Хотя, если верить тому немногому, что ей было известно о леди Сьюзен, Пен склонялась к мысли, что эта особа куда больше желала сделаться графиней Дэрроу, нежели женой Гарри Грэма.

«Бедный Гарри. Он заслуживает жены, которая любила бы его ради него самого, а не ради его титула».

– А мне кажется, все просто, – улыбнулась Гарриет. – Жена папы получит то, чего ей больше всего хочется, – отдельную кровать, а мы получим свой дом. – И уже куда печальнее добавила: – И я буду с папой.

Сердце Пен сжалось.

«Ради Гарриет я готова пойти на что угодно».

И на такое?

Нет, на такое, нет. Она не станет любовницей Гарри, даже ради Гарриет. Если она таким способом вернет Гарри, то утратит самоуважение, независимость, гордость.

Утратит все.

Жестокая правда заключалась в том, что она сама, а вовсе не леди Сьюзен, не хотела делить Гарри с кем-то еще.

Пен заставила себя улыбнуться.

– Все это пустые фантазии, Гарриет. Лорд Дэрроу не выказал никакого интереса ко мне.

Гарриет открыла было рот, чтобы возразить, но Пен опередила ее:

– И я бы не приняла его внимания, даже если бы он его продемонстрировал. Это было бы в высшей степени недостойно с моей стороны. – Пен решительно поставила точку в их разговоре: – А теперь ступай. Я должна найти миссис Джо и сообщить ей о завтрашнем визите лорда Дэрроу.

Гарриет улыбнулась при мысли о том, что завтра она вновь увидит отца, и убежала.

Пен же еще несколько мгновений стояла на ступеньках особняка, стараясь привести свои мысли в порядок перед встречей с Джо.

* * *

По дороге в деревню Гарри остановился у гостевого домика, чтобы еще раз оценить, будет ли он подходящей альтернативой сельской гостинице. Решил, что домик ему подойдет. Ему хотелось проводить как можно больше времени с Гарриет, пока он здесь.

«И с Пен тоже…»

Гарри остановился, взявшись за ручку двери.

О господи, Пен. Что в ней такого, что до сих пор привлекает его? Конечно, не красота, хотя она, несомненно, красива. И не происхождение, она ведь всего лишь дочь пьянчуги крестьянина. И не ум, она, вне всякого сомнения, знает, как выращивать огородные растения, но представить себе ее говорящей о литературе, искусстве, политике… О нет! Ведь до своего отъезда из Дэрроу она и читать-то не умела. Нет, у них нет ничего общего, кроме прошлого.

«И Гарриет».

Ему все еще было трудно поверить, что у него есть дочь. Гарри открыл дверь и вошел в домик, который показался ему пустым и печальным без Пен и Гарриет, подошел к очагу. Кто-то, наверное Гарриет, оставил на каминной полке трутницу и свечу. И ящик для угля был полон, хотя на дворе стоял август. Ему вряд ли понадобится разводить огонь.

Август был месяцем их с Пен любви.

Годы изменили ее. Лицо похудело, исчез мягкий изгиб щек, скулы выступили сильнее. На лице появились морщинки: на лбу, между бровей, вокруг рта. Пен стала как-то… скованнее. Куда-то делась прежняя беззаботность.

Но разве Пен может теперь позволить себе быть беззаботной? Она же мать. Она одна должна воспитывать Гарриет.

И Гарри тоже стал старше, что порождало новые проблемы. Например, выбор жены на лондонской ярмарке невест. Семнадцатилетние девушки представлялись ему теперь совсем детьми, а более зрелые женщины, те из них, кто еще был свободен, либо страдали косоглазием, либо имели гнилые или кривые зубы, либо были безликими серыми мышками или наглыми, надменными и мужеподобными.

К счастью, леди Сьюзен была исключением. В каком-то смысле она могла считаться идеалом. По крайней мере до тех пор, пока держала язык за зубами. Лучшей претендентки на роль графини Дэрроу трудно было вообразить.

Ему просто хотелось проникнуться чуть большим желанием по поводу этого брака. Точнее сказать, он жаждал желания, которое до сих пор в нем не пробудилось.

Гарри поднялся по узким ступенькам осмотреть спальню. Как он и предполагал, комнатка оказалась тесной, намного меньше гостиной внизу. Ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь. Кровать была вполне сносного размера, хотя…

Он представил Пен, обнаженную и распростертую на этой кровати.

«Черт возьми, что со мной творится? Я ведь должен воображать свою будущую невесту».

Гарри сел на матрац. Но, как ни старался, не смог представить леди Сьюзен без ее дорогой, тщательно подобранной одежды.

«Возможно, это потому, что я еще ни разу ее не поцеловал».

Хотя признаться, и особого желания целовать леди Сьюзен у него не было.

Чепуха! Причина в том, что леди Сьюзен – идеально воспитанная девственница. Ей еще предстоит открыть все удовольствия брачного ложа. Гарри сумеет пробудить в ней страсть. У него достаточно опыта, хотя, конечно, он имел дело не со скромными девственницами.

Пен тоже была девственницей, но отнюдь не скромницей. Гарри улыбнулся. Нет, совсем не скромницей. Она была любознательной, бесстрашной и очень чувственной. Сколько счастливых часов они провели вместе.

Гарри лег на кровать, чтобы проверить матрац. Тот оказался достаточно прочным, чтобы выдержать самую неистовую любовную игру.

Он закрыл глаза и вспомнил гибкое сильное тело Пен, ее длинные стройные ноги, узкую талию и очаровательные груди с розовыми сосками. Кожа Пен была удивительно гладкой, а губы всегда готовы к поцелуям.

Гарри почувствовал острое томление и желание вновь проникнуть в нее, но теперь все уже было бы по-другому.

«Может быть, даже лучше…»

Хватит!

Он сел и постарался привести себя в порядок. Сейчас он отправится к пруду у водопада и смоет черную краску с волос и похоть с фаллоса.

Гарри встал – и ударился головой о потолок. Отчаянно бранясь, он вновь опустился на кровать, обхватив руками голову.

Боль от удара заставила утихнуть настойчивые позывы в другой части тела.

Он явно преувеличивает значение своего юношеского романа с Пен. Когда начались их отношения, Гарри был почти мальчишкой. У него не было опыта отношений с женщинами.

Не исключено, окажись Пен с ним в постели сейчас, он не ощутил бы ничего из ряда вон выходящего.

«Но все-таки хочется проверить».

Нет, подобные мысли рождает похоть. Даже если бы Пен была не против, Литтл-Падлдон слишком маленькая деревня. Сразу же пойдут слухи, и репутация Пен рухнет окончательно.

«Она уже рухнула по милости этой сплетницы Розамунды».

Сплетни, конечно, вещь малоприятная, но Пен сможет с честью выйти из этой ситуации, особенно если будет продолжать вести достойную, скромную жизнь. Она ведь уже прожила здесь несколько лет. Жителям деревни мало-помалу опостылет перемывать ей косточки, и со временем они вернутся к прежнему хорошему мнению о ней. Еще одна веская причина не пытаться сейчас соблазнить ее.

Гарри улыбнулся.

«Или не позволить ей соблазнить меня. Неужели в тот первый раз именно Пен проявила инициативу?»

Гарри встал и с большой осторожностью сошел из спальни вниз по лестнице, стараясь не получить новых синяков и шишек. Выйдя на улицу, он взглянул на небо. Солнце садилось, но у него еще оставалось время искупаться, если немного поторопиться.

Он направился по тропинке к пруду. Опустив палец в воду, Гарри убедился, что вода холодная, но не ледяная, поэтому он сбросил одежду и без долгих колебаний вошел в воду.

«Брр!»

У него не возникло желания долго оставаться в холодной воде, поскольку его фаллос скукожился и успокоился.

Гарри погрузил голову в воду и смыл краску с волос. Выбрался на берег, отряхнулся, как пес, и, не имея полотенца – оно осталось в путевом мешке в гостинице, – постарался смахнуть воду с тела руками. Вышел на солнце обнаженный, распростер руки и позволил солнечным лучам убрать остатки воды с тела. Было уже довольно поздно, и все женщины наверняка вернулись в приют – вряд ли он кого-то здесь шокирует своим видом.

Впрочем, а можно ли вообще так легко шокировать тех женщин, что проживают в Доме призрения и поддержки старых дев, вдов, брошенных женщин и их несчастных детей? По крайней мере для тех, кто успел обзавестись детьми, обнаженное мужское тело вряд ли будет в новинку.

Господи! Как же прекрасно одиночество! В Европе он много дней проводил в полном одиночестве, а здесь, в Англии, кто-то всегда был рядом: родственники, управляющий, докучавший расспросами по поводу отводных канав, кто-то из необъятной армии слуг. Гарри было не по себе от мысли, что и впредь он может рассчитывать лишь на редкие минуты уединения.

Однако Гарри ничего не имел против общества Пен, в особенности когда в ее обществе он не только восхищался красотами природы.

Когда Гарри предложил ей руку, чтобы помочь перебраться через изгородь, ему показалось, что Пен не так уж и равнодушно восприняла его жест.

Девушкой Пен отличалась страстностью. Но жизнь в глуши, в постоянном женском окружении, с дочерью вряд ли давала ей возможности для плотских утех. Он, в известном смысле, может оказать ей – и самому себе – услугу, предложив немного повеселиться. А потом Пен продолжит вести жизнь примерной деревенской матроны и матери.

Гарри проворно натянул на себя одежду и поспешил на постоялый двор.

У него еще оставалась надежда незамеченным проскочить через таверну и взбежать по лестнице к себе в комнату, но надежда испарилась, как только он открыл дверь.

– Вот он! Вот тот, кто напал на меня!

«О боже, и священник здесь».

Все взгляды обратились на Гарри, и таверну наполнил угрожающий гул голосов.

Гарри не без удовольствия заметил, как распухла физиономия преподобного. Ему, наверное, было трудно говорить, хотя было заметно, что он уже принял достаточное количество эля, чтобы заглушить боль.

Бэсс, чувствуя, что могут возникнуть проблемы, поспешила к Гарри.

– Мистер Грэм, мне очень жаль, но господин викарий говорит… О!

Она заметила его локон.

Гарри улыбнулся ей особой улыбкой, которую всегда имел в запасе для подобных случаев, когда требовалось выразить снисходительную любезность, но не более того.