Билл внимательно слушал, хитро улыбался и кивал головой.

«Вот непробиваемый», — подумала Марина и, не выдержав, спросила напрямик:

— Ален сказал, что вы занимаетесь фантастическими экспериментами с растениями. Может, поведаете мне что-нибудь интересное из их жизни?

— Интересное… Вот вы сейчас рассказывали про кокосовые пальмы, которые растут на острове на берегу океана и обильно плодоносят. А вы никогда не задумывались, почему им нравится там расти? Может, они слушают шум прибоя, следят за отливами и приливами?

Марина, не понимая, к чему он клонит, внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова.

— Возьмите, например, ананасы, — продолжал Билл. — Еще в пятидесятых годах в Америке существовали две крупные компании по выращиванию и сбыту ананасов. Одна имела плантации на Гавайских, а другая на Антильских островах. И климат, и почва на островах похожи. Но почему-то ананасы с Антил были крупнее и вкуснее. Разумеется, гавайская компания терялась в догадках. А так как бизнес для американцев превыше всего, они даже пробовали завозить на Гавайи антильские саженцы. Только это ни к чему не привело: саженцы-«иностранцы» давали плоды, ничем не отличающиеся от местных. Тогда американцы призвали на помощь науку. Загадку вкусных ананасов раскрыл известный ученый Джон Мейс-младший. Изучив проблему, он пришел к интереснейшему выводу. — Билл раскраснелся, глаза у него горели. Теперь он уже не казался Марине непробиваемой бездушной дубиной. И она заразилась его увлеченностью. — Дело оказалось в самих растениях. На Гавайях ананасы выращивали местные жители, а на Антилах негры, которых привезли из Африки. Для гавайцев это был тяжелый труд, поэтому они работали молча. А негры из всего умеют сделать развлечение, и, ухаживая за растениями, они пританцовывали и пели.

— А, я поняла, — поспешила проявить свою сообразительность Марина, — ананасам это веселье пришлось по душе — они цвели и пахли!

— Совершенно справедливо. Но! После заключения ученого все посчитали, что тот немного сдвинулся умом. Однако деньги были заплачены, поэтому американцы решили поверить ученому и провести эксперимент. Вместо саженцев на гавайские плантации завезли поющих негров. И результат не заставил себя ждать. Гавайские ананасы перестали отличаться от антильских.

— Да, очень интересная история, — сказала Марина вслух, а про себя подумала: «Можно поместить в мой журнал в раздел сатиры и юмора. „Дорогие садоводы! Поливая огород, водите хороводы и пойте частушки — это увеличит урожай огурцов и размер яблок, несмотря на неблагоприятное лето!“»

А Билл, между тем, продолжал:

— Это приближает нас, ученых, к решению многих задач, в том числе и криминалистических.

— При чем тут криминалистика? — не удержалась Марина. — Может, вы скажете, что, когда убивают человека, растение перестает плодоносить и вянет?

— Это не совсем так, однако у вас аналитический ум, вы подбираетесь к истине. Слышали когда-нибудь о полиграфе?

— Так, в общих чертах.

— Разные виды полиграфов регистрируют различные реакции. Скажем, полиграф Ларсена измеряет кровяное давление, частоту и интенсивность дыхания, а также время принятия решения, то есть промежуток между вопросом и ответом. А полиграф Бакстера основан на гальванической реакции человеческой кожи. Устроен он довольно просто. Два электрода прикрепляются к пальцам. По цепи пропускается небольшой постоянный ток, который через усилитель подается на самописец. Если испытуемый начинает давать ложные показания, он волнуется, сильно потеет, и тогда электросопротивление кожи падает, что и фиксируется самописцем на диаграмме.

«Хорошо бы таким способом допросить эту девицу, а не вести с ней нежные беседы, как Ален. Я чувствую, что она все лжет. Но кто нам это позволит?» — с горечью подумала Марина.

Билл встал и подошел к окну, выходящему в большой парк.

— Работая над усовершенствованием своего прибора, Бакстер додумался прикрепить датчик к листку домашнего растения — филодендрона — и заставил цветок почувствовать «эмоциональный стресс». То есть вызвал прилив соков к лепестку, чтобы зафиксировать изменение гальванической реакции.

Он поставил эксперимент. Чашка с живой креветкой механически опрокидывалась в кипяток. А рядом стоял филодендрон с наклеенным на листок датчиком. И каждый раз при опрокидывании чашки самописец фиксировал эмоциональный всплеск. Цветок сопереживал погибающей креветке.

— Так-так, — уже начала догадываться Марина, — значит, если поставить датчик на растение, а рядом будет совершено насилие над живым существом, то цветок среагирует.

— Совершенно верно, — ответил Билл.

— Очень интересно, — загорелась Марина, — но…

— В том-то и дело, что здесь слишком много «но», — перебил ее ученый. — Поэтому в официальной практике криминалисты пока не пользуются этими методами. Хотя в частных расследованиях бывает, что они выводят на правильный след, поскольку растение может «опознать» преступника даже после совершения преступления.

— И даже когда прошло много времени?

— Да, — кивнул Билл, — особенно домашние цветы, если их не переносили в другие помещения. У них мало «событий» в жизни. Они стоят и «смотрят» только на окружающие их предметы, на обитателей дома и все «запоминают».

Я, например, провел эксперимент с моим псом. Попросил пятерых своих учеников зайти в комнату, где были цветы, и один из испытуемых должен был причинить боль собаке. Кто именно и как, они решали сами.

Когда я вошел в комнату, мой бедный пес забился под диван и тихонько подвывал. Как выяснилось, один из учеников специально наступил ему на лапу. Собаку увели. А всех пятерых я стал вызывать по очереди в комнату. Как только в дверях появился обидчик моего пса, почти все цветы среагировали — «опознали насильника». «Не забыли» они его и две недели спустя.

— Билл, миленький, у меня потрясающий план! — возбужденно воскликнула Марина.

— У меня он давно есть, только я к нему должен тщательно подготовиться, — умерил он ее пыл. Но, увидев расстроенное лицо Марины, мягко пояснил: — Мари, эксперимент должен быть чистым, нельзя возводить напраслину на людей, это противоправно. Нас с вами могут привлечь к уголовной ответственности за клевету, за бездоказательные обвинения.

— Да, конечно, — остыв, согласилась Марина.

15

Квартира в Сингапуре, которую Анджей снимал через агентство недвижимости, представляла собой прозрачный полукруг из звуконепроницаемых оконных стекол. В помещении было такое множество разнообразных цветов — в кадках, горшочках, корытцах, — что делало его похожим на оранжерею.

— Сингапурцы очень берегут и уважают растения, — рассказывал садовник-китаец Биллу с Мариной, заметив их интерес к цветам. — Взгляните в окно.

Внизу раскинулся красивый современный город с элементами восточной архитектуры. Он буквально утопал в зелени, сквозь которую то тут, то там «пробивались» голубые квадратики бассейнов.

— Видите, вот строится дом, а рядом несколько деревьев, которые не вписываются в план, однако строители их бережно обходят, чтобы сохранить. И природа платит нам добром. Вы обратили внимание, какой у нас в Сингапуре чистый воздух? — Он подошел к Биллу и, извинившись, показал на воротничок его белой рубашки. — Воротник останется таким же белоснежным в течение целого дня. А это большое достижение с учетом нашего теплого и влажного климата, значит, в воздухе нет пыли. — Любовно осматривая веточку каждого своего детища, садовник продолжал: — Говорят, что, если солнце светит, достаточно воткнуть прут и все будет расти само собой. Это неправда. Если не заботиться и не ухаживать за растениями, они погибнут. — И он стал протирать влажной губкой красивый пушистый цветок, состоящий из множества словно сотканных в форме медузы звездочек.

— Какой необычный цветок! — восхитилась Марина. — Как он называется?

— Это филодендрон, — ответил садовник.

— Хороший, умный цветок, — произнес Билл, подходя к нему.

— Цветы все умные, — подтвердил китаец. — Вот, например, символ нашего города — орхидея. — Он с восхищением показал на нежный бело-розовый цветок. — Чувствуете, какой запах? — Билл с Мариной вдохнули сладковато-тонкий аромат. — Эссенцию из орхидеи используют парфюмеры. Знаете, когда я поливаю другие цветы, орхидеи меня ревнуют, прикасаются листьями, как бы спрашивая: «Когда же наша очередь?» Не верите?

— Почему же, верю, — заулыбался Билл.

— Вы долго тут пробудете?

— Возможно, пару часов.

— Да-да, понимаю. — Явно думая не о том, садовник вежливо закивал и удалился.

— Очень хорошо, что тут есть и филодендрон.

— Почему? — поинтересовалась Марина, но тут же спохватилась. Она увязалась за Биллом в надежде, что может оказаться ему полезной или что комната Анджея наведет ее на какие-нибудь мысли, даст подсказку. Марина поклялась Алену не мешать Биллу. Но, похоже, тот с удовольствием вдавался в разъяснения.

— Это как раз тот цветок, на котором мой учитель Клив Бакстер проводил свои опыты.

— Тут их столько, — обвела она взглядом домашний сад, — что удивительно было бы не найти нужный вам.

— Да-да, — уже погрузившись в себя и ползая вокруг зелени с какими-то приборами, бормотал ученый.

А Марина, прохаживаясь, грустно всматривалась в предметы, стоящие в квартире. Ей казалось, что они содержат информацию, оставленную здесь Катей. Вот кровать, рядом с которой нашли Катину заколку. Возможно, дочь лежала на этой кровати. Марина присела на край. Ее переполняла досада от бездействия.

Прошло несколько дней, после того как они с Аленом поговорили с Лисой. Вернее, разговаривал Ален, а Марина молчала. Она могла дать голову на отсечение: эта наглая девица что-то знает о Кате, а может быть, и виновата в ее исчезновении. В разговоре со стороны этой дорогой, как уже поняла Марина, содержанки, чувствовались недомолвки и скрытые намеки.