Разговор шел на английском. Юля и грек что-то бурно обсуждали. Язык Игорь знал, но так бегло говорить не мог, да и на слух плохо воспринимал.

– У них есть замечательный пирог с рыбой. Его жена сама печет. Я хочу попробовать. Вы какой кофе будете? – Глаза ее возбужденно блестели в полумраке, и она быстро, не дожидаясь ответа, сделала заказ.

Игорь глядел во все глаза – он не привык к такой излишней инициативе. Она хочет свою самостоятельность показать? Ему стало смешно.

Принесли огромный пирог на круглом керамическом блюде и две чашечки кофе. От пирога исходил дразнящий запах сдобы. Игорь сглотнул слюну. А официант меж тем уже разрезал огромным ножом хрустящую корочку и оттуда из нутра повалил густой пар. Сидящая напротив Юля застонала в предвкушении и захлопала руками. Пожилой грек довольно улыбнулся в свои черно-серебристые усы и что-то пробормотал себе под нос. Игорь и опомниться не успел, как умял целый кусок.

Юля отколупывала от пирога маленькие кусочки и искоса поглядывала на Вележева. Лучшего момента для разговора и не найти. Она почти открыла рот, но язык ее странным образом прилип к небу, ладони вспотели, между лопатками заструился ручеек холодного пота. Трусиха! Она тихонько перевела дух, чтобы Вележев ничего не заметил. Но тот поглощал пирог с катастрофической скоростью и уже приканчивал третий кусок. А пирога осталось еще много. Вележев с таким сожалением смотрел на остатки, что Юля невольно рассмеялась:

– Возьмем с собой, – и объяснила официанту, чтобы завернул пирог. – Уф! Как я объелась! – Откинувшись на спинку стула, Юля похлопала себя рукой по животу.

Игорь усмехнулся. Представил Лелика в такой ситуации – она бы вилкой ковырнула, нос сморщила и попросила салат из руколы с оливковым маслом, сбрызнутый лимонным соком. А эта, вон, съела с явным аппетитом. Да это же все игра, осенило его внезапно. Ну, конечно, как он сразу не догадался! «Посмотри, какая я самостоятельная и независимая». Жена его постоянно гламурные журналы читала, ну и он изредка заглядывал, просто чтобы быть в курсе, чем сейчас бомонд дышит. Он, конечно, смеялся, читая статьи о различных женских хитростях по разводу мужчин на деньги, или вот ему недавно попалось: «Как заставить его сделать предложение». Даже курсы есть, где этих дурех обучают всяким таким премудростям. Чушь, конечно, но дурехи верят. И эта тоже наверняка теорию практикой проверяет. Ему стало скучно.

– Ладно, – сказал он тем тоном, каким обычно распекал подчиненных за очередной косяк, – посидели и хватит.

– Ой, да куда же торопиться? – махнула рукой Юля. – Самая жара. Посидим еще.

– Так! Я не собираюсь тут торчать до вечера, – раздраженно сказал Игорь, – и, вообще…

– Ну, идите, – перебила его Юля, – идите-идите. А то я вижу, вы меня с кем-то спутали. Командовать своей цацей будете. Здесь нечего руками дрыгать и голос повышать! И за пирог я сама расплачусь, – возразила она, увидев, что он потянулся в карман за кошельком, – не на свидании, чай. Пока-пока, Игорь Владимирович. Не заблудитесь только, а то, как же без вас мировой финансовый рынок?

Игорь вышел в полуденный зной и, мысленно чертыхнувшись, отшатнулся к двери обратно. Солнце обжигало улицу; дома, казалось, горели нестерпимым белым светом; ни тенечка, ни деревца, ни кустика. Спасение было только здесь в прохладе таверны.

– Ну, что? – Юля возникла за спиной и с любопытством выглянула наружу. – Что-то не вижу энтузиазма? Уже не хочется никуда идти?

За этот насмешливый тон он готов был сейчас ее убить.

– Да ладно вам, Игорь Владимирович, ну признайтесь хоть раз, что были не правы и пойдемте, выпьем еще по кофе, – в голосе ее звучали примирительные нотки.

Но что она городит? Признать, что он был не прав?

– Вас плохо учили на ваших курсах. Нельзя говорить мужчине, что он в чем-то не прав. Это для нас, как тряпка для быка.

– Курсах? Господи, боже мой! – она засмеялась так заразительно и звонко, что у него уши заложило.

Вообще-то, это неприлично, так бурно выражать свои эмоции. Деревня, как есть деревня!

– Значит, кругом враги? Кругом хищницы? Давайте уж откровенно: вы не Ален Делон и не Рокфеллер. Что уж так сильно нас бояться? Или вы подпольный миллионер Корейко? А, Игорь Владимирович? – она замолчала и серьезно посмотрела ему в лицо. – Между прочим, сами со мной пошли, никто не заставлял.

– Врагов нужно держать близко.

– Кого?

– Один умный человек сказал: «Держи друзей рядом, а врагов еще ближе».

– Значит, я вам враг? – Юля вернулась за стол, и Игорю ничего не оставалось, как сесть рядом – не торчать же посреди таверны.

– Теоретически, – ответил он на ее последний вопрос.

– Тяжело жить, подозревая всех вокруг? – усмехнулась она.

Он не ответил. «Ладно, поговорю с ним после церкви», – решила она, давая себе отсрочку.

Через полчаса солнце сместилось к горизонту, и на правой стороне улицы появилась узкая дорожка тени.

– Ну вот, можно идти, – сказала Юля, выглянув предварительно наружу. – Мне, конечно, солнце, не помеха, – она потуже нахлобучила шляпку на голову, – Я о вас переживала – башку напечет, грохнетесь в обморок, что я с вами делать буду? Если вы не передумали, то наша церковь совсем рядом – всего два поворота по улице, и мы на месте.

Идти и в самом деле оказалось недалеко. Церквушка стояла в небольшой рощице на узкой каменистой площадке, какая-то и правда древняя, вся покрытая трещинами и выбоинами. Внутри, под каменными сводами, было сумрачно и прохладно. После уличного пекла по коже побежали мурашки. Юля зябко натянула на плечи шифоновый шарфик. У входа стоял ящик для пожертвований. Она опустила туда несколько монет, покосившись на Игоря, но тот и не подумал достать кошелек.

Игорь прислонился к холодной стене и прикрыл глаза. Прогулка утомила его больше, чем он рассчитывал, он уже и правда сто раз пожалел, что поперся в эту церковь. Просто ему стало скучно: и Лелик за несколько дней путешествия надоела хуже горькой редьки, и компьютер утомил. А эта девица вот чем-то зацепила, он и сам еще не понял, чем именно. Что-то было в ней странное, но что? Эти внезапные перепады настроения – то прямо мать родная, то еж колючий. С психикой у нее явные проблемы. И глаза… Он понял, что ни разу за все время не посмотрел ей прямо в глаза: она явно избегала прямого контакта.

Надо же «подпольный миллионер Корейко»! Он редко подчеркивал свой статус аксессуарами, обычно только на деловых встречах. Никто не знал истинного размера состояния Игоря Вележева, кроме него самого. Ни жена, ни бухгалтер, ни налоговый инспектор. Даром он финэк окончил, что ли?

…Дефолт девяносто восьмого пришелся как раз на последние каникулы перед выпускным классом. Денег у Игоря тогда не было вообще никаких, терять было нечего, но непомерный рост цен, когда ценники в магазинах менялись по четыре раза на дню, когда материной зарплаты, с горем пополам хватавшей на месяц весьма скромной жизни, хватило всего на неделю, запомнил на всю жизнь.

Растерянная мать с тревогой смотрела на пачку овсянки и гадала, как из этого приготовить еду на всю свою кошачью ораву. Кошки есть овсянку, сдобренную постным маслом, отказывались наотрез и беспрестанно орали возле мисок голодными обиженными голосами. «Ничего, – успокаивала она и себя и Игоря, – как-нибудь все утрясется». И действительно утряслось. Неожиданно вернулся брат Андрей. Он в то время все по командировкам разъезжал, сварщиком на газопроводах работал вахтовым методом. Платили ему в валюте. Вот и в тот раз Андрей приехал с зарплатой за полгода.

Так Игорь понял на практике, что такое обменный курс и как за пять минут можно заработать немалую сумму. Деньги из воздуха. Еще он понял, что надо всегда иметь запас на черный день – ту же пресловутую овсянку с гречкой. Раньше он все над матерью смеялся, когда та как мышка, в кладовку запасы круп и постного масла тащила. Но потом, когда он эту гречку с маслом трескал, а у других и того не было, оценил материну предусмотрительность. Впоследствии он резервы держал не в гречке, конечно, но знал, что случись самое непредсказуемое – уж он, как отец, на помойке не окажется.

На стенах церкви местами еще сохранялись фрагменты старинных фресок. Игорь вгляделся в лик какого-то святого, взирающего на мир одним оставшимся глазом. В бога он не верил. Мать в церковь не ходила и только в минуты какого волнения восклицала: «Господи, сохрани и помилуй меня грешную». Ну и Игорь, нечасто попадая в церкви, даже не знал, куда руки девать, и как куда молиться-креститься надо. А вот спутница его перед темными образами застыла и долго что-то там шептала, беззвучно шевеля губами, потом перекрестилась, поклон отвесила и пошла к выходу с отрешенным взглядом.

– Какие вы там грехи замаливали? – пошутил он просто потому, что не верил в набожность таких вот современных девиц – показуха одна.

– Свечку родным поставила, – ответила Юля. – Давно я в храме не бывала. А тут такой случай. Церковь и правда намоленная. Здесь можно у бога просить.

– Вы в это верите? – насмешливо спросил он.

– Верю, – Юля кивнула. – У нас в округе церковь стоит. Ее перед войной закрыли, и священник один икону Богородицы вынес и спрятал. И всю войну тайно службы на дому отправлял. Потом, когда церковь вновь открылась, вернул ее. Икона небольшая, старенькая такая, темная, неизвестно какого века. Весь район к нам ездит, больных привозят, многие исцеляются.

– Чушь какая! – фыркнул Игорь не сдержавшись.

– Хотите – верьте, хотите – нет, – пожала она плечами. – А иногда, если кто на кого зло держит, свечку за упокой врагу ставят. Ох, и плохо же тогда человеку делается!

– Это в какой же деревне такое мракобесие?

– Да это в любой, – ответила Юля. – Вы в своих городах думаете, что вы хозяева жизни, ан-нет! Никакие вы не хозяева – так, букашки под лупой у господа бога.