— Почему коммерческим? Какое отношение я имею к коммерции?

— Просто для звучности. Не хочешь, назовись как угодно. Это не так важно. Главное, чтоб звучало солидно.

— Ладно, я подумаю. — Смирнов приосанился. Кажется, его дни в этом офисе в качестве бедного родственника миновали. Держись, Стульев!


— Что значит, «кто я такая?» — бледнея, прошептала мамуля. — Сынок, что с тобой? Ты болен?

Этот вопрос был излишним. Димочка, разумеется, был болен. Он лежал, натянув одеяло до самых глаз. Голова была забинтована. Для осмотра местности оставалась лишь узкая щель между бинтами и одеялом. Ему хватало. Испуганно он смотрел на мать, отца и несокрушимую Геру в темно-синем платье.

Доктор Васильев, заведующий травматологическим отделением, подошел к Диме и взялся за одеяло.

— Позвольте, молодой человек. — Одеяло сползло вниз, и Димочка стыдливо прикрылся руками, несмотря на то что полосатая бело-зеленая пижама надежно защищала его от нескромных взглядов.

— Вы помните, как вас зовут? — с интересом спросил доктор, приподнимая голову пациента и осматривая его зрачки.

— Помню… — Димочка сделал паузу. — То есть…

— Что? — хищно уставился на него доктор.

— Должен помнить… — жалобно простонал Димочка. — Но не помню…

— Неужели и меня забыл?! — Мамуля ринулась к постели сыночка, но доктор крепко схватил ее за плечо.

В принципе доктор для мамули был слишком хилой преградой, и она могла бы откинуть его с дороги, даже не заметив этого. Но ее остановил взгляд сына. Тот смотрел на нее пусто и равнодушно.

— Я вас не знаю… тетенька…

Для мамули это стало последней каплей. Ош вырвалась из рук Васильева и отошла к мужу, который стоял около стенки с видом полнейшего добродушия.

— Очень интересный случай. — Васильев с силой подергал себя за бородку. — Весьма! Амнезия…

— Позвольте. — Гера протиснулась из-за мамулиной спины и встала перед Димой. — Дорогой, но ведь меня ты помнишь… ты же не мог забыть наши ночи, полные огня…

Все в палате, за исключением Васильева, покраснели. Доктор, нимало не смутившись, разглядывал пациента, ожидая его ответа.

— Извините… но я вас в первый раз вижу… — слабым голосом, но довольно твердо прошептал Дима.

Тогда в дело вступил отец. Он просто не мог остаться в стороне, вернее, мамуля не дала ему такой возможности. Она вытолкала его на середину палаты, прошипев на ухо:

— Иди, мерзавец, истукан бесчувственный, поговори с сыном!

— Сынок. — Папуля покосился на зрителей. Их хватало. Палата, рассчитанная на пять человек, была полна пациентами и пришедшими навестить их родственниками. Разумеется, сейчас все бросили свои дела и с интересом наблюдали за ними. — Пойдем домой, а? Мамуля так переживает…

Не дождавшись ответа от сына, папа посмотрел на жену:

— Мне кажется, он нас не узнает.

— Я это и без тебя поняла. Я не дура! Меня интересует, что теперь будет? Доктор, как это лечат?

— Трудно сказать. — Доктор Васильев закончил осмотр Димы и вновь накрыл его одеялом. Димочка тут же воспользовался этим и спрятался под него с головой. — Нужно будет провести анализы, сделать еще одно рентгеновское обследование. Возможно, нужна компьютерная диагностика…

— Так делайте ее! — разбушевалась мамуля. — Что вы стоите?

— Не так быстро. — Васильев развел руки и начал отгонять безутешных родственников от постели Димы. — Для больного главное — тишина. И возможность сосредоточиться. Так что попрошу всех очистить помещение!

Родственники других пациентов также были подвергнуты изгнанию в коридор. Через пятнадцать минут Димочку осторожно перенесли на кресло-каталку и отвезли в лучшую больничную палату, скорее напоминающую гостиничный номер: ковер, красивые занавески и телевизор, Обычно эта палата держалась в резерве на случай ЧП с высоким начальством или богатыми людьми, не желавшими делить свои болячки с пятью другими соседями.

— А вот эта вещь вам ничего не напоминает? — Васильев ткнул пальцем в телевизор.

Димочка прищурил глаза и задумался.

— Похоже на сундук, — наконец сказал он.

Васильев подергал себя за бородку.

— Исключительно интересный случай, — пробормотал он себе под нос. Медсестра, заботливо поправлявшая одеяло на Димочкиных ногах, взирала на него с ужасом и восхищением. — На этом можно будет и докторскую построить!

— А мы не знакомы? — тихонько, чтобы не услышал доктор, спросил Димочка у медсестры.

Та мило улыбнулась:

— Нет.

— Жаль… У вас такое отзывчивое, красивое лицо, — робко сказал он. — Как у ангела.

Медсестра багрово покраснела.

— То-то Григорьев позеленеет, — продолжал Васильев мечтать вслух. — Он спит и видит себя специалистом по малоизученным травмам головы! Только мы ему нос утрем! Правда, батенька?

— Правда, — покладисто согласился Димочка. — Доктор, скажите, а эти люди, ну которые ко мне приходили… Это обязательно?

— Что именно?

— Их визиты? Мне от них как-то не по себе. Они говорят, что мы знакомы, а я ничего не помню… Мне как-то неловко…

— О чем речь! Когда вы немного придете в себя, тогда посмотрим. Но вплоть до моих указаний никого из родственников в эту палату не пускать! — обратился Васильев к медсестре. — Головой отвечаете!

Медсестра закивала.

— Только через мой труп! — Ей тоже не слишком улыбалась мысль о том, что грозная Гера будет ходить сюда и приставать к этому хорошенькому молодому человеку. Сердце медсестры на данный момент было свободно, и Димочка показался ей вполне приемлемой кандидатурой. Так что визиты его невесты нравились медсестре примерно так же, как апельсины собаке.

— Отдыхайте и приходите в себя. Но постарайтесь не переутомляться. Не пытайтесь вспомнить что-то из прошлой жизни. Чрезмерная настойчивость отодвинет ваше выздоровление. — Проинструктировав пациента должным образом, Васильев покинул палату, подавив искушение запереть пациента на ключ, чтобы тот никуда не делся.

— Вот повезло, так повезло! — бормотал он, направляясь в ординаторскую. — Какой материал!

Но около ординаторской его поджидал неприятный сюрприз. Из темного угла выступила крупная фигура с ярко-рыжими волосами.

— Доктор, умоляю, спасите моего мальчика. — Мамуля упала на колени и, крепко схватив Васильева за обе ноги, стреножила его, лишив возможности бежать. — Ради сына я готова на все! — рыдала мадам. — Все, что может дать вам мое женское сердце, все будет ваше! Только вылечите его, прошу вас!

— Встаньте, пожалуйста… Какое нелепое положение… Разумеется, я его вылечу. — Васильев двигал ногами, стараясь ослабить крепкую хватку страстной дамы. — Только отпустите!

Все еще всхлипывая, но уже скорее по инерции, мамуля неохотно выпустила доктора из удушающих объятий.

— Хочу вас предупредить, — Васильев опасливо отступил к стене и оглянулся на дверь в ординаторскую. — По моему распоряжению, в ближайшее время к вашему сыну никого пускать не будут.

— Доктор, вы молодец! — Мамуля игриво улыбнулась. — Я и сама хотела вас попросить, чтобы эту особу гнали от моего мальчика метлой! Это она во всем виновата!

— Вы имеете в виду его невесту?

— Какая еще невеста? Что вы несете?

— Эта молодая особа сказала, что она невеста Дмитрия.

— Тамбовский волк ей жених! Шиш она получит, а не Димочку! Никакая она не невеста, а самозванка! Димочка ее не узнал, разве непонятно, что эта особа ему никто? И какое самомнение, какая наглость! Явилась сюда как ни в чем не бывало…

На вопрос, чем было спровоцировано падение Димочки с балкона, мамуля твердо ответила, что сын кинулся прочь от этой девицы, набивающейся в жены, поскользнулся, упал и так далее.

Бедный доктор Васильев покорно перетерпел этот ураган, скромно умолчав о том, что саму мадам пускать к сыну не будут также. Он здраво рассудил, что рано или поздно она и так об этом узнает, но лучше не от него.

Минут через десять настырную мамулю удалось спровадить. Васильев вытер пот со лба и уединился в ординаторской, намереваясь попить чайку и покурить. Не успел он набрать воды в электрический чайник, как в дверь постучали.

— Открыто! — Васильев поискал в шкафчике пакет с овсяным печеньем. Он твердо помнил, что еще утром там было полкило вкусных и свежих кругляшек. Но сейчас в пакете сиротливо болтались лишь три.

— Люська, опять ты в мой шкаф лазила! — расстроенно закричал он. — Убью скотину!

— Доктор, вы разрешите? — раздался за его спиной бархатный густой женский голос.

Васильев, стоящий на четвереньках, поднял голову и увидел черные замшевые дамские туфли с металлическими пряжками. Постепенно взгляд его поднимался все выше — по крепким полным ногам в бежевых колготах, темно-синей шелковой юбке к обширной груди, бледному лицу с карминно-красным ртом и горящим черным глазам.

— Мне надо с вами серьезно поговорить, — сказала Гера.

Васильев застонал и сделал попытку залезть под кушетку, но в последний момент передумал. Что толку? Эта семейка найдет его и там.

— Я вас слушаю, — обреченно сказал он, принимая вертикальное положение.

— Я хотела предупредить вас насчет матери Дмитрия. — Гера оглядела обшарпанные стены ординаторской, старенькую кушетку, поцарапанную полировку на письменном столе.

— Да?

— Эта особа непредсказуемая и нервная. Она довела Дмитрия до полного истощения. Он просто не знал, куда от нее деваться. Подозреваю, что этот его прыжок с балкона был продиктован желанием избавиться от ее навязчивой материнской опеки. — Гера говорила спокойно и уверенно.

Васильев откашлялся:

— Так, значит, Дмитрий сам выпрыгнул с балкона?

— Конечно, сам! Или вы думаете, что его кто-то скинул?

— То есть это была попытка самоубийства?