— Ради Бога, смотри веселей, — сказал ему Тарквин час спустя, когда они вернулись в его апартаменты «Олбани», чтобы проанализировать прошедший вечер. — Ты имел успех. По крайней мере дюжина женщин спрашивала меня о тебе.

Себастьян сидел, уставившись в свой бокал. При свечах цвет пятидесятилетнего бренди напоминал ему волосы Дианы.

— Ее там не было? — спросил Тарквин. — Не расстраивайся, возможности не исчерпаны.

Себастьяна охватил гнев, который только придал ему решимости. Конечно, не исчерпаны. Нельзя рассчитывать, что победа придет сразу.

— Упорство и настойчивость. Помнишь?

Тарквин словно читал его мысли.

— Упорства мне хватит. Но есть еще одна вещь, о которой я хотел спросить тебя. Или Кейна. Когда мне удастся увлечь даму, о которой мы говорим, что мне с ней делать?

— Надеюсь, ты не просишь моего совета по поводу предложения руки и сердца? — Тарквин внимательно смотрел на него. — У меня в этой области нет опыта. Кроме того, наверное, нелегко выдавить из себя слова, которые женщина жаждет услышать.

— Нет, я не спрашиваю о женитьбе.

— Мне всегда было интересно, но я не решался спросить: у тебя были женщины?

Себастьян покачал головой.

— Как же, черт возьми, ты выдержал все эти годы?

Себастьян состроил гримасу:

— Благодаря сильной правой руке.

— Понятно. Лучший друг школьника. Верно ли я понимаю, что ты решил положить конец этому противоестественному положению девственника? Не волнуйся. Когда до этого дойдет, ты будешь знать, что делать. У мужчин для этого существует инстинкт.

Об этом Себастьян не беспокоился. Его «инстинкт» недавно говорил ему, и очень настойчиво.

До того как Тарквин и Кейн шутили насчет вдовушек, ему представлялось, что недостаточно просто спать с Дианой. Он всегда предполагал — возможно, наивно, — что существует четкое деление: есть женщины, с которыми мужчина, будучи достаточно глупым, чтобы оказаться заарканенным, вступает в брак, и женщины, свободные от морали. Теперь же мысль о Диане в качестве наложницы не выходила у него из головы.

— Мне бы хотелось, чтобы это было лучше, чем просто воткнуть и так далее… — сказал он, вспомнив не совсем удачную попытку первого поцелуя.

Если он когда-нибудь окажется в постели с Дианой Фэншоу — в чем он очень сомневался, — он хотел бы быть на высоте.

— Знаешь ли, в первый раз это бывает очень быстро, — пояснил Тарквин. — Я был так взволнован, что кончил через полминуты. Ну, тогда мне было всего шестнадцать.

— А как это произошло?

— Мой дядя отвел меня в бордель.

— Дядя Хьюго?

— Бог с тобой, нет. Герцог Эймсбери, мой опекун. Он всегда выполнял свои обязанности в отношении меня. Чего, кстати, не делал твой опекун. Но я не думаю, что на диких берегах Нортумберленда было много возможностей для любовных интрижек.

— Да если бы и было, ничего бы не изменилось. Дядя всегда сторонился женщин. Он их ненавидел.

— Почему?

— Он никогда не говорил почему, а я не спрашивал, но, думаю, в юности одна из них предала его.

— А ты никогда не хотел воспользоваться другим традиционным способом потерять невинность: дородной служанкой?

— Нет. Однажды я зашел в Лондоне в дом терпимости, но там все было омерзительно.

— Мне такие места тоже не по вкусу. Я предпочитаю более престижные места, в частности полусвет.

— Очень престижные, как мне довелось слышать.

— Никогда не думал, что ты слушаешь, когда разговор касается таких тем.

— Иногда трудно не услышать.

Хотя Себастьян, чтобы получить нужные сведения, не боялся откровенничать с Тарквином, все же ему было совестно признаться, как мучительно тяжело давалось ему воздержание. Вообще избегать женщин или использовать одну из них для удовлетворения полового влечения — подобный выбор давался ему нелегко.

— А женщины получают от этого удовольствие? — спросил Себастьян.

— Конечно, если хотят.

— И даже леди?

— Сексуальные вкусы леди находятся вне пределов моего опыта, но я не вижу причин, почему бы и нет. В конце концов, они тоже женщины. Полагаю, я мог бы кое-что рассказать тебе.

Себастьян не был уверен, что готов к подобной откровенности даже с Тарквином.

— Может быть, я смогу узнать об этом из книг? В редких эротических изданиях, которые ты приобретаешь, наверное, много полезных сведений.

— Пожалуйста, пользуйся моей библиотекой на здоровье. Просто скажи, если возникнут трудности с французской терминологией.

Глава 10

Дом книготорговца мистера Санчо

Лондон, Саут-Молтон-стрит


Минерва Монтроуз скучала. Диане пришла поистине дурацкая мысль зайти в эту книжную лавку. И уж совсем непонятно, что она торчит здесь уже целых полчаса и не собирается заканчивать свои дела. Нет, Минерва ничего не имела против книжных лавок. Она уже была в лавке Хэтчарда, и Диана позволила ей купить все новые издания мемуаров людей, которые занимали видное место на европейской политической сцене в последние десятилетия. А мистер Санчо торговал старыми книгами, многие из которых написаны на мертвых языках, и Минерва не испытывала ни малейшего желания прочесть хоть одну из них. Она совершенно не понимала, с чего вдруг у Дианы появился к ним интерес. Обычно поход сестры по магазинам ограничивался шляпными лавками, а не букинистическими.

Наибольший интерес представлял сам владелец. Минерва до сих пор не встречала чернокожих — в Шропшире подобная экзотика была редкостью. Она с удовольствием поговорила с мистером Санчо, узнав, что его отец был рабом на одном из Карибских островов. Она хотела выяснить, как его сыну удалось приобрести собственную лавку в холодном климате лондонского Уэст-Энда, но мистера Санчо позвали к покупательнице. И теперь они втроем — Диана, Санчо и маленькая светловолосая женщина — горячо обсуждали неинтересную Минерве тему о книгопечатании в елизаветинскую эпоху.

Поэтому Минерва занялась разглядыванием улицы, вернее, той ее части, которая была видна в окно. Ей хотелось выйти и обследовать соседние лавки, но Диана сказала, что это неприлично и небезопасно. Однако, сейчас Минерва многое бы отдала, чтобы увидеть что-нибудь неприличное или небезопасное, а еще лучше или другое.

Вдоль противоположной стороны улицы торопливо шел мужчина. Что-то в высоком, в очках человеке показалось ей знакомым. Минерва открыла дверь и позвала, очевидно, нарушая все правила, а может быть, и законы:

— Мистер Айверли!

Мужчина не обратил внимания на ее оклик. Он уже постучал в дверь дома, находившегося в нескольких ярдах выше по улице. Дверь открылась, и мужчина вошел внутрь.

Тарквин Комптон коллекционировал английскую поэзию и французские романы, которые в каталогах для приличия описывались как «представляющие особый интерес для мужчин». Поблагодарив приятеля за знакомство с непристойными сокровищами, Себастьян пока не спешил сам приобщиться к ним. Через пару дней чтения он стал лучше разбирать французский, и у него появился жгучий интерес и даже болезненная потребность приобрести практический опыт.

Если все получится, он откажется от кажущейся ему пока бесчестной мысли соблазнить Диану и вернется к первоначальному плану: просто разбить ее сердце. Он не узнал голос, окликнувший его, но он принадлежал женщине, и это было неожиданно. Он не принял во внимание, что дом номер 59 находится как раз напротив введения Санчо и что его могут узнать. Но кто бы ни была дама, окликнувшая его, Себастьян надеялся, что она иногда не узнает, какие дела привели его в дом номер 59 — здание с узким кирпичным фасадом, в котором на каждом этаже было всего по одному окну.

Когда служанка открыла ему дверь, Себастьян ворвался едва не сбив ее с ног, чтобы поскорее убраться с улицы от взглядов прохожих. Маленькая молодая женщина, чуть больше ребенка, как показалось его неопытному взгляду, имела неопрятный вид и ячмень на одном глазу. Она не соответствовала его представлению о том, как должна выглядеть служанка француженки высокого происхождения, но вполне подходила на роль привратницы проститутки.

— Чего? — спросила она.

— Я хотел бы повидать мисс Грандвилл, если это возможно.

— Мамзель свободна. — Она обнажила в улыбке редкие зубы. — Я провожу вас наверх, — сказала она, протянув ладонь.

Себастьян положил ей на ладонь мелкую монетку, и они стали подниматься по узкой лестнице.

Когда они миновали первый пролет, из-за двери на площадке послышались шум и стоны мужчины, перемещающиеся женскими восклицаниями. Желание, окрепшее после двух дней, проведенных в библиотеке Тарквина, уже не жгло Себастьяна. Возможно, подумал он с надеждой, девушка ошиблась и «мамзель» занята с другим.

— Она на следующем этаже, — пояснила служанка, и Себастьян медленно поплелся за ней. — Вот здесь, — сказала она, указав пальцем на дверь.

По-видимому, в ее обязанности не входило представлять гостей, поэтому Себастьян постучал сам.

— Entrez[5], — послышалось из комнаты.

Он вошел.

Чего бы он ни ожидал от гостиной куртизанки, но это не была обычная комната, украшенная в стиле старинного поместья. Единственным предметом мебели, отдаленно вызывавшим мысли о распутстве, был шезлонг, покрытый не декадентской парчой или бархатом, а простой зеленой тканью. Обивка выглядела жесткой, не слишком манящей, чтобы раскинуться на ней в неге. Хозяйка комнаты поднялась со стула. Хотя ее балахон откровенно открывал грудь, ее можно было принять за дочь феодала. Симпатичная и совсем не похожа на проституток, которых Себастьян видел на улицах Лондона. На первый взгляд он мог бы сказать, что хотя бы в одном аспекте она не соответствовала описанию в справочнике по женщинам специфической профессии. Мисс Элизе Грандвилл было порядком за двадцать. Но Себастьяна это не беспокоило, поскольку он выбрал ее по другой причине. Один пассаж из описания был особенно к месту: