там не пленница, возьмешь и выйдешь, никто не будет тебя задерживать. Ты сделаешь это, потому что у тебя нет другого выхода.

— Откуда ты знаешь? — тихо интересуюсь внезапно севшим голосом, изо всех сил стараясь побороть мандраж, с каждой секундой все сильнее сотрясающий меня с головы до ног.

— Я все знаю, Алена. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. И поэтому, очень не советую делать глупости. Не вздумай никому звонить. И никому в доме ничего не говори. Молча собралась, спрятала папочку под маечку, и пошла на выход. Поняла меня?! Если Баженов узнает, что его дочурка со мной, я убью её. Поняла? Только ты можешь её спасти. Привезёшь документы, и я вас отпущу, обещаю.

— Как я могу тебе верить?

— Не тупи, сучка, я ведь уже сказала — у тебя нет другого выхода, — злобно шипит она. — Придется поверить. И хватит уже болтать! У меня мало времени. Пока Ромочка сообразит, куда подевалась наша заложница, документы должны быть уже у меня. А он быстро сообразит, не дурак ведь, да и Баженов на редкость убедительный засранец. Поэтому поторопись Алена. Не успеешь — девчонка умрет.

29

Паника. Меня трясет, колотит от неё. Затопляет ощущением полной безнадежности. Едва нахожу в себе силы, чтобы подняться с пола и покинуть ванную комнату на дрожащих ногах. Что мне делать?

Я должна как-то сообщить Косте. Но как? Звонить нельзя. Да и как я позвоню? У меня даже нет его номера! Черт, черт! Думай, Алена, думай…

Мечусь по комнате из угла в угол, как сумасшедшая. Перед глазами так и стоит перепуганное лицо Милы. Какого ей сейчас? Боже, как можно делать такое с ребёнком?! Страшно представить, что сейчас чувствует бедняжка… Особенно после угроз этой твари про отрезание пальцев и конечностей. Сука… Убила бы. Придушила бы своими руками.

Черт…. Черт!!!

Звонить в полицию глупо. Мне однажды уже приходилось иметь с ними дело, хватило. Они не помогут, будет только хуже. Ведь если они убийство отца замяли, то и сообщить о моем звонке могут Жанне, и не дай бог она выполнит свое обещание… Страшно за Милу. Очень страшно. Только бы ничего не сделала ей эта тварь.

Надо придумать, как сообщить Баженову и потянуть время. Как угодно!

Судорожно оглядываю комнату в поисках папки с бумагами, и вспоминаю, что Костя вчера унёс её с собой. Ну, какого же черта!

Хватаю первую попавшуюся книжку «Гарри Поттера», варварски вырываю прошитые страницы из переплёта и раскрываю таким образом, чтобы получить формат А4. Снимаю наволочку с одной из подушек, и плотно обматываю полученный результат, чтобы это было похоже на папку с документами, завернутую в ткань. И понимаю, что это, черт возьми, никуда не годится…


Боже, что же мне делать?!

Внезапно раздаётся стук в дверь, я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. Сердце бьется в груди, как сумасшедшее, мне стоит огромных усилий побороть панический страх, и ровным голосом произнести:

— Входите.

На пороге комнаты появляется Елена с подносом.

— Ваш ужин, Алена, — сдержанно улыбается она, взглядом скользя по комнате, чтобы найти место, куда можно его поставить.

Я подхожу к ней, забираю поднос из её рук, чтобы как можно скорее убрать его на туалетный столик, после иду к двери и плотно закрываю её.

— Я могу доверять вам? — пристально смотрю в её немного удивленные глаза, находясь в полном отчаянии.

Понимаю, что вопрос задаю очень глупый, и если она тоже предатель, я рискую, очень рискую, но понятия не имею, что ещё мне остаётся делать. Никаких документов у меня нет, где они — я не знаю, а сесть в машину и поехать к этой твари без них — подписать приговор и себе, и девчонке.

— Да, конечно, Алена, — настороженно отзывается помощница Баженова. — Что случилось?

— Мне очень срочно нужно связаться с Константином Владимировичем, — мои руки сами собой сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони до острой боли.

— По какому вопросу? — бесстрастно уточняет она.

— Вопрос срочный и очень важный. У вас есть его номер? Позвоните ему, прямо сейчас.

— Дело в том, что сейчас он занят, — сдержанно отвечает Елена. — И просил не беспокоить его без веской причины.

— У меня веская причина, — с нажимом произношу я. — Очень веская. Звоните ему. Сейчас же.

Елена раздумывает несколько секунд, с пристальным вниманием изучая мое взволнованное лицо, и, к моему огромному облегчению, делает правильные выводы.

— Хорошо, — кивает она, и достает из кармана брюк свой телефон.

Проходит еще несколько мучительно долгих мгновений, прежде чем на её звонок отвечают, и звенящая тишина в комнате вновь нарушается её поставленным голосом.

— Константин Владимирович, Алена хочет с вами поговорить… Говорит, вопрос очень срочный.