— А я там живу! — гордо заявил я.

Последние два дня уж точно. Поселился в клубе, надеясь встретиться с моей обидчивой ассистенткой.

Как только племянница засекла у бассейна цель, то есть дядю Егора, она бросилась ко мне с воплями и сразу же очутилась у меня на руках. Обнимала за шею, целовала в щеку. Обожаю ее!

Немолодые родители с явным удовольствием сгрузили мне беспокойную бактерию, а сами отправились в зону отдыха пить кофе и коктейли.

Мы с Анжелой ныряли, плескались. В три года племянница плавает как детеныш дельфина, скользит под водой тенью, не поймаешь. Потом я катал малышку на спине, как кит, а она заливалась смехом, пока у нее уже вода не пошла из носа. Тут, конечно, мамаша опомнилась, бросила коктейль, примчалась к бассейну.

— Кать, да все нормально, — успокоил я невестку и поднял мою мокрую шмокодявочку над водой, хорошенько потряс. Та довольно захихикала, кашлять, слава богу, перестала. Я отбросил ее подальше, Анжела издала в полете счастливый визг и ушла под воду. Я нырнул следом.

Так хорошо порезвились, что даже на целый час я забыл об ассистентке. Но в зоне отдыха, взяв смузи из шпината и киви и развалившись на мягком диване, тут же вспомнил снова. Ее мягкие горячие губы на моем члене… Она явно получала от процесса удовольствие, я видел, как торчат ее соски, как вздрагивает грудь от сбитого дыхания, как прокатывается судорога возбуждения по ее телу, пока она облизывала и ласкала меня. Как ни странно, не все бабы тащатся от минета, для некоторых это неприятная обязанность. Они едва сдерживают брезгливую гримасу и подбираются к твоему члену с такой опаской, словно это, бл***, инсталляция из дохлых тараканов. Таких баб, безусловно, сразу за борт. Если тебе нравится парень, как ты можешь брезговать его членом? Это ж самое дорогое, что у есть у мужчины!

Но Полина смотрела на мой инструмент радостно и с предвкушением. А уж присосалась так плотно, цепко, что не оторвешь. Ее язык, танцующий вокруг налитой кровью плоти, дарил невероятное наслаждение. А еще она даже захныкала, солнышко, когда я осторожно высвободился из ее рта…

Как теперь не думать о Полине? Ясно, что это невозможно.

— Что там у тебя? — спросил Андрюха, наблюдая, как из моего бокала исчезает зеленая масса.

— Киви, шпинат.

— Выглядит не очень. Не понимаю, как ты пьешь эту гадость? — хмыкнул брат.

— Вкусно и полезно.

Племянница, завернутая в маленький банный халат, сидела у меня на колене. В этот момент мне в голову пришла страшная мысль, от которой я завис на целую минуту, а то и дольше. Если малютка Анжела вырастет и тоже будет брать в рот? От этой догадки мне стало не по себе, аж внутри все перевернулось. Нет, невозможно… Да, Анжела, однозначно, вырастет. Но… Еще не хватало, чтобы какой-нибудь гад запихивал в нее свой мерзкий член. Убью отморозка. Пусть даже не пытается подойти к моей племяннице. Оторву уроду все пять конечностей, ничего не оставлю!

Потом я вдруг подумал, что и Полина когда-то была такой же малышкой, как Анжела. Все мы когда-то были невинными детьми с удивленно распахнутыми глазами. Я представил себе маленькую девочку, какой могла бы быть Полина в возрасте моей племянницы. Увидел малышку с огромными карими глазищами и завитками темных волос вокруг белого лба. Она сидела в песочнице с ведерком и лопаткой. От этой картинки по лицу расползлась умильная улыбочка. Со стороны, должно быть, выглядел как дебил.

— Эх, братец, ты чего завис? Чего лыбишься, как придурок? — подтвердил Андрюха мои опасения.

— Он что-то вообще сегодня загадочный, — тут же подключилась невестка. — Игнорирует знаки заинтересованных девушек, они уж исстрадались. Да и вообще в последнее время Егор изменился, стал каким-то отстраненным. О ком-то мечтает, видимо.

— Кстати, я же встретился с Поповым из «Арсенала», — ловко вывернулся я. — Пообщался с дорогим Валерием Михайловичем. Прощупал почву.

Андрей, конечно же, сразу подхватился.

— Так-так-так. Молодец. Я-то уже, конечно, в курсе. Как раз хотел тебя спросить.

— Ты в курсе, что я ездил в «Арсенал»? Но откуда?

— Забыл? У нас там человечек давно уже прикормлен.

— Точно. И он тебе сообщил, — въехал я.

«Надеюсь, этот человечек не прилепил видеокамеру в той переговорной, куда я затащил Полину!» — добавил я про себя.

— Что говорит Попов?

— Говорить он почти не может из-за обильного слюноотделения. Пускает слюни на проект с «Трейд-сервисом».

— Да пусть сдохнет, лысушка алчная! — подскочил на диване брат. — Не отдадим!

— Конечно. Не отдадим ни пяди родной земли. Это ж страшные миллионы. Кстати, мужик, забери у меня твой дурацкий стеклянный стол. Он мне не нравится.

— Почему? — удивился Андрюха. — Сделан на заказ, я сам обговаривал дизайн.

— Тем более. Забирай к себе в офис и сам наслаждайся его непревзойденным дизайном!

Не объяснять же брательнику, что из-за стеклянной столешницы мой бугор в штанах постоянно, бл***, выставлен на всеобщее обозрение. Это хреново вообще-то! А пока рядом крутится Полина, стояк мне обеспечен постоянно.

Анжела снова потянула меня в сторону бассейна, мы с ней быстро разоблачились, оставили халаты в зоне отдыха, добежали до кромки и с воплем рухнули в голубую толщу воды.

ПОЛИНА

Мама так сухо со мной разговаривает. Она на меня в обиде с тех пор, как я взяла кредит на ситроен. По ее мнению, я поступила эгоистично. Папа болеет, постоянно нужно покупать лекарства, а я отваливаю ежемесячно круглую сумму банку за машину.

Но я и так помогаю родителям, помню о них, жалею! Понимаю, как маме трудно, но мне двадцать пять лет, я молодая и не хочу отказываться от своей жизни. Другой у меня не будет!

Папа болеет не так, чтобы сильно, но давно и разнообразно. Не помню его здоровым и веселым, у него постоянно вылазят какие-то болячки, то одно, то другое. Врачи назначают анализы, препараты, обследования… Болеть — занятие дорогостоящее.

Взяв кредит на автомобиль, я вовсе не урезала помощь родителям, отдаю им ту же сумму, что и раньше. Я ужала собственные расходы ради игрушки, о которой мечтала с восемнадцати лет. Но мама каждый раз поджимает губы и ведет себя так, что я чувствую себя предательницей.

В принципе, давно привыкла чувствовать себя виноватой. Когда не было ситроена, мама скорбно вздыхала и выговаривала мне каждый раз, когда я делала красивый маникюр, или покупала новое платье, или отправлялась в Турцию с Ксюшкой. А я работаю с людьми и должна заботиться о внешности. Не могу приходить в офис в задрипанном виде. И съездить летом на неделю на море по самому бюджетному варианту — не преступление.

В общем, можно представить, как мама отреагировала на бирюзовый кроссовер! Сначала закатила истерику, обзывала бездушным чудовищем, вспоминала, как ей было трудно меня растить. Потом целый месяц не разговаривала. Сейчас, вроде, успокоилась, но все равно попрекает.

Я привыкла и понимаю, как маме обидно. Ее жизнь прошла в бедности, она ничего не видела, кроме бесконечной и нелюбимой работы. А дома всегда ждал вечно больной муж, мой отец, сосредоточенный на своем самочувствии. Я начала подрабатывать в четырнадцать, всегда училась лучше всех, чтобы поступить в универ на бюджет. Параллельно с учебой в вузе тоже работала, не пропустила ни одного дня. Понимала, что надо помогать семье, кроме того хотелось одеваться, покупать косметику, ходить на вечеринки. Деньги были очень нужны. Но кому они не нужны!

Просто в один момент я поняла, что постепенно превращусь в копию своей мамы, если буду полностью лишать себя удовольствий. Пожертвую жизнью ради семьи, но всем постоянно буду напоминать о принесенной жертве. Так бывает, что женщины в семье одна за другой повторяют один и тот же путь, бабушка, мама, дочка. Нет, не хочу.

Вечером, поговорив с мамой по телефону, десять минут восстанавливала душевное равновесие. Позвонила Ксюшке, пожаловалась.

— Ой, да у твоей маман запросы неимоверные! — сразу отозвалась подруга. — Сколько ты ей не дашь, она всегда будет недовольна.

— Промывала мне мозги, как я неэкономно трачу. Увидела на днях мои новые полусапожки и плащ. И взъелась, пилит и пилит.

— Что ж тебе босиком по лужам ходить? Осень! Самое время покупать сапоги и плащи. Не слушай! Другие дети вырастают и ни копейки родителям не дают, наоборот, до сорока лет еще с них тянут. А ты ей помогаешь, лекарства покупаешь, но она этого не ценит!

— Все равно каждый раз чувствую себя сволочью.

— Это называется токсичные отношения. Если после общения с человеком ты чувствуешь себя опустошенной, несчастной, виноватой.

— Так и есть.

— Этих отношений надо всячески избегать! Звони пореже, не навещай.

— Но так нельзя! Это же мои родители.

— Ну тогда готовься, они тебя съедят. По кусочку. Папка твой болеет всю жизнь непонятно чем, мамашка мозг выносит.

— Я подумала, может, действительно, надо выкроить для них побольше?

— Дура ты, Полька! Ты меня не слышишь! Запомни: им всегда будет мало, даже если ты устроишься на три работы и будешь отдавать три зарплаты целиком. Тогда маман тебе намекнет, что неплохо бы еще и полы мыть в подъезде, тоже ведь копеечка в семью.

— Мне их жаль.

— А мне жаль тебя! Ты моя лучшая и любимая подруга, а над тобой издеваются. Каждый раз после общения с родителями у тебя настроение на нуле. Значит так: повторяй мантру. Я хорошая, я не сволочь, я все делаю правильно.

По совету подруженции пять минут твердила заклинания. Помогло! Ура! Ну, насчет того, что я все делаю правильно, это, конечно, перебор. Моя интрижка с боссом — чистое безумие. Но я стараюсь выгрести из ситуации с наименьшими потерями.

Вот уже целую неделю удается поддерживать с директором строго официальные отношения. В прошлую пятницу в переговорной «Арсенала» мы устроили вакханалию, зато потом взялись за ум. И Егор Николаевич, и я, мы оба стараемся. Очень помогло то, что на неделе он снова уезжал в командировку. А когда вернулся, метался по встречам, как ненормальный, и редко бывал в офисе.