— Забирай свои деньги и вали отсюда! — скомандовал он, отвернувшись и скрестив на груди руки.

Подняв с толстого уютного ковра купюры и положив их возле Юрика на стол, Макс только вздохнул в ответ на это предложение.

— Юр, мы никогда раньше с тобой не ссорились, и сейчас ссориться я тоже не хочу, тем более из-за женщины, которая этого не стоит.

— Ты говоришь о женщине, которую я люблю!

— Сочувствую, — настойчиво произнес Максим. — Если любишь, почему тогда не простишь ее?

— И воспитывать всю жизнь твоего ребенка?

— Я сомневаюсь, что ребенок мой, — сказал Максим осторожно, прекрасно понимая, какие чувства это должно вызывать у Юры. — Я сомневаюсь, что, переспав с женщиной один-единственный раз, могу быть отцом ее ребенка.

Видимо, «один-единственный раз» на Юру подействовало впечатляюще. Он думал, что гораздо больше. Впрочем, от этого практически ни капли не легче.

— Юра, твоя жена — шикарная женщина, — признался Макс. — Я просто не удержался. Ты же знаешь, как это бывает: кровь из мозгов перетекает на метр ниже, и здраво мыслить уже невозможно. Я и сам жалею об этом с того самого дня. Ты не переживай, у нее ко мне был только один интерес: забеременеть. Не думаю, что она стала бы спать со мной по другой причине.

— Не лицемерь, — рявкнул Юра, не оборачиваясь. — Я понимаю больше, чем ты говоришь.

Макс стоял посреди кабинета, переминаясь с ноги на ногу, не зная, как можно себя вести, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию.

— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь! — подал голос Юра. — Ты мне ближе, чем мой родной брат! Мне ничего для тебя не жалко! Последнюю крошку хлеба отдал бы тебе! Но жена… Макс! Жена… — мужчина обернулся и застонал: — Тебе что, других женщин мало? Ты просто взял и попользовался тем, что мне дороже всего в жизни! Что бы ты чувствовал, если бы кто-то так поступил с твоей Натальей?!

— Саня так поступил, — произнес тот тихо.

— Саня тебе никто! — возразил психолог уже более спокойным тоном.

— Поэтому и не могу его простить, — намекнул Максим. И, не подумав, добавил: — Хотя, когда врезал ему, стало немного легче.

Юра тут же, сделав шаг вперед, с размаху впечатал кулак другу в лицо. Макс едва не потерялся, но стол, случайно оказавшийся рядом, позволил ему не падать далеко. Ни слова не мог сказать, только ошарашено озирался по сторонам.

— Что-то не полегчало! — грубо заявил Юрик.

— Юр, ты что? — взволнованно затараторил Макс. — Юр, это же фэйс! А в «Призраке» фэйс-контроль! Меня на работу не пустят! — хватался за лицо, чувствуя ужасную боль на скуле и предвидя чрезвычайно заметный синяк. — А к тому времени, как моя рожа придет в прежнее состояние, меня уже уволят. Юра, это мой единственный нормальный доход!

Но Юру эти причитания не разжалобили. Он только заорал взамен:

— А если не исчезнешь отсюда, то вообще оставишь свою дочь сиротой!

— Не исчезну! — упрямо покачал тот разбитой и гудящей головой.

Даже отступить было некуда — сзади его несчастное тело подпирает стол. И тут же получил второй удар, на сей раз в челюсть. Вибрация так гулко стукнула в затылок, что запели птички и в глазах замерцали искры. Стол почему-то уже был под лопатками.

— Слабовато! — съязвил Макс, пытаясь сфокусировать взгляд и оторвать спину от стола. Но потом передумал подниматься, расслабился и так и остался лежать на столе, распластавшись и закрыв глаза. — Юрка, не бей больше по голове, а? — попросил он безжизненным голосом.

Болели даже мозги. Значит, они все-таки есть. Во рту четко ощущался железный вкус крови. Макс слегка наклонился и подставил ладонь, но сразу понял, что ладони не хватит.

— Дай платок! — нагло потребовал он у друга.

Впрочем, Юра послушался без колебаний.

— Уходи отсюда, пока живой! — настаивал психолог намного снисходительнее, чем раньше. — Попросишь лед в баре этажом ниже.

— Ты что, ненормальный? — удивился Максим спокойно. — Я в таком виде отсюда никуда не пойду.

Юра стоял рядом, не помогая Максу ни подняться, ни вытереть кровь с лица. Просто стоял и смотрел, как его лучший друг приходит в себя. Потом, правда, вышел в регистратуру и попросил секретаря сходить за льдом.

— Прости, тебе за двоих досталось, — ехидничал Юрик, сидя в мягком комфортном кресле. — Светку я ударить не смог…

— Я тоже.

Секретарша вошла в кабинет со стаканом, наполненным кубиками льда, и воскликнула с испугом:

— Боже мой, Юрий Николаевич! У Вас какой-то негуманный метод терапии!

— Все правильно, я же не терапевт, а аналитик. Давай поднимайся! — скомандовал он другу.

— Не могу, — ныл Макс. — Я лучше полежу. Что будет, если наглотаться собственной крови?

— Умрешь! — улыбнулся психолог.

Сел в свое офисное кресло по другую сторону стола, как раз у Максима над головой, и принялся прикладывать ему лед к ушибам.

Разжалобил Юрика и был весьма этому рад. Юрик всегда о нем заботился, Макс знает, на каких чувствах друга можно играть.

— Больно! — констатировал Макс удовлетворенно.

— Ты заслужил.


А через полтора часа уже напивались оба в баре этажом ниже. Только после полулитра водки на двоих удалось вытащить Юрика на откровенный разговор. Дозой меньше он просто напивался, а потом начал рассказывать, каким идиотом он был, что так любил Свету.

— Души в ней ничаил, — городил он подряд все, что думал, — уграздило ж меня так влюбиЦа. Я просто слепой придурок! — далее следовал перечень нецензурных выражений, призванных обозначить его, Свету и Макса. А потом снова волна приличных фраз: — Я люблю эт женщну, Ммакс, ты понимашь? И тя люблю, черт!

Потом на сотовый Максиму позвонила Наташа. Уже десять вечера, она всегда звонит пожелать спокойной ночи. По голосу поняла, что у Макса пьянка, и даже немножко приревновала, но Макс изо всех сил старался прояснить ситуацию.

— Малыш, мы с Юрки… с Юриком… так просто болтаем.

— О чем? — уточнила Наташа, недоверчиво поморщившись у себя в Москве.

— О чем? — переспросил парень и с разборчивой улыбкой ответил: — А хрен его знаит, о чем…

— Что, кому-то из вас плохо? — уточнила Наташа, имея в виду моральное состояние.

— Утром будет плохо, — рассмеялся Максим. — А пока хорошо.

— А вы где, дома? — забеспокоилась Наташа, поняв, что они уже не просто пьяные, а непривычно пьяные.

— Где? Да, кстати, Юр, где мы? — прикалывался над ней Макс. — Канава какая-то, кусты… Малыш, все нормаль, не суетись! — только пьяный человек может говорить так искренне. — Я тя люблю, зая. Я очнь скучаю, моя солнышка. Моя прелесть. Так тя не хватает, ты б знала! Не клади трубу, поговори со мной!

— У тебя деньги на телефоне закончатся!

— Нуи хрен с ними! Разве деньги эт главное? Я тя так люблю! Я любого убью, кто станет между нами! Поняла? Держи там пацнов на расстыянии, иначе буишь мне передачки в тюррягу носить.

— Да, да, понятно, — исправно поддакивала Наташа.

— А ты мя любишш, кошычка?

— Конечно, милый, очень! Давай я послезавтра позвоню, тогда нормально поговорим, — предложила Наташа и деликатно привела в свое оправдание: — Там Юрику, наверно, скучно, пока ты со мной болтаешь.

Попрощавшись, Макс улыбнулся другу:

— Она не любит со мной базарить, када я пьяный.

А Юрик с серьезностью, присущей только после водки, уточнил:

— Ты не собираешься ей рассказать, что у тя буит ребенок?

Макс покачал головой.

— Я иё потеряю.

— Мож, она простит?

— Я впервые в жизни рад, што она в Москве. Видела б она сейчас мою разрисованную физиономию…


Посиделки продолжались еще неделю, пока Макс был на больничном. Юрик приходил к нему в гости, дабы пополнить запасы в холодильнике, и оставался на легкую попойку. Когда «потертости» с лица Макса исчезли, а синяки стали менее заметны, он, так и быть, вернулся в школу. Ученики с интересом обсуждали сплетни относительно того, с кем подрался физик и из-за чего. Только самые смелые спрашивали у него напрямую. Говорил честно: «С другом подрался. Из-за чего — не помню».

* * *

Наташа, как солнышко в зимнюю ночь, прорывалась время от времени в безнадежно пустую и нелепую жизнь Макса. Он почти ничего не рассказывал ей о себе: что рассказывать? Что Светка от него залетела? Что с Юриком ссорился? Наташа спросит, из-за чего…

Впрочем, трудно сказать, интересовала ли Наташу жизнь Максима. Она спрашивала, как дела, но ответ ей как будто был неважен. Ей хотелось поскорее поделиться своими новостями! Она устроилась на работу в один ансамбль певицей, они выступают каждый вечер попеременно то в кафе попроще, то в ресторане покруче. А свою группу умудрилась пристроить в ночной клуб, так что по субботам она поет еще и там. Радовалась, хвасталась своими успехами и организаторскими качествами, гордо заявляла, что публике нравятся ее песни…

За окном с каждым днем все больше теплело, хотя иногда наступал двух-трехдневный сезон заморозков. А Наташу не интересовала сочинская погода. Максим поднимал трубку в ответ на убыстренную, нетерпеливую трель междугородного звонка, и попадал в совершенно другое измерение. На этой волне не было ничего, кроме Наташи и ее Москвы. Не было зла на Светку, не было гонимых прочь, но таких навязчивых мыслей о Светкином ребенке, не было чувства вины перед Юркой… Была только тоска, ведь Наташа, похоже, в нем, в Максиме, больше не нуждается…

И только ее «тетрадка» с карикатурами и милыми репликами, оставленная ему на память, хранила вечное тепло о том, кого она так любила.

* * *

Вызвал к доске Ефремова, но тот, почему-то, попросился не отвечать сегодня. Весь 7 «А» непонимающе поглядывал на своего одноклассника — мальчишку с очень хорошей репутацией умного начитанного отличника. Удивился даже Максим Викторович: