— Лиз, ты что пыхтишь так недовольно? — спросила Маша, отрываясь от заказа на своем мониторе. — Ну просто рассерженный ежик. Что такое?

Лиза понизила голос — не хотела отвлекать коллег.

— Да вещи… У меня ведь нет ничего, кроме того, что на мне сейчас. А возвращаться…

— Я могу забрать, — предложила Маша тот вариант, о котором Лиза уже думала чуть ранее.

— Как я это маме и Вере объясню? — почти прошептала она. — Это же безумно странно. Чего проще — заехать и самой забрать, а тут незнакомый человек в трусах будет ковыряться.

— Ну тогда давай я съезжу туда завтра, — сказала Маша. — Завтра, когда твоя мама и Вера будут на работе, а племянница в детском саду. Ты мне расскажешь, что взять, я и возьму. А ты им потом скажешь, что сама заезжала днем.

Логично. Удивительно, как это ей самой в голову не пришло, но Лиза вообще плохо врала.

— Да, — выдохнула она с огромным облегчением. — Спасибо тебе, Маш.

— Не за что.

***

Накануне Денис не должен был идти на работу — отпросился заранее, чтобы быть с матерью в тот день, когда она вернется с моря, — но во вторник его ждали в офисе, и он, протрезвевший окончательно, с утра поехал туда.

Однако толку от него на работе было мало. Весь день он думал о Лизе. Как она? Где? Что делает? Что к нему чувствует? Жить и работать было совершенно невыносимо — хотелось куда-то бежать, что-то предпринимать, дабы найти и попросить прощения.

После обеда Денис позвонил матери и сообщил, что вечером задержится.

— Поеду на Лизину работу, — объяснил он, — попробую покараулить возле выхода. Поговорить с ней хочу.

— Я понимаю. — В голосе Ольги Николаевны не было ни крошки энтузиазма. — Но не дури. Сейчас еще слишком рано, Лиза не станет с тобой разговаривать.

— Может, хоть в морду даст.

— Она не даст. У нее не тот характер. Подожди неделю, а лучше две, пусть с нее хотя бы первое… впечатление схлынет. У нее ведь… — Ольга Викторовна вздохнула и закончила совсем тихо: — …Наверняка даже кровотечение еще до конца не прошло.

Он похолодел.

И причина была не только в кровотечении у Лизы по его вине. Но и потому что Денис вдруг вспомнил — он был без презерватива.

— Мам… а не может она… забеременеть?

Ольга Викторовна фыркнула.

— Боишься?

Он ответил сразу, даже не задумавшись:

— Надеюсь.

Мать ошарашенно молчала, и Денис пояснил:

— Так я смогу быть с ней рядом. И возможно, когда-нибудь она меня простит.

Помолчав еще пару секунд, Ольга Викторовна негромко сказала:

— Я понимаю. Но мы все же в двадцать первом веке живем, сын.

***

Дождя так и не было, несмотря на прогнозы синоптиков, и зонт Лизе не понадобился.

Она пришла на новое место жительства раньше Володи и, подумав, рассудила, что надо бы приготовить ему ужин. Раз уж она живет здесь практически бесплатно… И необходимо как-то отвлечься. Ничего не делать, просто сидеть и, глядя в пространство, думать, было ужаснее всего.

Да и готовить Лиза любила. Честно говоря, из того, с чем она помогала по дому маме и Вере, готовка была самым приятным. Вот только Лиза совершенно не представляла, что ее "сожитель" любит есть, кроме омлета и котлет с макаронами, которыми он вчера угощал их с Машей. А в первый же вечер опозориться не хотелось.

И поэтому она решила сделать "звонок другу".

— Алло, — голос Маши звенел тревогой, — что-то случилось?

Кажется, она все время подсознательно ждет, когда что-нибудь случится. Неважно, что. Просто — что-нибудь.

— Нет. Я хотела спросить… Что твой брат любит есть? Ужин хочу приготовить.

Маша расфыркалась, а потом засмеялась, и в смехе этом было облегчение.

— Господи, Лиза, да он же мужик. Мужики жрут все.

— Не-е-ет. Мой папа вот рыбу не любил.

— А мой брат жрет все. Но если ты хочешь, чтобы у него от счастья морда лоснилась, напеки ему блинов.

— Блино-о-ов?..

— Да-а-а, блинов. Он их обожает. Сметана есть?

— Вроде видела…

— Вот со сметаной больше всего. Или с соусом таким, как в детском саду делали. Сметана пополам с маслом, и сахар.

Лиза улыбнулась. "Как в детском саду". Володя казался ей взрослым, еще взрослее Дениса, а тут — блины и детский сад…

— Ладно. А что еще?

— Сырники, — ответила Маша, подумав. — Но это на завтрак надо. Из супов он больше всего борщ любит, причем без мяса.

— Ну вот, а ты говорила, все ест.

— Да он и на мясе съел бы… А из горячего — все с макаронами.

— Это как?

— Вот так. Все, что хочешь — с макаронами. Курицу, говядину, грибы, овощи… И все с макаронами. Мы с мамой Володю итальяшкой дразним за эту любовь к спагеттям. В общем, корми. А то вдруг, — Маша смешливо вздохнула, — он отощает…

Когда Лиза услышала, как открывается замок входной двери, блинов она напекла уже целую гору и теста в миске оставалось совсем чуть-чуть.

Через пару минут Володя, с любопытством поводящий носом, зашел на кухню и, увидев тарелку с блинами, расцвел.

— О-о-о, — протянул он, улыбнувшись. — Замечательно. Оказывается, сдавать комнату прекрасной девушке — это не только приятно, но и полезно. Особенно для желудка.

Лиза смутилась и чуть не налила тесто мимо сковородки.

— Блины не слишком полезны для желудка…

— Поверь мне, — сказал Володя уже из коридора — видимо, пошел мыть руки, — после тяжелого и нервного рабочего дня блины — легкая закуска. И отличное лекарство для нервной системы. А все болезни — от нервов. Это я тебе как врач говорю. Так что очень даже полезны блины, очень.

Лизе стало так смешно, что даже руки затряслись. Она с трудом дожарила последние три блинчика — и тут вернулся Володя. С упаковкой сметаны в руке.

— Ты, я надеюсь, не на диете и сама будешь есть? — поинтересовался он, и тон его голоса настолько походил на врачебный, что Лиза как наяву увидела его в медицинском халате среди больничных коридоров.

— Буду.

Она опустилась на табурет. На соседний тут же вспрыгнул Тутанхамон, а напротив сел Володя. Положил себе сразу пять блинов, сметаны и принялся есть, чуть ли не причмокивая от удовольствия.

Лиза тоже съела парочку, но больше не хотелось. Да и вообще — когда Володя ел и ничего не говорил, ее вновь начинали посещать разные унылые мысли. На работе их почти не было — на них просто не имелось времени, — но как только Лиза оставалась в тишине и одиночестве, ее будто бы кто-то грыз изнутри, особенно в области сердца.

— А моя комната раньше была детской?

Володя кивнул, прихватывая очередной блинчик.

— Да. Здесь жила семья с ребенком, я у них эту квартиру купил. Просто не успел еще ремонт сделать, да и нет острой необходимости, тут и так хорошо. А что? Тебе неуютно?

— Нет, нормально. А… — Она поерзала на стуле, но все же спросила: — А как ваша… то есть, твоя девушка отреагировала на то, что ты комнату мне сдал?

— Она пока не знает, — огорошил Лизу Володя. — Я попозже скажу. Набираюсь смелости.

— Смелости?..

— Ну да. Женская ревность — страшная сила.

Лиза почувствовала, что у нее дрожат губы.

— А она ревнивая?

— Еще как, — он засмеялся и вытаращил глаза. — Катя просто бой-женщина. Как бы не оторвала чего-нибудь в порыве ревности. С другой стороны, что оторвет, я пришью…

Лиза спрашивала еще и еще — и Володя отвечал. Она спрашивала, какие операции он делает — он сказал, что на брюшной полости, — и где учился, и защитил ли диссертацию, и на какую тему она была, и где познакомился со своей Катей, и почему она работает в Таиланде, и…

Лизе было необходимо слушать эти ответы. Иногда она теряла нить разговора, погружаясь в себя — но тут Володя улыбался, и это как будто переключало ее обратно в реальность.

Она ужасно не хотела идти спать, боясь остаться одной, да еще и в темноте. Когда Денис ее… в общем, тогда тоже было темно. А накануне она была слишком уставшей, чтобы о чем-то думать, теперь же… вряд ли она вообще уснет…

Так и оказалось. Как только Лиза умылась, переоделась, легла и выключила свет, ее затрясло. Хотелось плакать, выть и кусать подушку от боли, обиды и отчаяния. Между ног до сих пор саднило — днем почему-то было легче, а сейчас…

Лиза встала, включила ночник, села на постели. Кожа покрывалась мурашками, по телу пробегали судороги, и даже внутренние органы, казалось, сводит, выкручивает, словно половую тряпку.

Лиза всхлипнула и, разозлившись на себя, упрямо потерла глаза кулаками. Щеки уже были мокрыми, хотя она старалась, старалась не плакать.

— Лиза.

От неожиданности она подпрыгнула на постели, обернулась — и задохнулась от страха, таким жутким показался ей силуэт Володи в черном проеме двери, которую она не закрыла на ночь.

— Лиза, это я, — повторил он спокойным голосом и сделал шаг вперед. Ночник осветил его лицо, грудь, ноги. Он был в футболке и штанах, и это почему-то немного успокоило Лизу. — Я тебе сейчас тут оставлю кое-что. И свет не выключай. И вот еще. — Он положил на край постели какой-то пузырек.

— Что это? — спросила Лиза непослушными губами.

— Успокоительное. Стакан с водой я на комод поставлю. Выпей и ложись. — Володя медленно обошел разложенный диван, на котором сидела Лиза, приблизился к комоду, положил туда что-то, чем-то щелкнул, зашуршал — и секундой после по комнате полилась негромкая инструментальная музыка. — Все, спокойной ночи. — Лиза не успела произнести ни слова, как он быстро вышел за дверь, оставив ее открытой.

Она сделала все, как сказал Володя. Выпила успокоительное и легла спать. Какое-то время — довольно-таки недолгое, — Лиза лежала, слушая музыку и глотая слезы. От музыки почему-то сильнее плакалось, но… как-то иначе. Если раньше слезы приносили только боль, то теперь они несли и облегчение.