Огонек быстро занялся и выбросив небольшую порцию дыма в помещение, начал поедать предоставленные ему дрова.

– Чем будем заниматься? – поинтересовалась я.

– А чем можно заниматься на даче, когда топится печка и на улице идет снег?  – вопросом на вопрос ответил он. – Будем готовить еду и пить вино. Для особо одаренных есть даже водка. Могу истопить баню. Уверен, тебе понравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Баню не надо. Ты меня и так достал, еще и запарить захотел. Вина будет достаточно, – я взяла с полки наугад какую-то книгу и задумчиво полистала. ­– Граф Монте-Кристо. Тебе нравятся классики?

– Иногда, под настроение.  А тебе?

– Мне не нравится, когда меня как воруют, как барана. Помнишь, как книга закончилась? Граф освободился и отомстил всем обидчикам, – я прищурилась и со значением посмотрела на Руслана.

– Ты меня с графом сравниваешь? – попытался тупить он.

– Себя. Так что теперь – ходи, оглядывайся.

– Чтоб оглянулся посмотреть не оглянулась ли она, – согласился Руслан.

Глава 11


Мне всегда нравились часы с кукушкой. Не электронные – на батарейках, а самые простые, какие, наверное, весели у многих в деревенских домах. С цепью и двумя еловыми шишками-противовесами. Сами знающие, когда выгнать птичку из домика и когда остановиться и больше не работать, потому что одна из шишек опустилась почти донизу и значит завод кончился. В доме наступает тишина, только шуршат мыши. Впрочем, мышей я не то что бы боюсь, меня просто пугает скорость и неопределенность их передвижения по дому.

Дом с остановившимися часами засыпает, перестает подавать звуки. Еще какое-то время заблудившиеся мухи могут жужжать о стекло, но потом и это проявление жизни то-ли засыпает, то-ли умирает и воцаряется тугая, пустая тишина. В доме тихонько, неоткуда скапливается пыль, время замирает.

Но потом опять приезжают постояльцы, поднимают повыше железную шишку и часы опять оживают, а вместе с ними и дом. Часы тикают, печка топится, кукушка иногда появляется. И сейчас, глядя на раскаляющуюся печку, я физически ощущала, как просыпается и преображается дом. Холодная неприязнь незнакомого места сменялась постепенно каким-то обжитым, наполненным жизнью смыслом.

Руслан прав – в таком месте ничего, наверное, более делать не надо, а только сидеть, смотреть на хлопья снега и пить вино.

Он сидел на полу возле печи и неспешно подкармливал разгоравшийся огонь. Я без звука смотрела в печную топку, пытаясь наполниться тем теплом, которое огонь дает изголодавшемуся по открытому пламени городскому жителю. Тишина нарушалась лишь легким потрескиванием дров и размеренным тиканьем со стены. Мы оба молчали. Но это была не та тишина, которую в народе обозначают словосочетанием тихий ангел пролетел, а наиболее циничные говорят – милиционер родился. Это была спокойная, умиротворяющая тишина, при которой и говорить ничего не надо.

Часто, при молчании с другим человеком, испытываешь чувство неловкости от тишины.

Надо непременно что-то сказать, иначе неловкость затопит всё и станет еще хуже. Ты говоришь какую-то глупость, а неловкость увеличивается. Тут становится понятно, что вы с человеком, как два магнита с одинаковыми полюсами – притягиваться не к чему.

Тут же, к моему огромному удивлению, тишина переносилась как вещь не только не лишняя, но даже и вполне уместная. Мне с Русланом было о чем помолчать. То ли терапевтический массаж нас сблизил, то-ли просто мы научились больше не раздражать друг друга.  До меня даже иногда доносился звук его дыхания, но не бесил, а просто был слышен, и всё.

Руслан опять наполнил бокалы и без слов подал один мне. Капелька хорошего вина уместна в любых количествах, так я считаю.

– Что ты планируешь предпринять насчет тех опасных людей, о которых говорил? – наконец нарушила тишину я.

– Пока всё должно идти так, как идёт, – после короткой паузы ответил он, продолжая глядеть в огонь. – Когда придет время, я стряхну их, как стряхивают клещей с одежды, но пока воевать рано, непонятно чего толком они добиваются и какие еще инструменты есть у них в руках. В такой ситуации бить надо один раз, и наверняка. Без ошибок.

– Складно, – подтвердила я, немного даже полюбовавшись суровостью его выражения. –  Я бы не хотела, чтобы ты наворатил дел.

– Не наворочу, – он искоса глянул на меня. – Принцип степной травы – эта аналогия наиболее уместна в данной ситуации. Под сильным ветром надо гнуться в сторону давления, а потом выпрямляться как надо. Если будешь тупо противостоять, можно просто сломаться.

Он поднялся с пола и пересел ко мне на кровать, грея бокал с вином в ладонях.

– Я ещё многих удивлю, обещаю, – с какой-то угрозой произнес он.

Поднял взгляд и посмотрел мне прямо в глаза. Серым, даже каким-то стальным, неожиданно опасным взглядом. Этот взгляд резал орбиты моих глаз, проникая куда-то вглубь и оказывая на меня настоящее, физическое давление.

Не в состоянии больше выдерживать энергетику этого взгляда, я просто закрыла глаза. Через мгновение я ощутила тепло… и его губы на секунду коснулись моих. Мои же чуть приоткрылись, потому что стало не хватать воздуха, но он, наверное, принял это как сигнал, и кончик его языка легко ткнулся мне в верхнюю губу, поднимая ее.

Не в состоянии открыть глаза, чтобы не увидеть его слишком близко, я чуть шире приоткрыла рот, чтобы избежать столкновения с его языком. Тут его рука неожиданно коснулась сзади моей шеи, не давая отпрянуть назад и контролируя меня, а его губы очутились на моих. Теплое, чуть прерывистое дыхание, овеяло мой лицо и мозг внезапно отключился от восприятия и анализа окружающего. Я начала возвращать ему этот поцелуй, словно мы говорили на каком-то неведомом языке, где каждый жест и каждое движение наполнено смыслом. От Руслана приходил какой-то приятный запах, невозможный к определению. Всё вместе рождало какое-то чувство, объединяющее в себе разговор, уют и забвение.  Его рука, легко держащая могу голову сзади переместилась скольжением мне под подбородок, откуда нежно и крепко он мог контролировать направление своего поцелуя.

Продолжалось это, наверное, пару минут. Наконец, потеряв дыхание, я остановила это погружение, уперевшись Руслану ладонями в грудь и слегка отодвинув его.

Открыла глаза. Он смотрел на меня с расстояния вытянутой руки, но его глаза всё так же сверкали и давили на меня.

– Достаточно, – пытаясь выровнять дыхание произнесла я.

– Вообще недостаточно, – продолжая поедать меня глазами, сказал он. – Не вижу причины останавливаться.

– А я, если честно, не вижу причины продолжать, – я почти не лукавила. – Всё это прикольно конечно, но не вижу этому нормального продолжения.

Оставив его сидеть на кровати, я прошлась по помещению, бесцельно разглядывая вещи и напевая себе под нос.

Руслан задумчиво меня разглядывал. Зародила я небось комплекс неполноценности у него в душе. Думает, чего не так сделал. А всё так. В принципе, приятно с ним целоваться. Очень даже мило и даже на всякие мысли пробивает, навроде – не дать ли ему шанс и… расслабиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍А вот не дать. Воровать себя я не позволяю и распоряжаться мною не дам! И если быть честной сама с собой, мне не очень нравилось то, что он мне нравится. Как бы дико это не звучало. Такое ощущение, что одна половинка меня имеет свои представления о жизни, в отличии от второй.

Оставив его одного, я зашла в ванную комнату, где некоторое время разглядывала себя в зеркале… ну и другие дела сделала. Необходимые физиологически. Вино – оно ведь жидкое. Со всеми вытекающими последствиями, если так можно выразиться.

Открыла настенный шкафчик и оглядела внимательно этикетки мыла, парфюма, шампуня и прочей мелкой ерунды, которой был полон шкаф. О женщине можно многое узнать если разрыть содержание ее сумочки. То же самое можно сделать, оглядев бритвенные принадлежности и ванну мужчины. Вот реально – все необходимые выводы. Неряха ли, скупердяй, покупающий копеечную пену для бритья или наоборот, зацикленный на своей внешности нарцисс, увлажняющий свою кожу всеми нормальными и ненормальными средствами.

Увидев несколько упаковок таблеток, я искренне заинтересовалась. Хотя... если у него есть мазь от геморроя, мне лучше этого не знать. Взяв в руки, внимательно прочла названия препаратов.

Это от изжоги – ничего, бывает... Это обезболивающее – от головы ,сама принимаю, изредка. Ему бы что ни будь принимать для головы, но такого еще не изобрели, толком. А вот следующей упаковкой я очень заинтересовалась. Снотворное. Интересно. Очень интересно.

И тут в моей голове родился безумный план. Наверное, когда находишься рядом с Русланом это передается - как грипп.

Внимательно прочитав инструкцию и противопоказания к применению, я выдавила из пластика одну пилюлю и положила ее на фаянсовую крышку унитаза. Потом раздавила в порошок флакончиком одеколона и, собрав получившееся зелье в бумажный конвертик, засунула его в карман.

Поправив прическу, вернее то, что от нее осталось, улыбаясь, я вышла к нему и потребовала еще вина. И пока он копался с очередной закуской, благополучно высыпала содержимое в его бокал и, поболтав, размешала. Я слышала много историй о клофелинщицах, грабящих мужчин, но никогда и представить себе не могла, что уподоблюсь. А ты ж гляди-ка…

Подняв свой бокал к глазам, я кивком, пригласила Руслана повторить за мной.

– Ты очень красивая, – сказал он. – У тебя глаза горят. Бешенные огоньки и искры.

– Тогда давай выпьем за успокоение, – предложила я со смыслом. – Чтобы все ненормальные… успокоились.

Мы отпили из бокалов, глядя друг другу в глаза. Хорошее начало – половина дела.