Лиза не знала, плакать ей или смеяться. С одной стороны, она понимала — Маша говорит искренне, а с другой — было безумно забавно, что она так защищает своего старшего и совсем самостоятельного брата.

— Его в этой хорошести все девушки упрекали, — продолжала Маша, и Лиза поняла, что ее понесло от переживаний и возмущения. — Сначала влюблялись, а потом начинали упрекать. Я не знаю уж, по какому поводу ты ему претензию эту предъявила, ты же не рассказала…

— По глупому. Честно, Маш, по глупому поводу.

— Вот-вот. Но извинилась, помирились, переспали — это хорошо. Это меня радует. Продолжайте в том же духе. Кстати… с Катей он расстался, получается?

— Да.

Маша оживилась.

— Отлично. Хоть одна хорошая новость за сегодняшний день. Может, сейчас еще одна будет. Лиз, — взгляд ее стал серьезным и каким-то сканирующим — ну просто рентген, а не взгляд, — ты любишь моего брата?

Лиза нервно дернулась, но не отвела глаза.

— Да. Да, Маш, очень…

— Отлично. — Подруга расплылась в блаженной улыбке.

Лиза помедлила… и все же тихонько сказала:

— Но он-то… он-то нет…

— Чего? — Маша аж подпрыгнула, а потом расхохоталась. — Оп-па, вот ты глупышка. Ты думаешь, мой прекрасный и на голову хороший брат способен спать с девушкой, не любя ее? Ну ты даешь, Лизка.

Лизе стало так жарко, будто она в костер шагнула. И ладони нервно затряслись, и она сжала их в кулаки, пытаясь собрать воедино скачущие мысли.

Мир в очередной раз перевернулся в ее сознании, потерял вектор и направление, и все, что она могла сейчас — это просто смотреть на Машу, которая заходилась смехом и удивленно качала головой.

На следующий день Лиза ждала Володю с нетерпением. И страхом. Но страх этот был совсем другим — не тем страхом, который она испытывала перед Денисом когда-то, и не тем, который ощущала при мысли об интимной близости. Страх этот был полон предвкушения чего-то особенного — наверное, так канатоходец боится идти над пропастью, но и предвкушает этот момент, потому что он принесет ему радость и удовольствие.

Теперь Лиза знала, что человек всегда испытывает радость, преодолевая собственный страх, и собиралась сделать это со своим.

Приехавший за ней к работе Володя выглядел почти так же, как после предыдущих дежурств — устало и помято. Лиза вспыхнула от радости и сочувствия, бросилась навстречу и почти повисла на шее.

— Задушишь, — он улыбнулся, а она уже проводила рукой по его щеке — щека кололась, — и шептала:

— Господи, как же я по тебе соскучилась.

Он замер, а затем сжал Лизу в объятиях еще сильнее.

— Я тоже.

Лиза вздрогнула и, счастливо вздохнув, сказала:

— Поехали домой скорее. Будешь…

— Блины? Пожалуй, нет. — Володя засмеялся, и Лиза тоже улыбнулась, понимая, что совсем не ощущает сейчас холодности между ними. — В последнее время их в моей жизни было слишком много.

— Не блины. Я хотела сделать курицу в сливочном соусе. С рисом. Будешь?

— Буду.

Дома, удалившись переодеваться в свою комнату, Лиза какое-то время стояла перед зеркалом, ощущая, как колотится сердце, наполненное диким количеством эмоций. Сейчас, сейчас…

Страшно, очень страшно, но в этом и ценность. Да, в этом и ценность. Оказывается, все самое нужное, самое ценное — через испытания, трудности, преодоление себя…

Лиза, вздохнув и улыбнувшись собственному отражению, вышла из комнаты и заглянула к Володе. Хихикнула — он сидел в одной рубашке, без штанов, на постели, склонив голову к груди, и явно дремал.

Услышав Лизин смешок, встрепенулся и, зевнув, потер глаза.

— Кошмар, как вырубает… Но надо сначала поесть, а то я посреди ночи проснусь и буду грызть холодильник. Знаю уже. Если поем, сплю до утра, не поем — просыпаюсь…

Она подошла ближе, села рядом, прижалась и, обняв крепко-крепко, сказала то, что давно хотела сказать:

— Я так люблю тебя, Володя. Так люблю. Больше жизни.

Кажется, он задержал дыхание, и Лиза, не обращая внимания на страх, продолжила:

— Я давно это поняла, но ужасно боялась сказать. Я и сейчас боюсь. Но ты должен знать, даже если ты сам меня…

— С ума сошла, — перебил ее Володя хрипло, и сердце Лизы на мгновение перестало биться от волнения. — Я тоже тебя люблю, Лиз. — Он коснулся ее подбородка, заставив поднять голову и посмотреть себе в глаза. Они вновь были теплыми. Такими же теплыми, как тогда, до тех слов… — Очень люблю. Никогда не сомневайся в этом.

— Не буду, — прошептала Лиза, замирая от нежности. — И ты не сомневайся… И прости меня, я так жалею…

— Я уже простил, — Володя поцеловал ее и, вздохнув, признался с улыбкой: — Я думал, что просто психотерапевт для тебя. Точнее, сексотерапевт. Что нужен только для этого. И не говорил ничего про свои чувства, которые родились уже давно, чтобы не давить и не смущать. Думал, со временем ты либо сама тоже полюбишь, либо уйдешь.

— С ума сошел, — пробормотала Лиза и фыркнула, вспомнив, что Володя только что говорил примерно то же самое. — Какая сексотерапия… Нет, она нужна, конечно, и очень, но я же тебя полюбила, поэтому и…

Лиза не договорила — Володя поцеловал ее крепко и сладко, лаская ладонями щеки и шею. Она улыбалась ему в губы и гладила по спине, чувствуя себя невероятно, безумно счастливой.

Счастливой до самого неба.

***

В пятницу вернулась хорошая погода — дождь прекратился, резко потеплело, и весь день на небе не было ни облачка.

Ольга Николаевна молчала, глядя на телефон. Она помнила, чей сегодня день рождения, и утром даже пыталась позвонить, но не дозвонилась. Ее номер по-прежнему стоял у Лизы в черном списке.

Что ж… справедливо.

Пришедший с работы Денис был, как всегда, мрачным. Он очень сильно похудел за прошедший месяц, и одежда на нем теперь висела.

Ольге Николаевне было больно смотреть на сына, и она, поставив перед ним тарелку с ужином, отошла к окну.

Вначале она даже не поверила своим глазам. Все смотрела и смотрела… На то, как по дорожке к подъезду идет ее Лиза под руку с каким-то высоким светловолосым мужчиной. Встречает соседку с третьего этажа и, улыбаясь, начинает что-то говорить…

— Денис. Денис, подойди сюда, — позвала Ольга Николаевна прерывающимся голосом.

Сын встал с табуретки, подошел к окну и тоже посмотрел в окно. А Ольга Николаевна смотрела на Дениса — и видела, как меняется его лицо, из мрачного становясь светлым и почти спокойным.

— Ты пойдешь? Пойдешь к ней? Ты же хотел поговорить.

— Нет, — он качнул головой, глядя на Лизу с горькой нежностью, — я вижу даже отсюда, что она счастлива. Мне этого достаточно, мам. Ни к чему ее тревожить и расстраивать. Тем более, что у Лизы сегодня день рождения. Этот разговор нужен только мне, не ей, а я… обойдусь.

Ольга Николаевна кивнула, впервые за последнее время чувствуя, что немного гордится сыном.

— Ты не против, если я…

— Да, мам. Ты сходи, конечно.

Она сразу похромала к входной двери.

А Денис стоял у окна и смотрел на Лизу — до тех пор, пока она не вошла в подъезд. Только тогда он вновь сел за стол и продолжил есть остывший ужин.

Ольга Николаевна поймала Лизу и ее сопровождающего на первом этаже, когда они только вошли в подъезд. Лиза, увидев соседку, радостно улыбнулась.

— Здравствуйте, Ольга Николаевна.

— Добрый вечер. С днем рождения, Лиза.

— О, спасибо большое. Знакомьтесь, это Володя. — Она слегка смутилась и покраснела, засмеявшись, когда он сказал:

— Я ее будущий муж.

Ольга Николаевна тоже засмеялась.

— Я рада за тебя, Лиза. Очень рада. Я…

— Ну ладно вам, — сказала Лиза и, шагнув вперед, взяла ее за руку. — Пойдемте с нами в гости к маме и Вере. Я вас приглашаю, имею право, это ведь мой день рождения. Пойдете?

Ольга Николаевна сморгнула выступившие на глазах слезы и кивнула, не в силах отвечать.

Пусть ее маленькая добрая девочка будет самой-самой счастливой. Пусть никакая грязь не коснется Лизы больше никогда…

— Отлично. Володя… идешь?

— А куда я могу деться. Тем более, что у меня в руках торт, который ты вчера полночи пекла, не давая мне спать этими чудесными запахами.

— Я тебе скорее есть не давала.

— Это точно. Но я сейчас исправлюсь.

Ольга Николаевна слушала их шутливую перепалку и улыбалась — столько в ней было искреннего, неподдельного счастья, обожания и любви.

И пусть так будет всегда. Всегда-всегда, каждый день и каждую секунду… Пусть.