– Неужели? Что-то я не припомню, чтобы видел ваше имя в своем календаре встреч.

– Видите ли, не у всех нас есть личный помощник, чтобы следить за расписанием.

– Я должен быть уязвлен? – У него действительно был секретарь, однако, в отличие от брата, он не имел личного помощника, который бы следовал за ним повсюду весь день напролет.

– Нет, я вовсе не хотела вас обидеть. Совершенно очевидно, что вы не бездумно пользуетесь состоянием своей семьи, но преумножаете его. – Она покачала головой. – Я просто немного не в настроении. Не обращайте на меня внимания. Танцуйте.

Едва она произнесла это повелительным тоном, как оркестр заиграл знойные латинские ритмы.

Морин Берк самозабвенно отдалась танцу.

Казалось, она существовала только в этом моменте времени, стараясь вторить каждому движению и шагу этого стройного, крепко сложенного мужчины, с бездонными голубыми глазами и харизматичным взглядом, источавшего уверенность и невероятную сексуальную притягательность.

Острый ум. Яркая индивидуальность, великолепное тело и преданная любовь к семье. Ксандер Лурдес был хорошим человеком и необыкновенным мужчиной. Но он не был ее мужчиной. Только босс, не более того. А потому Морин позволила себе танцевать с таким самозабвением, на которое ни за что не осмелилась бы в другой ситуации.

Морин вдохнула солоноватый воздух, к которому примешивался теплый аромат поленьев, потрескивавших в костре. Она самозабвенно танцевала, пытаясь заглушить горькую обиду оттого, что ее оставили без основательной причины, просто она чем-то не устроила своего бывшего супруга. И это после того, как она со всем мирилась и терпела. А ведь ее многие убеждали уйти от него, избавиться от бесконечного эмоционального унижения с его стороны.

Морин осознавала, что между ними существуют проблемы, но всегда с готовностью старалась решить их. Клятвы не были для нее пустым звуком. Она всегда полагала, что причиной развода может стать лишь нечто по-настоящему серьезное: например, физическое насилие или наркотики. А причиной стало его заявление: «Я люблю тебя, но жить с тобой не могу».

И она отпустила его, покинула дом, полный обид, оскорблений и уныния. Ей нужно было уехать из графства Корк, на юге Ирландии, чтобы быть как можно дальше от этого человека и всей той боли, что она пережила с ним. Ее ничто не держало здесь: родителей не было в живых, а замужество обернулось полным провалом. Она отправилась в Соединенные Штаты Америки, где ей предстояло принять предложение работать в той сфере, которую она так любила.

Между тем уже совсем скоро подходил к концу срок действия ее рабочей визы. А официальные органы по-прежнему отвечали отказом на все запросы о продлении. Это означало, что ей придется вернуться домой. И снова встретиться лицом к лицу со всем, от чего она так стремилась убежать и обрести свободу.

Свободу танцевать с красивым мужчиной и не опасаться того, что муж обвинит ее в том, что она флиртует. Сколько же времени потребовалось ей, чтобы осознать: причина его подозрительности и едких замечаний – неуверенность в самом себе!

Теперь она могла, не опасаясь гнева мужа, смотреть на любого мужчину, например на этого широкоплечего и красивого, с угольно-черными волосами. По ее телу пробежала мелкая дрожь, ее и прежде влекло к Лурдесу, но его горе, о котором было всем слишком хорошо известно, не позволяло ей пытаться сблизиться с ним. А теперь, когда ее возвращение домой становилось все более реальным, Морин не была заинтересована в отношениях, однако, раз уж она уезжает отсюда, быть может, не откажет себе в небольшом приключении.

Внезапно он опустил руку в карман смокинга, извлек из него мобильный телефон и прочитал сообщение.

– Это от няни. У дочери поднялась температура. Мне нужно уйти.

И, не проронив более ни слова, он удалился, и она точно знала, что так же стремительно и бесследно исчезла и она из его мыслей. Эта маленькая девочка была для него всем на свете. Все без исключения знали об этом, так же как и о том, как глубоко и безутешно он горевал о своей жене. Впрочем, все это делало его только еще более привлекательным и соблазнительным.


Едва лучи утреннего солнца начали прорываться сквозь завесу ночи, Ксандер попытался подавить неодолимую зевоту. Он всю ночь напролет следил за состоянием Роуз. Даже несмотря на заверения врача, действенные антибиотики и жаропонижающие средства, он не мог успокоиться и не спускал глаз с дочери. Так и оставшись в смокинге, он сидел в кресле-качалке возле ее кровати. Ее лицо обрамляли колечки светло-каштановых волос, прилипших к коже от болезненной испарины. Каждый раз, когда она вздыхала, он старался уверить себя, что с ней все хорошо, что она, в сущности, здоровый ребенок, которому год и четыре месяца от роду, и просто немного приболела.

Детская была оформлена в белых, зеленых и розовых тонах и украшена розами. В комнате стояла тахта для тех случаев, когда родителям хотелось полюбоваться спящей дочкой. На ней могла отдохнуть и няня Элеонора, добрая женщина пятидесяти лет, которая искренне любила маленькую Роуз. Здесь же, в углу, стояло кресло-качалка, при взгляде на которое на Ксандера нахлынули воспоминания о Терри. Она часто сидела в этом кресле с их крошкой на руках, играла с ней, и лицо ее светилось материнской любовью и надеждами, которые олицетворяла эта уютная комната. За неделю до рождения Роуз они с Терри сидели на этой тахте, он нежно обнимал ее большой живот и они фантазировали о том, как будет выглядеть их малышка. Какой будет, чего достигнет, когда вырастет.

А сейчас, как и довольно часто в последнее время, на тахте беспокойно спал его брат, всегда готовый быть рядом и оказать поддержку. В голове Ксандера вдруг возник образ его брата, танцующего с Морин Берк.

Ксандер поднялся с кресла и слегка потрепал брата по плечу.

– Эй, Истон, – негромко позвал он. – Просыпайся, приятель. Тебе лучше вернуться в свою комнату.

Брат медленно приоткрыл глаза, несколько раз моргнул спросонья.

– Роуз?

– Ей гораздо лучше. Температура снизилась. Я все-таки отвезу ее к нашему постоянному педиатру на консультацию, но думаю, с ней скоро все будет в порядке. Ей уже не требуется, чтобы мы оба следили за ней не смыкая глаз.

– Вообще-то, я отлично поспал. – Его худой и долговязый брат спустил ноги с кровати.

– Спасибо тебе. И все же ты вовсе не обязан постоянно быть рядом. Я знаю, что у тебя много работы.

– Так же, как и у тебя, – многозначительно подчеркнул Истон, проведя рукой по волосам.

– Но она моя дочь.

– А ты мой брат. – Они смотрели друг другу в глаза спокойно и преданно. Они всегда разительно отличались друг от друга, но были очень близки. Их родители путешествовали по миру, не особенно задумываясь о потребности иметь свой дом, в который всегда можно вернуться, или о постоянном месте жительства, которое требовалось детям, чтобы заводить новых, настоящих друзей. Братья всегда полагались друг на друга. И связь их стала еще прочнее с тех пор, как умер отец, а мать вела свой привычный образ жизни, продолжая путешествовать по свету в бесконечных поисках все новых приключений в каждой новой стране, вместо того чтобы наладить отношения с сыновьями.

Истон мог найти работу в любом из заповедников дикой природы по всему миру, но, слава богу, предпочел остаться здесь, чтобы помогать брату. Это и означало для него целый мир.

– Спасибо тебе.

– Наилучшей благодарностью будет знать, что малышка выздоравливает. – Истон с нежностью погладил племянницу по голове. – Ну и может быть, еще… бутылочка первоклассной текилы, чтобы выпить ее на закате.

– Внеси в список. – Бесконечно длинный список всего того, что он был должен своему брату. Однажды он непременно найдет способ отплатить ему за все, что тот для него сделал. Нахлынувшее чувство вины вынудило его сказать: – Если тебе понадобится перейти на более серьезную работу…

– Мне не понадобится. Делать только то, что нужно, выбирать самое выгодное… – Он пожал плечами, перевел взгляд на Роуз. – Вот ради чего стоит жить.

Ксандер с трудом проглотил ком в горле. Терри не однажды говорила точно так же. Господи, как же ему не хватало ее.

– Что ж, это справедливо. – И вдруг спросил, окликнув брата уже в дверях: – Ты же не собираешься оставаться здесь из-за небезызвестной нам рыжеволосой особы, что служит у нас зоологом?

– Морин? – В словах Истона было столько скептицизма, что сомневаться в их правдивости не имело смысла. – Нет. Ни в коем случае. Между нами ровным счетом ничего нет и быть не может. Мы слишком похожи.

Он тихо засмеялся, хитро усмехнулся, уже выходя за дверь, оставив Ксандера несколько смущенным и весьма озадаченным.

И смущало его не то, что Истон отверг его предположение, а то, что он испытал от этого искреннее облегчение.

Глава 2

Морин прислушивалась к знакомым щелчкам ключа в замке двери ее домика у побережья. Она думала о том, что будет скучать по этой яркой хижине, по этому удивительному месту в тропиках.

Однако пока дело до этого не дошло. Оставив эти мысли, Морин взяла свою большую сумку, полную всевозможных блокнотов и записных книжек, и стала собираться на работу. Дорога туда занимала минут пять неспешной пешей прогулки.

А сегодня, когда солнце ласкало своим теплом ее светлую кожу, она с удовольствием принялась осматривать окрестности по пути к жилищу семьи Лурдес, построенному на их частной территории, которую они приобрели на самой границе заповедника. Обходя главное здание – белый прибрежный особняк, всегда напоминавший ей пену волн в штормовую погоду, – она позволяла себе фантазировать.

Рассеянно, ни о чем не задумываясь, она наблюдала, как волонтеры собирались, а затем исчезали за оградами доков. Даже отсюда ей были слышны оживленные разговоры и шум, исходивший от толпы, что двигалась в направлении огороженной и находящейся под наблюдением территории возле белого особняка на сваях, характерного для Флорида-Кис.