– Похожа, похожа, – кивнул Самойлов, – вон лоб так же как Петя хмуришь. А тут ты каким путем оказалась? В Москве? Ты же замужем, сын у тебя?

– Это история длинная, – ответила она, – может быть, чаю?

Гость кивнул и прошел на кухню.

– Вот, значит, как, – задумчиво произнес Самойлов, когда чай был выпит, а рассказ подошел к концу. – Да уж… – он почесал щеку. – Я Петру-то поклялся, что никогда никому не расскажу, но раз уж такое дело… Надеюсь, простит. Петр, как матушка твоя, Лиза, умерла, сильно изменился. Редко приезжать стал, в гости не звал. А тут вдруг приехал, лица на нем нет. Рассказал про горе свое. Все боялся, что ты руки на себя наложишь. Ну не мог я другу отказать. Взяли мы этого парня в обработку. Кто-то скажет, да и ты тоже, может, что закон нарушили, да ведь есть закон, а есть справедливость. А по справедливости, должен был этот парень ответить. Нет разве? Петр потом звонил, говорил, все получилось. А оно вон, значит, как обернулось. Только отца не кори. Для своего ребенка чего только не сделаешь. Да ты сама мать – понимаешь.

Юля слушала, не спуская глаз с Самойлова. Значит, правда. Бедный Костя! Бедный папа! Ей стало так их всех жалко, что она не удержалась и зашмыгала носом. Самойлов, вздохнув, протянул ей платок.

– Я сына не могу найти, – всхлипнула она. – Свекровь его увезла, а куда не знаю, даже не представляю к кому обратиться за помощью. Куда бежать…

– А никуда бежать не надо, – Самойлов накрыл ее руку своей жесткой ладонью. – Я у Петьки в неоплатном долгу. И для его дочери горы сверну.

Юля непонимающе глянула на него.

– Отец тебе не рассказывал, понятное дело, – Самойлов одним глотком допил остывший чай. – Я командиром взвода был, а Петька с новым пополнением прибыл. Салага совсем… – он потер лоб и глухим голосом продолжил: – Сопровождали мы караван, в ущелье нас и накрыли. Остались я, да он. Меня ранило в ногу, – он потер рукой бедро. – Петьку контузило слегка. Всю ночь он меня на себе пер, меня, да автоматы. Думали, хана нам. Воды нет, еды нет. Ночью в горах адский холод, костер зажечь страшно – духи заметят. Змею поймали – съели. Слава богу, на следующий день вертушка мимо летела. Увидели, подобрали. В части нас и списали уже. Нам, чтобы не бурчали, выдали по висюльке. Ну, Петьке-то за дело – салага командира из боя вынес, ну а мне за компанию. Ногу врачи оттяпать сперва хотели, но я не дался. Кому я инвалид на хрен нужен – лучше уж сдохнуть. Зря, что ли, Петька меня с матюками по горам тащил? Кто бы видел – матерится и тащит, а сам-то цыпленок совсем. Такого отборного мата я за всю жизнь не слыхивал, ни до, ни после.

– Нет, папа никогда не рассказывал, – Юля потрясенно помотала головой. – Я маленькая была, он мне медаль поиграться давал, а когда папу спрашивали за что медаль, он говорил, что всем тогда давали и ему тоже.

– Понятное дело, не говорил. Я тоже никому не говорю, что моя медаль за жизнь пацанов бездарно погибших. Половина из них не поняла, что произошло, когда мины под колесами рванули. Потом духи ракету пустили и остальных в кашу. Боя как такового и не было. Последнее, что видел – как вертушка в воздухе кувыркается. Очнулся, когда Петр меня уже волок подальше от места засады, боялся, что духи за трофеями спустятся. После госпиталя комиссовали, перешел на более спокойную работу, сына родил… Так что он не просто мне жизнь спас. Он и семью мою спас. Мы с женой разводиться хотели: детей долго не было. А тут сын. И я живой и даже не инвалид. Жена не устает бога молить до сих пор. Сын такой парень вымахал. Красавец! Женился. Вот внуками нас одарил… А сдох бы я в Афгане – хрен бы что было! Так и сгинул бы род Самойловых. Не переживай, Юлия Петровна, все сделаем!

– Вы не думайте, я заплачу! Я найду денег.

Самойлов весело посмотрел на нее.

– С деньгами разберемся. Сейчас я тебе бумагу дам, ты мне подробно напиши, имена, даты рождения, место жительства свекрови, свекра и, вообще, все, что помнишь. Никогда не знаешь, какая информация пригодиться сможет.

Юля кивнула и принялась писать. Самойлов бегло прочитал, сложил листок и сунул в карман.

– Первый результат я тебе через неделю дам. По факту. Пошлем запросы в паспортный стол и другие инстанции. Если где-то засветились, будет видно. Ну а там посмотрим.

Гость давно уехал, а она все еще в растерянности бродила по квартире, вспоминала папу, то новое, что узнала о нем. Дивилась, надо же, какой у нее отец! А она и не подозревала. Почему не рассказывал? Не хотел хвастаться? Стеснялся? Ему же восемнадцать или девятнадцать лет всего было, что он тогда в жизни понимал? Она представила его в форме, с автоматом в руках, на БТР, совсем молодого, безусого. Наверное, тоже все воспринимал как игру – вот армия, вот автомат в руках, можно даже пострелять при случае. И вдруг взрыв, второй, все в дыму, крики, стоны раненных, тела убитых; где-то там за скалами целится в тебя враг и нужно стрелять уже всерьез, спасать свою жизнь, тащить на себе командира, а сил уже нет, но, стиснув зубы, ты идешь и идешь…

Странно, она привыкла видеть отца в милицейском бушлате, в сапогах, вечно загвазданных грязью, и как-то не думала, а какой он на самом деле? Чего хотел, о чем мечтал? К нему часто люди приходили по вечерам, да и по выходным тоже. О чем они говорили, она не знала, да и не интересовалась, догадывалась, конечно, что это просители. Неужели папа брал взятки? Да не чиновник же он, в самом деле! За что ему взятки давать? Ну, помогал он людям, тому же Гришке Авдееву. Так люди ему несли, конечно. Но что несли? Яйца, да молоко, да всякую всячину. Отец не отказывался, понимал, что обидит.

Но ведь диск и пистолет не просто так были спрятаны в тайнике. Самойлов удивленно вскинулся, когда Юля выложила перед ним пакет с пистолетом, диск и деньги, а после просмотра видео долго молчал, постукивая пальцами по столешнице.

– Это ж я Петру путевку в милицию дал, – со вздохом сказал он наконец. – Посоветовал, куда свои силы и умение приложить. Похлопотал. Не любили у нас афганцев в милицию принимать. Боялись проблем с психикой. Вот все помнят бандитские девяностые, а в двухтысячных, куда те бандосы делись, испарились, что ли? Нет, в бизнес все ушли, подмяли под себя более мелких предпринимателей. Одно только что перестали в малиновых пиджаках щеголять, а суть-то прежняя осталась, – Самойлов посмотрел на пистолет и болезненно скривился, словно через силу заставляя себя вспоминать те события. – Петя тогда еще в Новгороде работал. В убойном. Тут на диске – это подручный одного авторитета. Виктора Пермякова. Ну сейчас-то уже покойник, Витька-Винт, а тогда тот еще был отморозок. Много за ним чего числилось, а только сухим всегда из воды выходил. Ну а Петька упорный был, размотал клубочек и вышел на Хана. Максима Аханина. В те времена директор ЧОП «Батыр» официально, а не официально – теневой правитель города. Вот тогда-то перед Петром вопрос встал, что делать с собранным материалом. Приезжал ко мне. Показывал.

– А вы?

– А что я? Сказал: «Плетью обуха не перешибешь. А у тебя жена беременная». Петя свой выбор сделал. Да и правильно. Эти пауки сами себя изничтожили. Частично.

– А этот, как его, Хан?

– Жив-здоров, насколько я знаю. В политику пролез. Уважаемый человек теперь.

– А мог папа его… шантажировать?

Самойлов долго смотрел в стену.

– Это я понимаю, куда клонишь, – он прочистил горло и сделал большой глоток чая. – Петр на своей территории порядок держал. Не раз мне говорил, что если нельзя с заразой справиться в масштабах страны, то уж в родном селе беспредела не допустит. Да и я ему иногда помогал. Было дело. Есть такие вещи, которых лучше не касаться. Твой отец честный человек был. И больше тебе ничего знать не надо. Пистолет и диск заберу. Знаю, кому отдать. А сына найдем, будь уверена.

Самойлов обещал позвонить сразу, как только что-то узнает. Но Юле не сиделось на месте. Почему свекровь так спешно продала квартиру, может, и правда им угрожали? Вележев, вот кто знает ответы на все вопросы. И она заставит его все рассказать. Неразобранный чемодан так и стоял в коридоре.

По дороге на вокзал заехала к Зелецкому, оставила ключи от квартиры. Мало ли, вдруг ей больше не придется вернуться.

– Как приедете, Юлия Петровна, у меня к вам будет серьезное предложение. – В ответ она сделала удивленные глаза. – Нет, нет, – всплеснул холеными руками адвокат, – я вовсе не собираюсь на вас жениться. Моя Софочка убьет меня сковородкой. – Он выпучил глаза в притворном ужасе, Юля прыснула. – Это касается вашей дальнейшей судьбы. Вам же нужно чем-то заниматься, вы молодая энергичная женщина. Вы, конечно, знаете про фонд «Мир», где я также являюсь одним из учредителей? Я бы с удовольствием ввел вас в состав правления фонда. Вы, как вдова Гореславского, вписались бы в нашу команду как нельзя лучше.

– Михаил Борисович, какой фонд? У меня образование – церковно-приходская школа… – пошутила она.

– Поверьте старому интригану – никого не волнует ваше образование. Или купите себе диплом, если вам так хочется иметь вышку.

Юля укоризненно покачала головой. Юрист, а такие советы дает!

– Ну хорошо, идите учиться, какие ваши годы! – воскликнул Зелецкий. – И работайте в нашем фонде! Никто не станет проверять ваши знания. Будете встречаться с разными людьми, разговаривать, за границу ездить, там тоже общаться… Ничего сложного, я вас уверяю.

– А как же Вячеслав?

Зелецкий вздохнул и скрестил руки на животе.

– Вячеслав Георгиевич сейчас не в лучшей форме. После развода он никак не может войти в колею. Да, – кивнул адвокат на немой вопрос Юли. – Слава и Марина расстались. Печально. Но Георгий предвидел. Как нам его не хватает! Я тоже не могу много времени уделять фонду. Вы нам нужны, Юлия Петровна! И не спешите с ответом. Поезжайте куда-нибудь, отдохните, развейтесь, забудьте прежнюю жизнь и готовьтесь к новой.