Лиза сделала, как он сказал — сбросив тапочки, залезла на кровать, нервно одернула чуть задравшийся подол сарафана — надо было надеть штаны… — открыла мазь и выдавила чуть-чуть на ладонь.

В нос ударил сильный и едкий неприятный запах. Лиза даже про страх свой забыла — настолько вдруг завоняло.

— Ой. Ужас.

— Ничего-ничего, — сказал Володя со смешком. — Это еще не самое страшное и не самое вонючее, поверь.

— Оно хоть выветрится?

— Ну… относительно. Не страшно, я потерплю. Мажь.

Лиза, чуть морщась, решительно положила ладонь с мазью на левое плечо Володи и начала растирать. Запах усилился, он шибал в глаза так, что их слегка резало.

— Это совершенно не романтично, — признала Лиза и услышала тихий смешок. — Ты специально.

— Нет, что ты. Я действительно всегда этой мазью растираюсь, если продувает. Но в чем-то ты права — я подумал, что этот запах придется весьма кстати и ты благодаря ему отвлечешься от эмоций.

— Тебе надо переквалифицироваться.

— В смысле?

— С хирурга на психотерапевта.

— Нет уж, — фыркнул Володя. — Резать людей мне нравится больше, чем разговаривать с ними.

Лиза затряслась от смеха.

Страх совсем исчез, как и не было его — хотя она была не уверена, что это именно мазь так действует, возможно, все-таки сам Володя, — и Лиза, наплевав на специфический аромат, чуть наклонилась и чмокнула Володю в шею — туда, где еще не успела намазать.

Он промолчал, но она чувствовала, что он улыбается.

Через пару минут, когда мазь почти впиталась, Володя сказал:

— Все, Лиз, хватит. Иди скорее мой руки и удели этому особое внимание. Всю-всю мазь надо смыть, так что намыливай хорошенько.

Он потянулся за футболкой, и Лиза разочарованно вздохнула — уходить куда-то, даже чтобы помыть руки и смыть с себя эту вонищу, не хотелось. По правде говоря, она уже привыкла к этому запаху и… и…

Лиза дотронулась кончиками пальцев до Володиной поясницы, и он, так и не взяв футболку в руки, обернулся. Глаза его были такими теплыми, что Лиза потянулась к нему непроизвольно — и ахнула от неожиданности, когда он осторожно подхватил ее ладонями под бедра и усадил к себе на колени.

— Не страшно? — спросил он тихо, и Лиза помотала головой, по-прежнему глядя ему в глаза.

— Нет.

Сердце ее заходилось, но совсем не от страха — эмоции были совершенно другими. Жаркое волнение, трепет, желание прижаться сильнее, ощутить всем телом, всей кожей…

— Ты так сладко пахнешь, Лиз, — сказал Володя, и Лиза вдруг почувствовала, что его руки приподнимают подол ее сарафана. — Совсем не то, что я.

Ткань скользила по бедрам, вызывая мурашки, и Лиза чуть вздрагивала — так приятно было.

— Я уже не замечаю…

Ладони обхватили ягодицы, чуть сжали их, и Лиза не сдержала резкий, чувственный вздох, от которого глаза Володи потемнели, словно море перед грозой.

— Ты вообще сладкая, Лиз. Очень.

Сердце колотилось, когда она говорила, сама не понимая, откуда взяла эти слова, от которых между ног что-то тянуло и сжималось:

— Откуда ты знаешь? Ты же не пробовал…

Володя прижал ее к себе чуть теснее, и пальцы его — самые кончики, — проникли под белье.

Страх вспыхнул в ней неожиданно, как молния вспыхивает в небе, и Лиза вдруг закаменела, внезапно вспомнив, как Денис срывал с нее трусы, как бил по бедрам и ягодицам, как проникал в нее, как больно было…

Володя замер, почувствовав эту реакцию. Медленно убрал руки, опустил подол и сказал, глядя в полные отчаяния глаза:

— Пойдем ужинать, Лиз.

— Прости, — прошептала она, зажмуриваясь.

— Ничего, — он улыбнулся. — На самом деле ты очень вовремя, а то у меня уже мозги в другое место утекли. Не переживай, пока это сильнее тебя, но когда-нибудь все изменится.

— Ты думаешь?..

— Конечно. Я уверен.

Мимолетно коснувшись губами виска Лизы, Володя ссадил ее с колен и сразу натянул футболку.

Она вздохнула — что ж, опять неудача, — и тихо спросила:

— Котлеты будешь?

— Буду, — кивнул Володя, поднимая голову и улыбаясь ей. — И давай вместо макарон картошку пожарим. Для разнообразия.

Несмотря на случившееся, вечер прошел хорошо, и даже очень. У Володи после того, как Лиза растерла ему плечи и шею, явно улучшилось физическое состояние, и он вновь рассказывал ей разные забавные истории, пока она совсем не расслабилась и не забыла все тревоги.

Вспомнила Лиза обо всем только перед сном. И, вздохнув, призналась самой себе — дело не только в страхе перед близостью. Сейчас он настолько силен, что доминирует над всем остальным, но… Потом, когда он ослабнет — а Лиза верила, как и Володя, что это случится, — то ее будет гораздо больше волновать тот факт, что Володя не свободен. И что у них все может закончиться, так толком и не начавшись.

Сердце от таких мыслей кровью обливалось, но Лиза понимала, что бессильна повлиять на ситуацию. Володя сам должен решать, что делать дальше с ней и с Катей.

"Ну а случится, что он влюблен, а я на его пути — уйду с дороги, таков закон: третий должен уйти", — вспомнила она вдруг слова старой песни и чуть не расплакалась.

Ведь Володя, скорее всего, действительно любит свою Катю, а Лизу просто жалеет. Он же хороший, как он может не жалеть ее…

Лиза долго терзалась от подобных рассуждений, но потом все же заснула.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Проснувшись утром следующего дня, Лиза поняла — сегодня она не в силах продолжать "соблазнение". События последних часов ее немного опустошили — хоть и взволновали тоже, — и ей хотелось взять тайм-аут. Да и на горизонте маячила Катя со своим приездом. Может, после?..

Но откладывать все на "после отъезда" Лизе тоже не хотелось. Она подозревала, что Володя во время встречи с Катей разберется в себе и решит, что Лизе не место в его квартире. Погостила — и хватит, пора и честь знать. И вообще у него девушка есть и он ее любит…

— Ты о чем так горестно думаешь, Лиз? — поинтересовался Володя за завтраком. — Вздохнула уже раза три и яичницу ковыряешь, а не ешь.

Она вздохнула еще раз и честно призналась:

— Я Катю боюсь.

Володя сначала удивился, а потом засмеялся.

— Катю? Почему?

— Ну… Маша говорила, она взрывная…

— Это да. Но бросаться на тебя с кулаками она не будет, да и я рядом, остановлю, если что. Вот. — Володя достал телефон, потыкал в экран и протянул Лизе. — Может, легче будет.

С экрана смартфона на нее смотрела очень симпатичная девушка. Ярко-рыжая, вся в веснушках, и смеющаяся. По фотографии она производила приятное впечатление и неадекватной вовсе не выглядела.

— Милая…

— Да, Катя хорошенькая. Маленькая такая, рыженькая, — Володя тепло улыбнулся, словно что-то вспомнив, и Лиза похолодела от ревности. — Ей тридцать уже, а выглядит на двадцать из-за роста и этой своей рыжести. Правда, сейчас у нее синие волосы.

— Синие?..

— Угу. — Володя шутливо поморщился. — Ерунда какая-то, не понимаю я этого, но пусть. Пару месяцев походит, поймет, что фигня, и вернется к собственному цвету волос. Такая красота необычная, зачем ее в синий цвет замазывать?

— Согласна, — кивнула Лиза. — И ты не Буратино, чтобы Мальвину любить.

— Это точно, — он фыркнул. — В общем, не бойся. Все пройдет хорошо. Да и я тебя в обиду не дам, если что.

"Раз ты так говоришь, значит, Катя способна обидеть", — подумала Лиза, но вслух ничего не сказала.

А вечером она впервые увидела Володю в очень плохом настроении. В настолько плохом, что он даже практически не разговаривал с ней — все молчал, и был таким мрачным, что ей хотелось взять его за плечи и хорошенько потрясти.

— Что-то случилось? — спросила Лиза тихо уже во время ужина. Сначала она не собиралась лезть Володе в душу — чувствовала, что это наверняка связано с работой, — но не выдержала.

Он вздохнул, отодвигая тарелку почти с нетронутыми оладушками, и ответил:

— Ты тут ни при чем, Лиз. У меня пациентка умерла на операционном столе. Не в первый раз, конечно… но всегда тяжело. Сегодня я не совсем в адекватном состоянии, прости. Завтра будет лучше.

Она кивнула, не зная, что еще можно сказать, но Володя заговорил сам.

— Каждый раз, сталкиваясь с собственным бессилием, я вспоминаю чувство, которое преследует меня с пятнадцати лет. Жуткое ощущение того, что все бесполезно, смерть неотвратима, она все равно рано или поздно настигнет, и ты ничего не сделаешь. И неважно, врач ты или нет.

— Важно, — возразила Лиза. — Когда ты не врач, ты совсем ничего не можешь сделать.

— Вот именно поэтому я и пошел в медицинский, — Володя криво усмехнулся. — Так меня однажды взбесило это "ничего не можешь сделать"… Хотя там и врач бы уже не смог.

Он тяжело замолчал, и Лиза, поколебавшись пару секунд, негромко спросила:

— Это… про ту самоубийцу?..

Володя поднял брови, но мгновением спустя понимающе кивнул.

— Ясно, Маша донесла. Да, это про Нину.

— Нину?

— Ее так звали. Я как-то, — он пожал плечами, — привык называть ее по имени. Она для меня человек, а не кусок окровавленного мяса. Нина Белецкая ее звали. Ей было тридцать три года, и она десять лет лечилась от бесплодия. Потом все-таки родила, девочку, Настю. На ее трехлетие они поехали в дом отдыха за город. Во время прогулки Настю укусила гадюка. Девочка впала в кому и умерла, а на девятый день после похорон Нина выбросилась из окна.

Лиза в ужасе зажала ладонью рот, чувствуя, как по коже бегут ледяные мурашки.

— Господи, какой кошмар…

— Она не выдержала всего этого, — продолжал Володя, глядя в пространство какими-то пустыми глазами. — Сердце не выдержало. Я очень хотел ей помочь тогда, когда она умирала, когда я еще ничего этого не знал. И после, когда с мужем Нины поговорил, захотел еще больше. Я не понимал, зачем это нужно — такое бессилие… Честно говоря, я до сих пор до конца так и не понял. Отец Василий говорит, у каждого свой крест, свое испытание. Он прав, конечно. Конечно, прав, я понимаю. Это было испытание Нины, ее крест, и она сломалась под его тяжестью.