Сегодня, слава богу, не надо давиться в магазине за дефицитом. Дефицита нет! Все есть. Не очень верится, но это так. Бери тележку и нагружай столько, сколько сможет осилить твой кошелек.

Сегодняшний Катин кошелек мог осилить не так много, но она не отказала себе в удовольствии выбрать то, что хочется. Она долго бродила по магазину, выбирая продукты. Заодно и отогрелась. Потом расплатилась в кассе за покупки, надвинула поглубже капюшон и вышла на улицу.

Пакет с продуктами оттягивал руку. Катя запоздало подумала о том, что половину купленного можно было приобрести неподалеку от дома. Тогда сейчас не пришлось бы корячиться с тяжестью. «Вот так всегда — сначала сделаю, потом думаю», — мелькнула мысль.


На улице стемнело, колючие одиночные снежинки сменились на липкие хлопья, летящие откуда-то из неизведанной Вселенной. Желтки фонарей расплывались в белом снегопаде. Эта «глазунья» висела высоко над головой, не светила и не грела.

У Катерины сразу же замерзли ноги в коротких замшевых сапожках: «черевички», в которых, судя по цене, на загнивающем Западе хоронят бабушек, промокли мгновенно. А ей еще не менее часа добираться до дому с двумя пересадками.

Ежась от промозглой сырости, Катерина остановилась перед проезжей частью. Машин на второстепенной дороге на задворках микрорайона почти не было, только у обочины прямо перед «зеброй» дремал черный джип. Его двигатель работал почти бесшумно, а за темными стеклами не было видно ничего. Поэтому Катя даже не поняла, что машина «ожила» и начала движение одновременно с ней. Они и встретились на полосатом островке безопасности.

Едва сдвинувшийся с места черный железный монстр лишь слегка толкнул Катю и тут же остановился. А она, поскользнувшись на снежной каше, упала перед носом машины. Пакет с продуктами выскочил из ее рук и плавно, как на санках, въехал под джипово брюхо.

От неожиданности Катя буквально потеряла дар речи, так, что даже те привычные выражения, какие она порой посылала вслед владельцам крутых иномарок, которые носились по городу как угорелые, мгновенно вылетели из головы. Ей было обидно, жалко продуктов, которые улетели под колеса, порванных вдрызг колготок, себя, промокшую и грязную.

А еще стало страшно. «А вдруг эта тонна железа сейчас сдвинется с места? — пронеслось у нее в сознании. — От меня даже места мокрого не останется…»

Но джип стоял. В нем послышалось движение, хлопнула дверца, и Катя увидела своего обидчика. Сначала его ноги, в огромных тяжелых ботинках пятьдесят последнего размера. Катя от ужаса закрыла глаза. И тут же почувствовала на своей шее пальцы. «Душить будет!», — пронеслось у нее в голове.

Но душить ее никто не собирался. Мужчина в красной куртке, огромный, как медведь, наклонился над ней, потрогал на шее пульсирующую точку. Катя открыла глаза.


— Живая? — спросил мужчина.

— Вроде бы, — сказала Катя и пошевелила руками.

— Тогда вставай, а то простудишься, — сказал он и подал Катерине руку.


Видок у нее еще тот был: мокрая, грязная, с ободранными до крови ладошками. Он подтолкнул ее к машине. Она уперлась:

— Никуда я не поеду, оставьте меня! — со слезами в голосе сказала Катерина.

— Поедем-поедем! Я не могу вас бросить в таком виде. — Он почему-то вдруг перешел на «вы». — Тем более я сам виноват, и посему прошу прощения! — он открыл дверцу и подтолкнул Катю.

«Ну и черт с ним! И пусть у него тут все будет в грязи, — со злостью подумала она. — Будет в следующий раз смотреть на дорогу». Катя спрятала поглубже в карманы руки и устроилась на сиденье так, чтобы меньше были видны ноги в колготках с уродливой дырой на боку и безобразными грязными разводами.

— Ой, там… под машиной… мой пакет с продуктами! — вспомнила вдруг она.

Мужчина заглушил двигатель, внимательно посмотрел на Катю, почему-то усмехнулся и пошел искать ее пакет под машиной. «Как хорошо, что у него нет усов, как у Авксентия Новицкого!», — подумала Катерина и не успела понять почему. Дверца машины с ее стороны распахнулась, и она увидела в его руках свой пакет, из которого текла вода.

— Мне жаль, но, по-моему, здесь спасать нечего: разбилась какая-то банка, судя по запаху — с огурцами, в мелкие брызги. Что не промокло, то в осколках. Давайте безопасности ради все это выбросим?! — он потряс пакетом, в нем булькало и звенело.

— Выбрасывайте, — разрешила Катя. Если бы она была одна, то непременно бы провела ревизию и спасла бы хоть что-то, но перед этим мужиком, который ездит на такой машине и не боится давить людей на улицах, ей было неудобно. Денег, правда, было жалко. Ну да и черт с ними!

Он захлопнул дверь, дошел до ближайшей урны и опустил в нее пострадавший в ДТП мешок с продуктами.

Понедельник, 13-е, однако… Катерина почувствовала, что замерзла как бобик. У нее застучали зубы. Унять дрожь она не могла. Спасибо мужику, он оказался понятливым. Сел в машину, увидел, как она трясется, и включил печку. Теплые воздушные волны покатились на Катерину со всех сторон.

— Где вы живете? — спросил незнакомец.

— Далеко. — Не без легкого злорадства ответила Катерина и сказала название пригородного поселка. Мужчина отреагировал спокойно: он развернулся на дороге, и машина бесшумно помчалась к Катерининому дому.

— Вы не молчите только, ладно? Я и сам намолчался. Давайте поговорим, — мужик как будто извинялся перед Катериной. — Я, если честно, вас даже не заметил на дороге. Темно, снег. А вы такая маленькая, — он хитровато с прищуром посмотрел на Катю. А потом протянул длинную, как рычаг, здоровенную свою ручищу и потрогал дыру на колготках. — Надо же как, а?! — не то спросил, не то ответил.

Катерина вспыхнула, руку его оттолкнула и натянула на коленки юбку. Не то чтобы она была такая дикая, как коза валдайская, и на ноге своей мужскую руку ощутила первый раз. Нет, конечно. Просто ужасно было стыдно за драные колготки. А он вроде и не заметил ее реакции.

— Вы не беспокойтесь, я заплачу. И за туалет испорченный, и за продукты, — сказал мужик.

— Не надо ничего. Спасибо. Просто отвезите домой, в таком виде… за бомжиху, того гляди, примут.

— А вы кто? — вдруг спросил водитель.

— Как «кто»? — удивилась Катерина. — Человек.

— Да я вижу, что человек. И даже вижу, что женщина. Больше вам скажу — женщина очень хорошенькая. — Катя покосилась на мужика. Он не заигрывал с ней. Просто говорил. — А чем вы занимаетесь?

— Книжки читаю! — Катерина усмехнулась в мохнатый капюшон куртки.

— Ну, книжки я тоже читаю, — весело сказал ей мужик. — Разные. Даже сказки люблю. Там так все хорошо… Вот бы плюнуть сейчас на все и завалиться в какую-нибудь добрую сказку, где теплое море, остров таинственный, зверье разное…

И тут Катерина совершенно неожиданно для себя вдруг сказала:

— Я тоже животных люблю. И у меня кот — Наполеон.

Мужчина внимательно посмотрел на нее и вдруг сказал:

— А мы подружимся.

— С чего это вы взяли? — Катерина отогрелась, осмелела и разговаривать с незнакомцем стала по-другому.

— ЧуЙствую.

Он так и сказал — «чуЙствую». Катерина, особа чрезвычайно чувствительная к языку, внутренне вздрогнула, Давным-давно был у нее очень перспективный кавалер, который, к сожалению, никак не мог усвоить такую норму, как «кофЕ». Он говорил «кофЭ».

Получив последнее китайское предупреждение, кандидат в женихи был из кандидатов уволен безжалостно. Ну не могла она смириться с его напитком на букву «Э»! А у этого его «чуЙствую» ее почему-то не покоробило.

«Это возраст — привычки изменились!», — сказала она сама себе, удивившись своей реакции. «Он тебе нравится, дура!», — сказал ей внутренний голос. Услышав его, — а он всегда влезал, когда его никто не просил, — Катерина закашлялась.

— Ну, вот, простудилась. — Катькин «убивец» вдруг снова перешел на «ты». — Сейчас уже приедем. Тебе нужно сделать горячий чай и пить его с лимоном и молоком. У тебя есть дома лимон и молоко?

«У меня нет даже чаю», — чуть было не ляпнула Катерина, да вовремя поймала себя за язык.

— Я не знаю, что у меня есть. По-моему, ничего. Я специально ходила после работы за продуктами, но они погибли в ДТП.

— Понял. Заедем в магазин? — предложил незнакомец.

— Нет-нет, ничего не надо, — замолотила Катерина. — Сегодня уже поздно, а завтра я сама все куплю. Да мы уже ближе к моему дому, чем к какому-либо супермаркету. Сейчас прямо, до светофора, там метров двести, поворот налево, и мы приехали.

Она хотела было выйти у соседнего дома, чтобы он точно не знал, где она живет, а потом про себя засмеялась своей детской уловке и показала ему дом.

Он довез ее до самой парадной, помог выйти из машины. На секунду задержал в своей руке ее маленькую ладошку. Она даже на ощупь была грязной. Он представил, как она сейчас зайдет к себе в квартиру, снимет прямо в прихожей с себя все-все, пойдет в теплую ванную, встанет под душ и будет тереть эту грязную ладошку розовой губкой. И через минуту она станет розовой-розовой, как вот эта самая детская губка.

Он так ярко представил себе все это, что в глазах у него потемнело. Совершенно неожиданно для себя он поцеловал ее в ладошку. Он хотел подольше подержать ее руку в своей, но она отдернула резко, как испуганная птица отпрыгнула. И сказала что-то вроде «грязная же!». Он не понял.

Пока он приходил в себя, она чирикнула «спасибо!», прикоснулась «таблеткой» к замку домофона, открыла тяжеленную дверь и исчезла за ней.


«Я — дура! Да, я дура!», — сказала Катька самой себе, переступив порог квартиры. «Вот так вот люди знакомятся. Я же видела, не слепая, что он хотел познакомиться со мной, а я…»

— Дура! — сказала она самой себе уже вслух, и, заперев дверь на ключ и щеколду, стала раздеваться прямо в прихожей. Куртка мокрая, грязная, мех на капюшоне растопырился слипшимися клочками, на локте — как от лезвия бритвы, разрез, из которого виден белый синтепон. Зашить можно, или заклеить изнутри. Но вид уже не тот. Да-а-а… Юбка в складку просто грязная — отстирается. Сапожки, в коих за границей покойников хоронят, только что не расклеились: замша не замша, скользкая, липкая. «Ну, это я сама виновата. Надо было думать о том, что такие сапожки только на сухую погоду, так что мужик тут ни при чем». Колготки сразу в помойку. Хотя тоже жалко конечно, чай, неодноразовые.