Анна Шнайдер - Осколки неба

Он молчал и не двигался. От отчаяния Лиза начала целовать его спину, трясясь, как лист на ветру, и шепча:

— Пожалуйста, прости… Пожалуйста… Пожалуйста, Володя… Пожалуйста…

Он наконец отмер. Повернулся к Лизе лицом, сбросил ее руки и сделал шаг в сторону.

От этих его действий стало невыносимо больно. Лиза понимала, что заслуживает сейчас такого отношения к себе, но мучений это не отменяло.

— Мне говорили подобную херню много раз, Лиза. И знаешь, когда? Это забавно. Когда хотели, чтобы я был хорошим только для кого-то одного. А все остальные люди — побоку. И бесит, когда я пытаюсь как-то уравновесить ситуацию, сгладить углы. Возможно, не всегда правильно, но я пытаюсь не поступить подло ни с кем.

Лиза хотела сказать, что знает, но не могла произнести ни слова. И вообще ей казалось, что она сейчас зарыдает в полный голос.

— Я просто не ожидал такого именно от тебя. От кого угодно, только не от тебя. — Володя усмехнулся. — Ошибся. Я в тебе ошибся.

"Как я в Денисе…"

— Нет, нет, — воскликнула все же Лиза. Подошла к Володе, попыталась обнять, но он покачал головой — и она опустила руки. — Пожалуйста, Володя… — Голос был тихим, жалким. — Не надо так, я просто сглупила…

— Иди к себе, Лиз, — сказал он устало. — В этом разговоре нет решительно никакого смысла.

— Есть, есть. Я же прошу прощения…

— Этот… тоже хотел попросить у тебя прощения. Нужно оно тебе, Лиз?

Она похолодела. Не только потому что Володя вспомнил про Дениса, как она минутой назад, а потому что он сравнил ее с ним.

— Не нужно, так ведь? И мне не нужно, чтобы ты просила у меня прощения. Я все понял. Я на голову хороший. Прекрасно, когда я забочусь о тебе и ношу тебя на руках, но как только я хочу позаботиться о ком-то еще — это уже не устраивает. Как только я хочу сгладить неприятные впечатления о разрыве для человека, к которому неплохо отношусь — это уже раздражает. Но вот такой я. На голову хороший, правильно Маша говорит. А чтобы ты перестала меня таким считать, мне надо тебя изнасиловать, да, Лиз?

Она вздрогнула от неожиданности, посмотрела на него непонимающими глазами и сжалась от страха.

Володя криво улыбнулся и покачал головой.

— Испугалась. Ох, Лиза. Иди к себе. Не сделаю я тебе ничего плохого. Просто сегодня не трогай меня, пожалуйста. Я хочу побыть один.

Она сглотнула, устыдившись собственного страха, и тихо сказала:

— Пожалуйста, хотя бы поешь.

— Попозже, — Володя вновь отвернулся лицом к окну, давая понять, что разговор закончен, и замолчал.

Лиза стояла на месте еще несколько секунд, глотая слезы, а потом все-таки сделала, как он просил, уйдя к себе в комнату.

Так прошел весь день.

Володя находился у себя, а Лиза — у себя, и они не разговаривали друг с другом. Только вечером она услышала, как он прошел на кухню, зашумел чем-то, поставил чайник — видимо, все-таки решил поесть.

Лиза хотела выйти и поговорить с ним еще раз, но от голода — она ведь тоже не ела и не пила весь день, — и бесконечных переживаний не смогла встать с кровати. Лежала, смотрела в потолок и чувствовала себя совершенно опустошенной морально и физически.

Наверное, нужно вставать, собирать вещи и возвращаться к маме с Верой. Но сделать это Лиза тоже была не в силах. Она просто лежала и смотрела в никуда, чувствуя себя человеком, который упал в пропасть и лежит там, на самом ее дне, весь с переломанными костями, и не может выбраться наружу. Да и куда лезть, он тоже не видит — ослеп…

В какой-то момент скрипнула дверь, и послышался голос Володи:

— Лиза, я спать. Поешь, пожалуйста, и тоже ложись.

— Да, хорошо, — прохрипела Лиза, надеясь, что он зайдет, поговорит с ней, простит ее — но Володя не зашел. Закрыл дверь и отправился к себе.

Еще несколько часов Лиза лежала в полной тишине. За окном стемнело, а в комнате было светло — она не выключала освещение, — и рядом, у левого бока, спал Моня, и глаза у нее иногда начинали слипаться, но уснуть она не могла. Только погружалась в дрему, как организм просыпался сам, и сердце бешено колотилось от отчаяния.

Господи, да что же она? Нельзя оставлять это все вот так. Нельзя. Надо исправить…

Лиза встала, пошатываясь от слабости. Сходила в ванную, умылась и, вернувшись в комнату, сняла с себя все, оставшись обнаженной.

И пошла к Володе, замирая от страха, надежды и отчаяния.

Он спал, отвернувшись к окну.

Лиза, сглотнув и пережив приступ нервной дрожи, приблизилась к кровати и нырнула под одеяло.

Еще, еще… вот. Боже, какой теплый. Лиза прижалась крепче — она-то была ледяная, словно лягушка, — обняла, поцеловала в шею…

Володя вздохнул и замер. Почувствовал? Проснулся?

Господи, как страшно.

Лиза поцеловала еще раз, а одну из рук подсунула Володе под мышку, погладив грудь, потом опустила ее на живот… и застыла.

Нет-нет, она не может. Нет…

Но Катя ведь говорила, что он любит. Конечно, любит. Все мужчины любят такое.

Лиза опустила руку ниже, коснулась трусов Володи… и тут он сказал абсолютно не сонным голосом:

— Лиза, что ты делаешь?

От неожиданности и страха она вздрогнула, но отвечать не стала. Вместо этого еще немного опустила ладонь…

Твердый, напряженный. Хочет ее…

И, несмотря на дикий ужас, который по-прежнему владел Лизой при мысли о сексе, ей стало приятно, что Володя ее хочет.

— Лиза…

Закусив губу, она решительно обхватила то, что нащупала парой секунд ранее, всей ладонью, и замерла, ужаснувшись.

Такой большой…

Володя вздохнул, и Лиза провела рукой вниз, а потом вверх. Еще раз, и еще…

Он стал больше, хотя ей казалось, что больше уже невозможно. Но он точно стал.

Лиза хотела продолжать движения, но Володя перехватил ее кисть. Перевернулся лицом к Лизе, откинув одеяло, наклонил голову… и она вздрогнула, потому что он начал осыпать легкими поцелуями ее грудь, при этом аккуратно разводя Лизе ноги в стороны.

Она задохнулась от паники, зажмурилась — но это ощущение пропало, как только Володя нащупал там, между ног, какую-то точку, и начал массировать ее круговыми движениями.

Волны жара ходили по телу Лизы, расходясь от той точки, которую ласкал Володя, во все стороны. Горели губы, горели кончики пальцев на ногах, но сильнее всего горело там, внутри нее… И как будто тянуло, посасывало, словно желало, чтобы его поскорее заполнили.

— Сладкая… — прошептал Володя, прикусывая сосок, и Лиза всхлипнула, непроизвольно хватая его за плечи. А потом и вскрикнула, ощутив внутри себя кончик его пальца… самый кончик, совсем чуть-чуть… а потом еще глубже, и еще… целиком… а теперь назад, и вперед, и назад, и вперед…

С каждым движением Лиза вскрикивала, но не от боли. И страха больше не было. Ей вообще было не до мыслей — она просто чувствовала. Губы Володи на груди и животе, плечах, а затем и на своих губах, палец внутри и маленькую точку, похожую на узелок, от ласк которой Лиза совершенно теряла голову и сходила с ума.

Лавина жара в какой-то момент накрыла ее целиком — Лиза вздрогнула и, застонав, задрожала, впиваясь ногтями в плечи Володи. А следом всхлипнула от неожиданности, почувствовав, как он заполняет ее. Медленно, осторожно, шепча на ухо:

— Сладкая моя…

Боли было совсем немного, но та, что была, оказалась совсем другой. Когда Володя заполнил Лизу целиком, она почувствовала эту боль, но ее было очень мало, и она быстро схлынула, уступив место дикому наслаждению, которое пронзало Лизу с каждым движением Володи.

Сначала он медлил, вглядываясь в ее лицо, но, поняв, что все в порядке, ускорился, нежно целуя в губы и лаская грудь обеими ладонями. Он и сам иногда постанывал, и каждый раз, когда Лиза слышала эти стоны, она вспыхивала возбуждением и кусала его то за щеку, то за подбородок.

— Лиз, перевернись, — прошептал вдруг Володя, останавливаясь и чуть дрожа. Лиза видела, как сверкают его глаза, даже несмотря на почти полную темноту. — Я хочу тебя сзади…

Ее укололо страхом.

— Не надо, — прохрипела она испуганно. — Он… сзади…

Володя застыл, и Лиза испугалась еще больше — а вдруг он сейчас вспомнит, что она, вообще-то, изнасилованная, и перестанет ее хотеть?..

Володя наклонился и, поцеловав Лизу в губы, сказал тихо, но жестко:

— Я сделаю все, чтобы ты об этом забыла. И сейчас не думай. Вот так, моя сладкая… — Он взял Лизу за щиколотки, положил ее ноги себе на плечи и подался вперед, заполняя так, что она охнула. — Хорошо?

— Да…

Это было не просто хорошо — невероятно настолько, что через несколько секунд Лиза не могла ни о чем думать, только стонать и вскрикивать, ощущая между ног настоящий костер, который все разгорался и разгорался, пока не сжег ее целиком и полностью, оставив после себя только пепел, полный наслаждения и веры в то, что все будет хорошо.

Уже за завтраком Лиза почувствовала — несмотря на все случившееся ночью, их отношения не стали прежними. Между ней и Володей словно была стена отчуждения. Хотя он и говорил с ней ласково, и целовал, и обнимал — но в глазах не было прежнего тепла. Лиза надеялась, что ей только кажется, но отделаться от этих ощущений никак не могла.

Володя всегда был теплым, очень-очень теплым, а теперь Лизу кололо холодом каждый раз, когда она смотрела в его глаза.

Особенно это чувствовалось за завтраком, когда он ровно и спокойно сказал:

— Лиз, я ночью голову потерял, про презерватив забыл.

От неожиданности Лиза чуть не уронила вилку, которой ковыряла собственноручно испеченный сырник.

Презерватив? Боже, точно…

— Какой у тебя день цикла был, помнишь?