— Что-то с машинами?

Паша вдруг приходит в себя, но вместого того, чтобы поговорить со мной, закрывает лицо руками.

— Тина… Корабли не пришли. Там почти лимон в баксах…

— И что? — голосом, хриплым от ужаса, спрашиваю дальше.

— На счетчик поставили…

Я жмурюсь, пытаясь выгнать из головы страшные картины. Хоть на дворе и двухтысячные, бандитские нравы царят также, как и десять лет назад. Я кладу голову ему на колени, не зная, как поддержать Пашу, и глухая боль отдается в сердце.

— Мы выкрутимся, — пытаюсь убедить его, но не выходит. Мы оба не верим в то, что все срастется.

Неделю Пашка ходит с почерневшим лицом, целыми днями пропадая из дома — то пытаясь вычислить, куда делись деньги и почему четыре корабля так и не пришли, то решая, что из нашего имущества можно продать, чтобы наскрести хотя бы часть от назначенной суммы.

Я ощущаю беспомощность, не зная, чем же ему помочь, и чем больше я тянусь к Пашке, тем сильнее он меня отталкивает. Мы ссоримся с ним в пятницу вечером, и Белогородцев не приходит домой ночевать. До двенадцати я лежу, глядя в потолок и давлюсь слезами, а потом все-таки хватаю мобильный и спешно набираю его номер.

Короткие гудки, молчание. Тревога съедает меня, подмывая выйти из дома, но я не знаю, куда идти и кому звонить. Набираю номер друга — того самого, белобрысого, но и он не отвечает мне. Ночь, он спит, успокойся Тина, успокойся и возьми себя в руки!

Аутотренинг не помогает, с пяти утра я торчу в коридоре, одетая, но так и не решаюсь выйти. Куда мне отправиться? А если во время моего отсутствия появится Пашка?

Терпение на исходе, и когда в половине шестого с улицы раздается шум подъезжающего автомобиля, а следом — хлопок двери, мне кажется, будто в голове взрывается снаряд. Выскакиваю на балкон второго этажа и оседаю, зажав ладонью рот. Через дорогу от дома, возле фонарного столба избитый и окровавленный, лежит, подтянув ноги к груди, мужчина.

Я выскакиваю на улицу, все еще отказываясь верить тому, что вижу. Подлетаю ближе, кутаясь в плащ и охаю. Никаких сомнений не остается — это Белогородцев. Я оседаю перед ним на колени, боясь дышать, закусывая губы до крови. Тянусь дрожащей рукой, запрещая себе думать, и облегченно вздыхаю. Из разбитого рта вырывается шумный вдох, а глаза смотрят бессмысленно мимо меня.

Паша пытается что-то сказать, и я наклоняюсь еще ниже, шепча что-то утешающее.

— Только ее… — произносит он, прерываясь, чтобы выдохнуть, — только ее не трогай!

Я чувствовала себя разбитой. Слова Тимура до сих пор отдавались эхом в ушах, заставляя переживать недавнюю сцену снова и снова. Что на него нашло, черт возьми? Точно он был не в курсе, что мы оба — заложники обстоятельств, и действительность ни у него, ни у меня не вызывает добрых чувств? Может, так проявлялась ревность человека, привыкшего быть собственником во всем, не знаю — Байсаров продолжал оставаться темной лошадкой. Но тем не менее, думать о том, что сегодня мне еще идти на свидание с Коганом, было невыносимо. Точно к измене родному человеку готовлюсь… К кому Тина? К тому, который сказал, что лучше тебя не знать? Я ощутила горечь во рту, но еще горше было на душе.

Я вышла на балкон, свешиваясь за перила. Байсарова во дворе не оказалось — возможно, он лишь нуждался в поводе, чтобы в очередной раз сбежать из дома в одиночестве. «Дома», — повторила я, хмыкая.

Я постояла еще пару минут, собираясь с мыслями, а после отправилась выбирать одежду — в последние дни все мои заботы сводились исключительно к этому. Долго пялилась в чемодан, так и не решаясь разложить вещи в шкаф. Выбрала длинную футболку, джинсовые шорты и кеды. Не самый романтичный образ, но и соблазнять Матвея сегодня я не планировала. Пусть Макс хоть лопнет со злости, но спать по принуждению ни с одним мужиком вокруг я не буду даже под страхом смертной казни.

Грустно усмехнувшись, я схватила брелок от автомобиля и отправилась к лифту, еле переставляя ноги.

В подземном гараже было прохладно. Я завела двигатель, врубила музыку погромче, чтобы за звуком из колонок не слышать собственных мыслей, и медленно выехала из парковки. Солнце слепило в глаза, и пока я искала в бардачке очки, стоя перед светофором, заметила Байсарова. Он торчал на остановке, собираясь перейти дорогу, и не сводил взгляда с дома, находившегося напротив нашего. Пешеходам горел зеленый, но Тимур не замечал, как мешает людям, занимая свободное пространство на тротуаре перед «зеброй».

Я ждала, когда супруг обратит на меня внимание, но сейчас он был далеко отсюда — где-то в собственных воспоминаниях. Загорелся разрешающий свет, и я поехала дальше, скрываясь в потоке машин, до последнего не выпуская из поля зрения Тимура. Когда его фигура перестала отражаться в зеркале заднего вида, я выдохнула. Не просто так Байсарова интересовал этот дом: он явно либо жил здесь, либо часто бывал. Интуиция точно кричала мне: все не просто, Тина.

Нужно будет поспрашивать соседей, решила я. Возможно они смогут рассказать мне что-нибудь интересное о человеке, с кем я сплю в одной квартире.

Дорога до Когана заняла до обидного мало времени. Я притормозила возле многоэтажки с закрытым двором, размышляя, где лучше припарковаться. Охранник не пускал меня внутрь, а Матвей не отвечал на звонок.

— Извините, работа такая, — посетовал охранник, разводя руки в сторону.

— Ничего страшного, — махнула я, крутя телефон. Художник не перезванивал и от скуки я зашла в список контактов и зависла над «мамой». Фальшивый муж уже есть, теперь и фальшивые родители появились. Все вокруг — одна сплошная фальшивка красивой жизни, такая же блестящая и ломкая, как стекляшка, выдающая себя за бриллиант.

Недолго думая, я нажала на вызов, гадая, кто мне ответит.

— Да, доченька, — совершенно неожиданно голос оказался молодым. А кого я себе представляла? Взрослую женщину, изображающую мою родительницу? Смешно.

— Здравствуй, мама, — осторожно ответила я, пытаясь понять, знаком ли мне собеседник.

— Что-то случилось, птичка наша? — клянусь, интонация один-в-один как у Макса. Представив его в девичьем обличии, я едва сдержала смех, отвечая «матушке»:

— Нет, все хорошо, позвонила узнать, как у тебя дела.

— Ты смотри, не волнуй матушку такими звонками, а то я могу и расстроиться, — выделив последнее слово, словно угрозу, произнесла женщина.

Светка! Это точно она, дрянь. Так и вижу ее довольное лицо.

— Да я думала, может брат мой рядом, давненько не общались, — ядовито ответила ей.

— Птичка, он так занят, что лучше его не тревожить.

— Вы такие деловые все, мама, что страшно отвлекать, — не выдержала я.

— Вот и правильно, вот и не отвлекай. Пока, Кристиночка.

— До свидания, мамочка.

Я передразнила Светку, высунув язык, и отбросила телефон в сторону, совсем забыв, куда приехала и что собиралась делать. На кой черт мне нужен ее номер? Интересно, у Тимура в мобильнике тоже она вбита? Как мама или как теща?

Пока я думала обо всякой ерунде, охранник открыл мне шлагбаум, пропуская внутрь.

— Позвонил ваш, готово.

Я поблагодарила, пытаясь понять, когда Коган заприметил меня, и поехала вперед в поисках свободного места.

— Тина! — Матвей стоял возле второго подъезда, в светлой, просторной рубашке с закатанными рукавами и бежевых шортах. Привычные уже очки скрывали его глаза, — давайте сюда.

Он опустил железный трос между двумя столбиками, один из которых я чуть не задела правым боком.

— Паркуюсь, как могу, — улыбнулась, останавливаясь рядом с ним, хотя особой радости не испытывала — только усталость.

Что же творилось в душе художника, для меня и вовсе было загадкой.

— Главное, что все целы, — ответил он, приглашая меня пройти вперед.

Мы поднялись в чистом лифте на третий этаж, где за обыкновенной дверью квартиры в типичной многоэтажке скрывалась настоящая галерея. Едва перешагнув порог, я тут же начала вертеть головой, вглядываясь в картины, украшавшие все стены, куда хватало взгляда.

— Проходите в гостиную, я принесу чай.

Пить мне не хотелось, но я промолчала. Зашла в большую комнату, соединенную, по всей видимости, из двух. Вдоль дальней стенки расставлены картины, в углу стоит мольберт, второй — возле распахнутого окна. Полотно на нем накрыли тканью, я видела только угол — зеленая трава с мелкими цветами.

— К сожалению, Вашу картину испортили. Я пытаюсь ее восстановить, но скорее всего, мне придется передать Вам новую.

Коган поставил поднос на низкий столик между двух кресел. От небольшого чайника поднимался легкий дымок, рядом лежала упаковка печенья, розетка с вареньем темно-красного цвета и мармеладки.

— Жаль, — искренне ответила я, — мне действительно понравилась эта работа.

— Тина, — начал он, разливая по чашкам чай. Несмотря на уличную жару и распахнутые окна, в его квартире было прохладно и свежо, — давайте перейдем на «ты».

— Только если ты не заставишь меня пить на брудершафт этот чай, — снова улыбнулась я, а Коган неожиданно снял очки, поворачиваясь ко мне. Глаза его оказались серо-зеленого цвета. На носу, в том месте где очки касались кожи — едва заметные красные вмятины. «Должно быть, они ему натирают», — подумала я.

Матвей словно услышал мои мысли, потерев переносицу и улыбнувшись краешком губ.

— У тебя такой взгляд, точно ты ожидаешь, что я вот-вот наброшусь на тебя.

Конечно, меня так и подмывало задать вопрос — «а ты этого хочешь?», но я не решила рисковать. Он, конечно, парень неплохой, но для секса этого чертовски мало. Тем более, что я замужем, и пусть мой супруг ворчун, зануда и абсолютно чужой человек, но Когану должно быть достаточно и этого факта.

— В последние дни я ожидаю, что набросятся на тебя.