Пен широко раскрыла глаза. В них стояли слезы. И глаза Гарри увлажнились.

Пен с трудом удержалась от слез, но голос ее предательски дрожал.

– Мне тоже жаль, что тебя не было тогда, Гарри.

Как он мог быть рядом с ней? Он даже не знал, что они зачали ребенка. Каким же малодушным и безответственным он был. Как все отвратительно…

Но теперь в самобичевании смысла нет. Потерянное назад не вернешь, нужно думать о том, как жить дальше. Теперь он безответственности себе не может позволить. Он отвезет Пен и Гарриет в дом в Дэрроу, будет заботиться о ней и о дочери, обо всех детях, которые непременно у них появятся. И Пен до конца дней своих позабудет обо всех своих тревогах.

Ему многое хотелось ей сказать, но тело… Его тело жаждало иного языка – языка действий, который куда убедительнее слов. А желание и непонятное глубинное чувство побуждали Гарри к действию. И он докажет ей, физически докажет, как она дорога ему.

– Пен. – Гарри прикоснулся губами к ее губам, лаская кончиками пальцев грудь. – Давай ляжем.

Глава 11

– Давай.

Будто по волшебству меланхолия Пен сменилась желанием, отчаянным, всепоглощающим, непоборимым желанием. Ее тело десять долгих лет ждало прикосновения мужчины, этого мужчины. И теперь даже доли секунды ожидания казались ей столетием.

Пен крепко обняла Гарри, грудью прижавшись к его разгоряченному обнаженному торсу.

Но этого было мало. Руки ее скользнули ниже, к его ягодицам, пока, к сожалению, скрытым тканью. Напрягшийся и все еще плененный одеждой фаллос Гарри прижался к ее животу.

– Ложись, Пен.

Да!

Страсть в его голосе доставляла ей наслаждение.

К счастью, комната была настолько крохотной, что хватило шага, чтобы оказаться в постели. Пен, упав на кровать, протянула к нему руки.

– Скорее.

Но Гарри не торопился. Застыв на месте, он зачарованно смотрел на Пен.

– Какая ты красивая, Пен.

Пен никогда не думала, что желание может так пронзать, но противостоять ему она уже просто не могла.

– Гарри, я сейчас умру. Я хочу тебя. Сейчас же!

Он улыбнулся, хоть и довольно скованно. Он тоже сгорал от желания, но было ли оно сравнимо с тем, что чувствовала Пен?

– Подожди, я сейчас.

Он снял с нее туфли и осторожно освободил ноги от чулок.

Пен выгнулась, не в силах больше сдерживаться и страстно желая, чтобы его пальцы поднялись выше, но Гарри с улыбкой поглаживал ее бедра, колени, икры, лодыжки, ступни.

Дыхание Пен участилось, сейчас она вся без остатка принадлежала ему, моля войти в нее.

– Гарри, ты мучаешь меня.

Он усмехнулся:

– Но разве могут быть муки приятнее. Обещаю тебе, Пен, что награда превзойдет твои ожидания.

– Я к тому времени просто умру.

– Не умрешь.

Гарри присел на край кровати. Он по-прежнему оставался в брюках.

Ладно, она ему поможет. Пен потянулась к его гульфику, но он опередил ее, схватив за руки.

– Гарри! – Пен попыталась вырваться, но он не отпускал ее.

– Терпение, Пен.

О каком терпении он говорит?

Ну да! Ему-то что? Гарри все эти годы вел отнюдь не монашескую жизнь. У него, конечно же, было столько любовниц, сколько он хотел.

– Ты меня не понимаешь. Прошло. Десять. Долгих. Лет.

И дело было не в том, что плотские отношения все эти годы не выходили у Пен из головы. Во время беременности эти вещи ее вообще не волновали. Не волновали, и когда она была молодой матерью, а потом… Потом Пен была слишком занята, погружена в массу забот и страшно уставала физически. Тут уж не до плотских утех.

Впрочем, дело было не только в этом. Все объяснялось предельно просто: ни один мужчина не был способен вызвать в ней ту страсть, которую вызывал Гарри. Покидая Дэрроу, он унес с собой и все ее вожделения.

А теперь, когда Гарри вернулся, страсть снова нахлынула на нее, угрожая затопить.

– Я умоляю тебя, Гарри. Я хочу тебя. Хочу сейчас же. – Пен подалась к нему, но он чуть отпрянул.

Гарри видел ее наполненные страстью глаза. Он собирался… Нет!

– Доверься мне, Пен.

Вот доверяться она как раз и не умела. Довериться – значит отдать в чьи-то руки контроль над собой. Это было слишком рискованно. Лучше уж полагаться только на себя.

Пен никогда не могла ни на кого положиться. Ни на отца, ни на Гарри, хотя в этом не было его вины. С того первого мгновения, когда Пен решила соблазнить его, она знала, что он уедет и не вернется.

Так же как и теперь.

«Стоп! Это ведь всего лишь мимолетная интрижка. И ничего более. Возможно, она даже окажется мне на пользу, и я обрету настоящее счастье с новым викарием».

Боже! Когда Пен была с Гарри, она была не способна думать о ком-то еще.

– Доверься мне, – повторил он и наклонился к ней. Их губы соприкоснулись. – Тебе будет очень хорошо, я обещаю.

И Пен подчинилась. Да, она доверится ему или хотя бы попытается. Иного выхода у нее просто нет.

Желание в глазах Гарри становилось отчетливее, он снова наклонился к Пен. Приоткрыв рот, коснулся ее губ.

Ох, как восхитительно приятно было снова ощутить его поцелуй, страстный, горячий.

Прижав ее к матрацу, Гарри стал медленно ласкать губами ее губы, лицо, шею.

– Ох! Гарри! – Пен стонала, задыхаясь, бедра сотрясали конвульсии. Она пошире раскинула ноги в надежде остудить грозивший испепелить ее жар.

Губы Гарри двигались по изгибу ее грудей. Медленно, чудовищно медленно. Пен попыталась прижать его голову к груди в надежде распалить его страсть и заставить действовать быстрее.

– Не пытайся взять верх надо мной, – прошептал Гарри, касаясь губами ее кожи.

– Не пытайся свести меня с ума. Ох!

Его губы коснулись ее тела так близко от… И она ощутила влажное прикосновение его языка к соску. Казалось, молния ударила Пен между ног.

– Ох! О, о, о!

Его язык и губы распаляли ее, нахально дразнили, ласкали, щекотали, а пальцы играли на другом соске.

– Гарри, пожалуйста!

Ему следовало бы давно снять брюки, но в данный момент ее бы устроило, если бы он просто расстегнул гульфик, чтобы его восставший…

Губы Гарри продвинулись дальше. Он целовал ее ребра, живот.

– Гарри?..

Что он делает? Пен покраснела, изогнулась, но на сей раз от смущения. Гарри не должен смотреть на…

– Доверься мне, – сказал он снова.

Гарри провел языком по одной из отметин, оставшихся от беременности. От его пышущего жаром дыхания у нее мгновенно вздыбились волоски на лобке. Гарри был настолько близко, что ощущал запах изнуряющего ее желания.

Мир перестал существовать для Пен. Ничто уже не имело значения. Вожделение было космическим. Оно стерло, унесло прочь все остатки скованности и смущения, все помыслы о приличиях, все немногие, еще тлевшие в ней крохи рационального мышления.

– Прошу тебя, Гарри! Пожалуйста.

Пен понятия не имела, о чем просит, но не сомневалась: о чем бы она его ни попросила, Гарри дарует ей это.

Пен почувствовала, как его пальцы раздвигают створки лона и кончик языка чуть прикасается к входу.

– Гарри! – Она судорожно вцепилась в простыни. Казалось, вот-вот лопнет от наслаждения.

– Ты прекрасна, Пен.

– Э…

И его язык коснулся ее маленького твердого бугорка, заскользил вокруг него, над ним…

– Гарри!

Неописуемое удовольствие пронзило ее тело. Пен приподнялась, почти села – и снова рухнула на матрац.

Гарри поцеловал внутреннюю сторону бедра и поднялся над ней, улыбаясь, явно довольный собой.

– Было приятно, правда?

– Да! Было приятно, но… мало. Я хочу, страстно хочу, чтобы ты вошел в меня.

Пен потянулась к гульфику.

Его лицо напряглось, в глазах вспыхнуло пламя, стоило ей расстегнуть первую пуговицу. Гарри сел и рывком освободился от оставшейся на нем одежды.

О, как он прекрасен! Гарри был красив и в восемнадцать лет, но годы стерли нежность юноши, превратив его в сильного мужчину. Взгляд Пен не спеша странствовал от плеч Гарри, вдоль груди к его восставшему и окаменевшему естеству.

Ее тело, уподобившись одной-единственной мышце, как пойманная в силки птица, затрепыхалось от предвкушения страсти и блаженства.

Теперь стоило Пен протянуть к нему руки, и Гарри бросился в ее объятия.

Прижавшись лицом к его шее, она упивалась его запахом. Боже, как же изумительно приятно было ощущение этого тела.

– О Гарри…

– Сейчас все будет быстро, – прохрипел он.

Пен провела руками по его спине, дойдя до гладких, налитых силой обнаженных ягодиц.

Все было не так быстро, как он обещал, зато так приятно.

Поначалу Гарри, казалось, поддразнивал ее, не злоупотребляя резкими ритмичными толчками и почти выходя из нее. Пен закрыла глаза, сосредоточивших на охвативших ее ощущениях. Вот он входит в нее, снова выходит, еще раз, еще… Это невыносимо сладостно. Глубже и глубже оказывался он, все сильнее и сильнее подогревая и без того опьянявшее ее сильнейшее желание.

– Гарри! О Гарри!

И вот, кажется, он весь в ней, заполнил ее без остатка, впечатывая в матрац.

Да, именно этого она жаждала. Не просто возбуждения и не только физического удовлетворения, нет. Именно этого ощущения единения, слияния с ним.

Пен долгих десять лет не испытывала подобного блаженства, одиночество иссушило и омертвило ее. Она, вцепившись в его спину, силилась прижать Гарри еще сильнее.

Десять лет она была матерью, огородницей, по горло занятой работницей, но не женщиной, какой благодаря ему ощущала себя сейчас.

«Но это не любовь, – уговаривала себя Пен, – А одна лишь похоть».

Но все-таки все очень уж напоминало любовь.

И вновь неописуемое удовольствие и восторг захлестнули ее.

В это мгновение Пен ощутила внутри себя мягкие, щекочущие толчки его извергающегося семени.

«Я снова зачала?»

Но вместо страха мысль эта доставила Пен глубочайшее удовольствие.