Теперь, когда она знала опасность, последняя казалась ей еще более неизбежной… Враг - это Клара. Как бороться с нею? Как ее ненавидеть?…

III

Одна мысль спасла Жюли от отчаяния, когда она выяснила себе опасность. Она подумала: «Несмотря на все, Морис меня любит».

Она была в этом уверена, хотя и не умела объяснить себе причины этой уверенности, но какое-то непоколебимое чутье подсказывало ей это. Она, всегда такая равнодушная к обстоятельствам, нашла в этой мысли храбрость к самозащите и почувствовала в себе такую энергию, на какую способна самая слабая из женщин, чтобы защитить питающегося ее грудью младенца.

Она сумела настолько взять себя в руки, что в первые же часы наступившей ночи стала размышлять, обдумывать план.

- Морис меня любит. Он беспокоен, рассеян теперь. Но среди этой рассеянности и беспокойства, я чувствую, что он мой, что он становится еще нежнее, еще страстнее, чем тогда, когда его ничто не смущает. Если он так меня любит, то значит он еще не любит Клару.

Простое, прямое сердце Жюли не могло допустить двух чувств за раз в сердце своего друга. Ошибалась ли она? Конечно, не вполне. Она слишком владела Морисом, он слишком доверялся ей в грустные минуты, чтобы она не угадала, что его тревожит. «Клара представляет для него неопределенное будущее, вот почему она его беспокоит… Раз Клара исчезнет, он ее позабудет и снова, быть может, на целые годы вернется ко мне…

Надо выдать замуж Клару. Надо ее выдать замуж как можно скорее».

Она тотчас же вспомнила о бароне де Рие.

Рие был своим человеком в доме. Не проходило вечера, чтоб он не заходил к ним. Он охотно разговаривал с молодой девушкой и она, по-видимому, не скучала с ним.

«Если б можно было устроить эту свадьбу поскорее, в этом году, в этом месяце!…»

Она решила постараться, проект был исполним; надежда привести его к желанному концу несколько успокоила ее. Она уснула с этой надеждой уже довольно поздно. В обычный час она уже была на ногах.

Проснувшись, она послала Морису записку:


«Дорогой мой, я себя чувствую в грустном настроении сегодня утром. Мне хочется вас видеть. Домье у нас завтракает, приходите и вы, если вы любите

Ваш Йю».


«Он придет, - подумала она. - Он несомненно придет…»

Затем она написала барону несколько слов и велела лакею немедленно отнести:


«Дорогой друг!

Я получила из Берри корзину молодых куропаток. Приходите кушать их сегодня утром вместе с доктором, Морисом и нами.

Всего хорошего

Жюли Сюржер».


Барон ответил, что он никак не может придти к завтраку, но выберет минутку и около двух часов зайдет пожать руки своим друзьям. Таким образом Морис, барон и молодая девушка будут у нее на глазах.

«Я стану наблюдать за всеми троими… Боже мой, если б я могла это устроить!»

Бедная женщина не имела никакого понятия о всевозможных ловких подходах. Она наивно радовалась своему блестящему плану и даже верила в его успех.

Но она не рассчитывала на слабость своего сердца и нервов. Когда за завтраком она увидела Мориса рядом с Кларой, она потеряла всякую сообразительность; она не следила за ними; она только страдала, видя их так близко друг от друга, ей казалось, что ее несчастье уже совершилось, что больше нечего бороться, что они любят друг друга. А между тем они почти не разговаривали; они оба, вместе с Эскье, слушали доктора, который как всегда, говорил один, как бы делая доклад.

На этот раз он разбирал вопрос о браке по поводу недавно напечатанных статистических данных об «уменьшении числа браков и уменьшении деторождаемости».

- Вы знаете, что это доказывает? - спросил он.

- Да, - ответил Морис.

- Что же это доказывает?

- Это доказывает, что брак есть отживающее установление, которое готовится исчезнуть, замениться иным способом связи.

Жюли взглянула на Клару и ей показалось, что та покраснела.

«Она хочет выйти за него замуж», - подумала она.

Доктор спросил:

- Каким же способом связи?

- Я не знаю. Дело законодателей выяснить это. Надо установить равновесие, вот и все.

- Неужели? - иронически произнес Домье. - И вы это думаете? Не хотите ли я вам с научной стороны покажу ваше заблуждение? Вы не желаете? Но я все-таки сейчас же докажу вам это. Возьмите животных, для которых природа создает законы. Соединение обоих полов, без всякого исключения, длится только время необходимое для реализования возмужалости. А для удовлетворения потребностей человека нужно двадцать лет. Следовательно, само собою ясно, что связь мужчины с женщиной должна длиться двадцать лет, со времени первого сближения, то есть почти всю жизнь. Что вы на это скажете?

- Мне решительно все равно. Я не имею намерения реализировать возмужалости, как вы говорите.

- Я это знаю; знаю также, что вы безнравственный человек в полном смысле этого слова.

Эскье вмешался:

- Вы сказали правду, Домье: Морис безнравственный, как почти все его поколение. Только я не совсем понимаю, в силу чего вы его осуждаете, вы, который ни во что не верите.

- Ни во что? Какое заблуждение! Нравственность - вещь определенная и заключается в следующем: согласовать свою индивидуальность с интересами массы. Вот почему я за брак законный против свободной связи, за плодотворную любовь против бездетности. Но я вам надоедаю…

Он умолк, увидев серьезное выражение на всех лицах. Клара была сконфужена, как молодая девушка, которая присутствует при разговоре, которого она не должна понимать. Эскье размышлял. Но Морис и Жюли почувствовали невольный укол от слов доктора, каждый по-своему. Домье в ученой формуле высказал мысль постоянно беспокоившую их: будущее, прегражденное любовницей и открытое женитьбой и семьей. Сами того не сознавая, они обменялись взглядами, в глазах было столько тоски, что Морис был тронут и успокоил ее улыбкой.

Завтрак затянулся в этих разговорах. Еще сидели за столом, когда слуга доложил о бароне де Рие. Поторопились окончить и все перешли в моховую гостиную, где уже на маленьком столике был приготовлен кофе и ликеры. Морис и Жюли на минуту остановились друг около друга.

- Ну что же, - ласково спросил молодой человек, - эта нехорошая грусть прошла?

Он чувствовал, что она грустна, так грустна, что слезы брызнули бы из ее глаз, если бы подле нее никого не было и ему захотелось успокоить, приласкать ее.

- Нет… я себя хорошо чувствую, дорогой мой, уверяю вас. Мне хорошо, потому что вы подле меня.

- Йю, дорогая моя, - ответил он, пристально вглядываясь ей в лицо, - есть какое-то горе в этих прелестных глазах… Почему? Скажите мне, по крайней мере.

Он взял ее руку и пожал, не заботясь о том, что его увидят.

- Если вы меня любите, - прошептала Жюли, - у меня нет больше горя.

Он ответил:

- Я бесконечно люблю вас.

Их взгляды снова встретились. В первый раз, несмотря на только что высказанные слова, они выдавали свое беспокойство. Морис был так смущен, что, дабы скрыть свое волнение, отошел, закурил сигару и отправился походить по дорожкам сада. Почти успокоенная этой искренней фразой: «я бесконечно люблю вас», она стала смотреть на барона де Рие и Клару, сидевших в уголку гостиной. Они говорили слишком тихо для того, чтобы до нее долетел их разговор, но, судя по выражению их лиц, он, вероятно, был серьезен. Она подумала: «Любят ли они друг друга? О, если б это было так!…»

Ей хотелось сейчас же действовать, ускорить эту свадьбу, которая разрешила бы ее сомнения. Но что делать? Домье простился, так как занятия ожидали его; проводив его до лестницы, Эскье возвращался один. Жюли подозвала его. Даже эта туманная, зарождающаяся надежда, побуждала ее облегчить свое сердце. Когда Эскье подошел к ней, она указала ему на Клару и барона.

- Взгляните, - произнесла она вполголоса.

- Ну, что же?

- Ну, что же! Разве это не возбуждает в вас некоторые предположения? Эти двое молодых людей?…

Банкир с минуту смотрел на нее, чтобы понять ее мысль.

- Свадьба? - сказал он недоверчивым тоном.

Жюли быстро ответила:

- Ну, конечно. Почему же нет? Клара богата, Рие также; у него прекрасное положение, он красив собою… И вы видите, что они нравятся друг другу.

В эту минуту, действительно, они склонились близко один к другому и говорили тихим голосом, с ласковым вниманием, почти с нежностью.

Эскье наблюдал за ними, ничего не отвечая. Г-жа Сюржер настаивала:

- Не правда ли, я права? Это очевидно. Надо их женить. Вы не находите это неподходящим, я надеюсь? Я понимаю, что вам будет грустно расстаться с Кларой. Но рано или поздно, должно же это случится. Лучше, чтоб она вышла за кого-нибудь из наших друзей, по крайней мере, она будет ближе к нам.

Она умолкла, устремленные на нее глаза Эскье говорили: «Как вы стоите за этот брак, дорогой друг мой!» Она поняла, что ее тревога сказалась в ее словах. Она покраснела и так сконфузилась, что ее старому другу стало жаль ее.

Он взял ее руку:

- Я сделаю так, как захочет Клара, - сказал он. - Рие честный и достойный малый. Если вы желаете этой свадьбы, я буду на вашей стороне…

Она не посмела его спросить: «А вы сами не думаете, что она состоится?» до такой степени она боялась услышать «нет», которое до основания разрушило бы шаткое здание ее надежды.

С этого дня прошли недели и все оставалось по-прежнему; Жюли ежедневно ездила в улицу Сhambiges, и каждый раз она уезжала оттуда с таким заключением: «он беспокоен, он страдает от чего-то неопределенного; или же, он любит меня, как говорит; он любит меня бесконечно».