— Володя?

— Да. А вы кто?

— Это Андрей Смирнов. Ты еще меня помнишь?

— Андрюха! Вот дела! Сколько лет тебя не видел! А ты еще здесь? Я думал, ты давно где-нибудь в столице, рассекаешь на «мерсе»…

— Я бы не против, но надо же кому-то остаться тут, — хмыкнул Андрей.

— А я, как видишь, недавно вернулся. Решил крутить дела на исторической родине. Чем же ты здесь занимался без меня?

— Женился.

— Это хорошо. Я тоже. А дети есть?

— Две дочки.

— Молодец! Мы никак не решимся. А занимаешься чем, я имею в виду, в свободное от семьи время?

— Долго рассказывать. — Андрею не хотелось просить Вовку о трудоустройстве. Тем более по телефону. А то получается как-то неудобно. Столько лет не виделись, а он звонит только для того, чтобы попросить об одолжении. Хотя что скрывать, так оно и есть. — Может, встретимся?

— Хорошая идея! Давай, бери жену с дочками, и подгребайте ко мне. Я пока тут квартиру снял, небольшую, двушку, но нам с женой хватит. Осмотримся, потом дом купим. Приезжайте хоть сегодня!

— Давай. Только я один приеду.

— Что так?

— Мы поссорились…

— Понятно. Наслаждаешься холостяцкой свободой, пока мы, бедные мужья, вкалываем на семейном фронте. Ладно, давай, вечером увидимся. Ты мне позвони, а лучше всего сразу подгребай часам к восьми. Я куплю горючее. Запиши адрес…

Андрей схватил фломастер и записал улицу и номер дома.

— Форма одежды — парадная, — сказал Вовка напоследок и отключился.

Андрей поскреб небритый подбородок. Хорошо, что у него теперь есть приличный костюм. По крайней мере, будет не очень похож на безработного босяка.


Как ни пыталась Наташа оттянуть встречу с любвеобильным физкультурником, настал момент, когда их встреча все же должна была состояться. На два часа в учительской было запланировано общее собрание, посвященное предстоящему последнему звонку.

Мероприятие это, за годы отработанное до мелочей, все равно каждый раз вызывало переполох, как будто присутствие пары выпускных классов, их родителей и малышей с колокольчиками было чем-то вроде апокалипсиса.

В принципе, по мнению Наташи, которая представляла молодую, «продвинутую» часть учителей, все можно было бы провести быстро и без лишней суеты. Ну придут выпускники, нарядно одетые, прочитают пару трогательно-сентиментальных стихов о школе и любимых учителях, с которыми, ах и ох, приходится расставаться. Пробежит малыш с колокольчиком, утрет слезы женская часть присутствующих, всем вручат цветы… От силы пара часов. Всего-то и работы, что развесить шарики в зале, показать малявкам, где бежать и когда звенеть, накрасить ресницы водостойкой тушью, и дело в шляпе.

Но большая часть учителей, особенно тех, чей стаж работы в школе перевалил за десять лет, так не считала. Для них ежевесенний катаклизм расставания с учениками значил очень много. Дети, которые приходили к ним малышами, не знающими букв, цифр и правил поведения, за годы учебы превращались в долговязых лбов, может, и не слишком преуспевших в изучении этих самых букв и цифр, но уж правила знающих и нарушающих с блеском.

А самое главное, женщины-учителя каждый год в праздник последнего звонка с трепетом чувствовали быстрый бег времени. Вот и еще одно поколение повзрослевших, неподвластных им людей, которые вдруг из учеников превращаются в полноправных соседей, сослуживцев и конкурентов. Как ежегодно повторяет директриса на празднике, «теперь вы вступаете во взрослую жизнь, перед вами открыты все пути, а старые учителя остаются здесь выращивать новую поросль».


Наташа прошла в женский туалет, поправила волосы, поздоровалась с англичанкой и Авророй Владимировной, физичкой, которую боялись не только ученики, но и многие молодые учителя. Наташа не была исключением. Встречаясь с ней, Наташа всегда робела и вспоминала, что совсем ничего не понимает в электрических цепях. Кроме фундаментальных знаний по физике Аврора обладала броской внешностью. Маленькая, кругленькая и плотно сбитая, она красила волосы в радикально черный цвет и курила сигареты с мундштуком. Детей своих, а их у нее было двое, держала в спартанской строгости и каждое утро собственноручно обливала их холодной водой из ведра, о чем потом всем рассказывала, ставя здоровый образ жизни превыше всего.

— Чувствуешь себя, как в тюрьме, — говорила англичанка, протирая подмышки дезодорированными салфетками. — Дети взрослеют и уезжают отсюда, сейчас возможности большие.

Наташа потихоньку прошмыгнула к раковине. Ей только кажется, как всегда, или Аврора посматривает на нее с неудовольствием?

— Матушка моя, при чем тут тюрьма? — недовольно пробасила Аврора, и ее темные усики над губой воинственно распушились.

— Наверно, это глупо… Но я последнее время считаю себя кем-то вроде надзирателя. Детям что, они свой срок отсидят и выйдут, а мне тут оставаться…

Наташа с трудом сдержала предательский смешок. А ведь правда похоже на тюрьму. Только Аврора вряд ли одобрит столь нетрадиционные взгляды на родную школу.

— А зачем вы вообще пошли преподавать? — строгим голосом проскрипела Аврора. — Когда вы сюда шли, вы думали, зачем вам нужна школа?

Англичанка устояла перед неприветливым напором Авроры.

— Это не мне была нужна школа, а я ей, — отрезала она, выбрасывая использованные салфетки в мусорку. — Когда я появилась четыре года назад, здесь вообще не знали, что такое иностранные языки!

Наташа вышла, не дослушав, чем кончится перепалка, и поспешила в библиотеку. Две недели назад она брала Стендаля, но так его и не осилила. Не до чтения было. Здесь такие дела, в своих страстях бы разобраться. О них тоже можно книжку написаю. Жаль, что она не Стендаль или, по крайней мере, не Виктория Токарева.

Учителя уже собирались, и Наташа, быстро оглядев учительскую, решила юркнуть в дальний угол, к окошку. Но на пути непреодолимой преградой встала Аврора.

Судя по ее нахмуренным бровям, они с англичанкой все-таки поругались, и физичка была не в духе.

— Кстати, деточка, раз уж вы тут, хочу вас предупредить, — пробасила она, ткнув в Наташу пальцем. — Я понимаю, у вас сейчас не лучшее время, проблемы с мужем и все такое, но вы же взрослая женщина и должны понимать, что личные проблемы на школьной территории абсолютно недопустимы!

Наташа онемела. Она как-то не сразу поняла, о чем идет речь. Она решает личные проблемы? Здесь! И вообще, откуда Аврора знает о ее проблемах с мужем? Наташа не относилась к болтушкам, поверяющим личные тайны направо и налево, а уж о том, что с Андреем неладно, никому сказать не могла. Просто потому, что подруг среди учителей у нее не было.

— Какие… личные проблемы? — как-то жалобно проблеяла Наташа, спасовав перед агрессивной теткой. Очень не любила она в себе эту черту — теряться перед бесцеремонностью и нахальством. И, как назло, ее вид прямо заводил таких любителей учить других жизни.

Аврора подбоченилась.

— Я имею в виду служебные романы, — отчеканила она громко, так, что стоявшие рядом директриса с завучем с любопытством на них уставились.

Наташа покраснела:

— Какие еще романы?

— Деточка, мы не будем тут перемывать грязное белье! — Аврора, похоже, не понимала, что именно этим сейчас с удовольствием занимается. — Я просто хотела сказать, чтобы на территории школы такого не было. Это ужасный, антипедагогичный пример для подрастающего поколения!

И, отделав Наташу подобающим, как она считала, образом, Аврора величественно подплыла к директрисе и завела речь о том, что полсотни шариков для украшения сцены будет явно недостаточно.

Наташа стояла столбом посреди учительской и краснела. Ей было стыдно до слез. Чтобы не расплакаться при всех, она быстро вышла из учительской и побежала в туалет.

«Что же это такое, в самом деле, что они все ко мне привязались! — думала она, споласкивая лицо под холодной водой. — Неужели всем известно, что муж меня бросил? И что за служебный роман? Наверняка с Сашей, больше не с кем!»

При мысли о том, что всем известно о ее желании изменить мужу, Наташа расплакалась опять. Почему все так несправедливо? Кленина соблазнила ее мужа, увела из семьи и спокойно разъезжает по городу в своем костюме, который стоит больше, чем она получает за год, и никто ей слова плохого не скажет. Наоборот, только и делают, что отпускают комплименты. Вон, на дне рождении, все только и ахали: «Ириночка, вы наше чудо! Ириночка, вы наша богиня!»

А она, Наташа, захотела отомстить мужу, и то не получилось, а в школе уже чешут языками да еще и выговаривают при всех.

Самое обидное, что она давно не девчонка, но позволяет себя так унижать… Все знают, что у двадцатишестилетней Машки, которая преподавала, биологию, был страстный роман с Сашей, но почему-то никто ей этим не пенял. Просто Машка такая оторва, ей палец в рот не клади. Так отбреет, что в следующий раз не подойдешь.

Не пойдет она на это собрание. Чтобы все на нее глазели и шептались. Но, с другой стороны, если она не придет, разве не будет это доказательством того, что Аврора права? И потом, получить плюс ко всему выговор… Наташины малыши тоже участвовали в последнем звонке, и оставлять их одних нельзя.

Она вытерла лицо платком, посмотрела в зеркало. Вроде нормально. Ее глаза начали привыкать к потоку слез, уже не так сильно краснеют. Скоро после должных тренировок она вообще научится плакать так, как это делают актрисы, — красиво, без распухшего носа и безобразных глаз.

На собрание она все-таки пошла. Покорно выслушала все пожелания и предложения, почти не запомнив подробностей. Отмучившись положенный час, пулей вылетела из кабинета, кожей ощущая на себе презрительные взгляды коллег. Скорей домой, зализывать раны! От чудесного утреннего настроения, в которое ее привел Кленин, не осталось и следа.