Неужели и она тоже? Нет, он не мог потерять еще одну жену. Он ни в коем случае не должен был пройти через это снова.

Он не мог потерять Морин.

Знакомое жужжание раздалось в кармане. Звонил Истон. Конечно, он беспокоился о них.

Он выудил из кармана телефон, торопясь принять вызов.

– Привет, это твой шафер. Звоню убедиться, что все в порядке. Ваш самолет заправлен и готов отвезти чету Лурдес в незабываемое путешествие.

– Забудь об этом. Отмени вылет. У нас с Морин возникли разногласия. – Ксандер опустился в кресло и нервно провел рукой по своим густым волосам. Он сам еще не до конца понимал, каким образом так стремительно оказался в этой ситуации. И все же он отчаянно не хотел потерять свою жену.

– Из-за чего произошла ссора, если ты, конечно, не против, что я спрашиваю? – Истон вздохнул. – Ты же не совершил какой-нибудь глупости, вроде того, чтобы произнести имя своей бывшей жены во время секса?

– Господи, нет. Спасибо, ты умеешь поддержать, – парировал он с легкостью, которой так не хватало у него на душе.

– Но ты все еще любишь Терри. – Вопрос брата прозвучал скорее как утверждение.

– Я буду любить ее всегда. – Он знал, что никогда не наступит момент, когда он сможет избавиться от этого чувства. Но теперь он знал и то, что в нем гораздо больше любви, чем он мог себе представить.

– Конечно, будешь.

– Я не знаю, что будет чувствовать в связи с этим другая женщина, – признался Ксандер.

– Если бы она была жива, то ты все еще был бы женат.

– Мы были бы женаты. – Ксандер взял из корзины с фруктами ягодку винограда и вертел ее в руках.

– Конечно, были бы. Но в то же время тебе нужно самому себе честно ответить на один вопрос… сможешь ли ты любить другую женщину так же, как любил ее? Потому что ни одна женщина не захочет быть второй по значимости после кого-то.

Истон говорил спокойно, но твердо. Быть может, на что-то подобное намекал он, когда обещал надрать Ксандеру задницу, если он причинит Морин боль. Она – женщина, чье предыдущее замужество строилось на изощренных эмоциональных играх, и поэтому ей пришлось выстроить вокруг своего сердца надежную ограду. Морин привыкла к тому, что она всегда на втором плане.

Неожиданно проследив эту связь, Ксандер понял, что вел себя по отношению к ней, пусть и невольно, так же, как этот осел, ее бывший муж, с которым ему довелось познакомиться сегодня. Осознав это, Ксандер безумно разозлился на себя.

Услышав все, что ему было нужно, Ксандер положил трубку и с необыкновенной ясностью понял, что ему во что бы то ни стало нужно было следовать за ней. Сейчас же.

Бросив виноградину в мусорную корзину, он сорвался с места, выбежал из дома и вскоре нашел ее. Она сидела в мягком кресле бледно-персикового цвета, поджав под себя свои стройные ножки. Оперев подбородок на ладонь, она смотрела куда-то в бесконечное пространство. В ее позе читались годы страданий и боли, выпавшие на ее долю. В руке она держала письмо из университета.

– Я и сам не знаю, как много осталось во мне чувств, которые я мог бы отдать. Но я готов отдать все. И я стараюсь, Морин. Я хочу, чтобы у нас все получилось. Хочу дать нашим отношениям реальный шанс. Вопрос лишь в том, – он выхватил у нее письмо, – хочешь ли этого ты?

Ее нерешительность и колебания, ее долгое молчание были для него ответом. Он знал, что она полюбила этот остров, что она привязалась к Ксандеру и к его дочери, но его чувство к ней было неизмеримо сильнее и глубже. Во всяком случае, так ему казалось. Но с другой стороны, откуда ей было знать, как глубоко и преданно может мужчина любить женщину? Едва ли этот кретин, за которым она была замужем, мог служить хорошим примером.

Обхватив себя руками, она еще больше сжалась в кресле.

– Я думаю, лучше всего нам будет отказаться от медового месяца и вернуться в дом.

Ксандер видел, как прямо на глазах она закрывается от него, и вдруг остро осознал, что может потерять ее безвозвратно. Раз и навсегда, если прямо сейчас он не откроет ей свою душу и не даст понять, как бесконечно много она для него значит.


Разбита.

Раздавлена.

Все ее чувства и переживания смешались, слились в единое тягостное ощущение тревоги и страха. Она точно знала, что сейчас не время для путешествий, и возможно, отчасти это было связано с потрясением от встречи с Денни. Она знала, что Ксандер по-настоящему хороший человек, которого нельзя и сравнить с ее бывшим мужем. Однако это не означало, что он ее любит, и никак не меняло того факта, что они вступили в этот брак исключительно ради достижения определенных целей.

Так какая могла быть Сицилия? Сейчас? Нет. Она не сможет сейчас получить удовольствие от путешествия или времени, проведенного с ним.

Она сказала Ксандеру, что им следует вернуться в дом и пересмотреть свои дальнейшие планы.

Волонтерам и членам семьи они объяснили, что у Морин вирусная инфекция, а потому они не смогли полететь. Выглядело это достаточно убедительно, поскольку у нее действительно были все признаки насморка после того, как она долго плакала в душе.

Но от работы она была уже освобождена, ей было нечем заняться, и она нашла утешение, играя с Роуз на песчаном побережье. Они устроились вместе на расстеленном одеяле с горой детских кубиков.

Роуз сидела у нее на коленях и напевала выдуманную мелодию, чем-то походившую на пение летавших поблизости попугаев. Искренняя реакция чистого, наивного существа, еще способного удивляться миру.

Эта маленькая девочка быстро нашла свое место в сердце Морин. И вызывала неумолимое желание остаться.

Роуз спустилась с ее коленей на одеяло и стала с увлечением что-то строить из кубиков. Время от времени она оглядывалась на Морин, улыбалась ей и продолжала напевать свою песенку.

Малышка протянула ей кубик и захихикала.

– Тыы. – Ее сладкий голосок звенел, точно маленький колокольчик.

Морин поставила свой желтый кубик на зеленый кубик Роуз. Девочка захлопала в ладоши и стала весело покачивать кудрявой головкой. Она была явно довольна достигнутым совместным успехом.

Морин, однако, не разделяла радости малышки. После ссоры с Ксандером у нее не унималась внутренняя дрожь и на сердце было пусто и тревожно. Когда она увидела Денни, стоящего там, в лунном свете, вся жизнь, от которой она бежала, вдруг снова обрушилась на нее.

В одно мгновение сошли на нет приобретенные ею здесь сила и уверенность в себе. Она отлично знала, что Денни нет до нее никакого дела. Он появился здесь только для того, чтобы выбить ее из равновесия, лишить покоя. Чтобы, вновь унизив, указать ей на ее место. Это был лишь очередной ход в его изощренно-жестокой шахматной партии.

Денни силой вывезли с территории частной собственности и ограничили его действия судебным запретом.

Но моральный ущерб Морин уже был нанесен. Прежде чем он оставил ее, она лишилась всякой уверенности в себе, своем месте и ценности собственной жизни. Теперь все эти чувства вернулись, в полной мере, во время жаркого спора с Ксандером.

С Ксандером, которого она бесконечно любит.

Эта мысль пугала ее? Ведь это чувство делало ее зависимой. Чувство незащищенности, вместе со страхами, словно парализовало ее, лишив дара речи в тот самый момент, когда так нужно было что-то сказать.

Конечно же, ей хотелось остаться. Конечно, ей хотелось быть рядом с малышкой Роуз. Быть в жизни Ксандера.

Башня из кубиков уже стала довольно высокой, и тут Роуз, с озорной улыбкой и лукавым взглядом, толкнула кубики, стоявшие в середине. Строение рассыпалось, чем вызвало взрыв хрустального детского смеха. Как это было характерно для маленькой девочки!

Но затем Роуз снова начала возводить башенку. Морин восхитилась ее упорством. Ее желанием начать все сначала.

Протянув ей зеленый кубик с изображением птицы, Морин сказала:

– Попугай.

Роуз, кивнув, взяла кубик. Затем подняла желтый и, передав его Морин, произнесла:

– Щенок.

– Правильно, милая, – мягко похвалила Морин.

Шорох песка заставил Морин обернуться. Ксандер подошел к ним и уселся рядом на пляжном покрывале. Он был одет в шорты и старую белую футболку, и было с ним определенно что-то не так. Его лицо было сковано напряжением, глаза – полны тоски.

– Нам надо поговорить.

Что-то внутри ее оборвалось в предвкушении ужасного и неизбежного.

– Отвести Роуз в дом?

Он отрицательно покачал головой:

– Если ты не против, пусть играет. Она так счастлива.

– Конечно, пусть остается. Так что ты хотел сказать?

Он взял кубик и перекидывал его из руки в руку.

– У меня с братом был разговор. А он обладает необыкновенно ясным умом и редкой проницательностью, с которыми я стараюсь считаться, когда напоминаю себе, что вообще нужно больше слушать.

– Вы всегда были так близки? – спросила Морин, следя за выражением его глаз. – Сейчас ты не слишком много рассказываешь, поэтому сложно понять, так ли это.

– Сейчас мы оба очень погружены в работу, и у нас гораздо меньше свободного времени. Случается, мы работаем сутками напролет. Было время, когда мы общались гораздо больше… Господи, я даже не помню, сколько времени прошло с тех пор. – Его рука потянулась к волосам.

– А когда вы были детьми?

– Наши родители предоставляли нам достаточно много времени и возможности учиться на собственном опыте.

Его слова заставили Морин задуматься и замолчать на мгновение.

– Что ты имеешь в виду?

– Они не были такими родителями, которые кружат, точно орлы над орленком, – он усмехнулся, – хотя нам и приходилось кружить вместе с ними на вертолетах уже с самого раннего возраста. Мы действительно получили неплохое домашнее образование, вот только нашим домом неизменно оказывались разные места по всему миру.

Особый стиль жизни людей свободолюбивых и своеобразных. Это во многом объясняло взгляд Истона на вещи. И даже то, как он говорил с людьми.