Жанна Бочманова - Остров

– Да вы сектантка!

– А вы, конечно, в бога не верите?

– Не верю, – сухо ответил Вележев. – И что ж вы тоже свечку за упокой врагам ставите?

– Знаете, поставить недолго. Что потом с этим делать? Все возвращается. Ты кому-то зла пожелал, тебе бумерангом в двойном размере вернется. Так что желать зла можно, если ты готов к этому, если ненависть такая, что спать по ночам не можешь, зубами скрипишь… – не договорив, она надвинула на лицо поля шляпы и покинула церковь.

Игорь последовал ее примеру, закрыл очками глаза и шагнул из прохлады древних сводов под яркое греческое солнце. В молчании они прошли улицу, вторую, вывернули к набережной. У Игоря было кого ненавидеть, и уж свечку нашлось бы кому поставить. Но до сих пор с врагами он расправлялся сам или не сам, но без помощи потусторонних сил.

…Отец с матерью разошлись, когда Андрюхе, старшему брату, еще и семи не исполнилось, а Игоря даже в планах не было. Разошлись банально – Ларочка Вележева с работы раньше времени случайно пришла, а там любимый муж и лучшая подруга. Картина маслом называется. Вова Вележев с гордым видом собрал вещи и с воплями «как ты меня достала» из семьи свалил. Он еще и квартиру разменять пытался, пока ему популярно не объяснили, что служебное жилье размену не подлежит. Ларочка, можно сказать, из-за квартиры в свое время в дворники и пошла, а то так и жили бы по общагам. Но еще какое-то время Вова Вележев к бывшей жене таскался – с сыном повидаться, домашнего поесть и по старой памяти на ночь остаться. Ларочка и не отказывала: не чужой, чай, а измену простила – незлопамятной была. Пока не забеременела и радостное известие бывшему мужу не сообщила. Того и след простыл. «На алименты не рассчитывай! – сказал Вова на прощание. – Мы с тобой в разводе. С кем гуляла с того и спрашивай!»

Мать эту историю рассказывала по-другому, и Игорь пребывал в блаженном неведении, пока одна доброхотливая соседка не проболталась. Мать тогда после Игоревых расспросов сдалась – все рассказала, но и тут про мужа плохого слова не молвила – винила себя. За это Игорь ее презирал еще больше, чем за бесчисленных кошек, заполонивших квартиру. Игорь поначалу сомневался, а и, правда, кто отец? Но как в возраст входить стал, все сомнения отпали – вылитый папаша, даже Андрей, первенец, и тот от матери больше взял. Тогда Игорь пошел к родителю. Сам не знал зачем – просто посмотреть, поговорить. Ему как-то думалось, а вдруг тот до сих пор не знает, что он его сын? А вот он придет, и будет все как в сказке – тогда, в свои четырнадцать, он еще верил в чудеса.

Кругом бурно развивалась пресловутая рыночная экономика. Стихийно возникали рынки, барахолки, народ азартно осваивал челночный бизнес. Не оказался исключением и Вова Вележев. Вся комната в общаге, где, по словам матери, тот до сих пор проживал, была заставлена огромными клетчатыми сумками. Сумищами! Среди наваленного горой барахла копошился рыхлый мужик в спортивном костюме с полосками и тетка в лайкровых лосинах, обтягивающих знатные телеса и майке с Микки Маусом на выдающейся груди. Так Игорь впервые увидел отца. Толку от этой встречи никакой не было. Вележев-старший посмотрел на отпрыска (Игорь представился), усмехнулся.

– Мать прислала? – спросил. Игорь помотал головой. – Да, конечно, – осклабился Вележев, – узнала, видать, что я бизнесом занимаюсь, решила разжиться. Так вот передай – я безработный. Ничего она не получит, – и сложил толстые пальцы внушительной фигой.

Игорь пулей вылетел за дверь, жгучая обида сдавила грудь так, что дышать тяжело стало, он прижался лбом к облупившейся стене. За тоненькой фанерной дверкой послышались голоса.

– Да чего ты, Вовчик! – сказала женщина. – Вон дал бы парню футболку, все одно брак.

– Еще чего! Один раз дашь – потом повадится! Нечего всяких приваживать!

Игорь отлепился от стены и побрел по коридору, пошатываясь словно пьяный. Матери ничего рассказывать не стал, но к общаге часто приходил, наблюдал. С местными алкашами знакомство свел, те охотно делились новостями за бутылку. Вскоре Вележев из общаги съехал: квартиру купил. Игорь узнал адрес, приехал посмотреть на новое отцовское жилье, на машину-иномарку. Торговал отец на рынке в Апраксином дворе. Потом еще одно место взял, на Троицком. Продавцов нанял. Потом обзавелся местом в торговом павильоне, да не одним. Игорь жил своей обычной жизнью, учился, писал рефераты и контрольные, про отца не думал ежесекундно, но где-то на заднем плане сознания мысль постоянно присутствовала. «Чтобы ты сдох!» – вот что он думал.

Августовского дефолта девяносто восьмого года отцовский бизнес не перенес. Уж по какой причине, он не знал, но сначала один павильон закрылся, потом другой. А потом отец машину продал, а вслед за этим и квартиры лишился. За долги отобрали, болтали бабки на лавочке у подъезда. Последний раз Игорь отца видел на рынке, тот таскал ящики с овощами. Черноусый, смуглолицый хозяин ларька сунул ему в конце мятую купюру, Вележев-старший утер лоб рукой и устало побрел к выходу. Игорь проводил сутулую фигуру глазами и, довольно улыбаясь, пошел домой. Он был уверен, что отец разорился только потому, что пренебрег им, Игорем. Это его ненависть сыграла решающую роль. Он хотел, чтобы тот сдох, но так даже лучше. Что смерть? Нет, пусть живет, вспоминает свои грехи и мучается. Так что ненавидеть Игорь Вележев умел.

Юля почти не помнила, как шла к пристани, как поднималась на борт: все еще была под впечатлением от иконы, с которой на нее смотрел печальный лик Святого Николая. На темной доске еле виднелась фигура в драпировке одеяний и только глаза блестели ярко и смотрели на нее в упор. Юля взгляд отвести не могла. Губы беззвучно шептали: «Господи, помоги, подскажи, что делать? Я так одинока, господи! Помоги!» Слова иссякли, и она просто застыла в молчании. Глаза ее все так же смотрели на образ, а мыслями улетела вдруг домой. Увидела отца, широко и размерено косившего траву, его загрубевшее от ветра и солнца лицо с темными с проседью усами. «Нельзя ненавистью жить. Душу она разъедает. Я это слишком поздно понял. Прости меня, доча», – услышала она и очнулась, вздрогнула. Вспомнила другое лицо, восковой бледности, бескровные губы, шепчущие: «Как простишь, свечку мне поставь. Я пойму».

Она склонила голову и сжала зубы, чувствуя, как горячая слеза катится по сухой щеке. Простить врага иной раз легче, чем близкого человека. Нет, все, что ни делается, все к лучшему: хорошо, что она сегодня в церковь сходила, помолилась. На душе спокойно и ясно. Главное сейчас найти сына. А враги ее и сами сдохнут. Так папа говорил, а папа ее мудрый человек был. Она простит Вележева. Но сначала вытрясет из него душу. Прямо сейчас. Даже если в кафе будут сидеть все пассажиры лайнера, Вележеву придется ответить на ее вопросы.

На удивление того на привычном месте в кафе не было, лишь Сергей сидел за столом в гордом одиночестве. При ее появлении он вскочил, подвинул стул. Показушник, беззлобно подумала она про себя.

– Как все прошло? – спросил Сергей, придвинувшись к ней ближе. – Я же тебе говорил, что нельзя полагаться на волю случая. Иначе останешься у разбитого корыта. Ты вот думаешь, я случайно за этим столом в ресторане оказался? Как бы не так!

– Ты меня с кем-то путаешь, – Юля посмотрела в его красивые равнодушные глаза. – Я не охотница за мужьями. У меня другие цели.

– Что-то я не понял. Не ты ли просила посодействовать?

– Я передумала. Больше мне твоя помощь не нужна.

– Ну, как знаешь, – прошипел Сергей и тут же широко и радостно улыбнулся кому-то за ее спиной.

Юля обернулась и увидела сестер Кресси: Шарлотту с Жанеттой. Какое-то время они оживленно перекидывались приветственными фразами. Интересно сколько им лет? На вид так не дашь больше шестидесяти, а на самом деле? Причесочка у обеих – волосок к волоску и ни одного седого. Макияж наложен, но так, что почти не виден. Губы слегка подкрашены бледно-розовой помадой. Образцовые старушки! А ведь Сергей уже втерся к ним в доверие. Может, их предупредить? Хотя, возможно, старушки не так наивны и просто развлекаются.

На вопрос, где она учила французский, Юля призналась, что прожила полгода в Швейцарии и общалась с француженкой из Прованса. Сестры понимающе улыбнулись.

– Мы так и думали, – кивнули они, – у вас прованский акцент.

Да, за полгода она и английский освежила и французский освоила, не так чтобы в совершенстве, но для болтовни на светские темы вполне хватало. Николь, выводила ее «в свет». Заставляла примерять платья, кофточки, и, вообще, вселяла оптимизм и надежду. Когда она найдет Ваню, обязательно свозит его во Францию, к Николь в гости, тем более что она приглашала. Если найдет…

– Ждем вас сегодня непременно, – услышала она и вернулась в настоящее: что-то она пропустила.

Сестры с одинаковыми улыбками на румяных лицах ожидающе смотрели ей в глаза. Юля, чуть помедлила и кивнула.

– О, это будет чудесная вечеринка, – захлопала в ладоши Жаннетта и обняла сестру за плечики. – Месье капитан так любезен, что устроил прием в честь моей дорогой Шарлотты. Но ведь мы давние члены Капитанского клуба, так что мы заслужили. Правда, моя дорогая?

Шарлотта, глядя вокруг безмятежными прозрачными глазами, улыбалась и слегка качала головой. Влево, вправо, влево, вправо… Лицо Сергея выражало сытость тигра, только что задравшего антилопу. «Дурдом какой-то, – подумала Юля и решительно встала. – Нет, не пойду никуда. Делать мне больше нечего».

* * *

С Самойловым они созванивались почти каждый день по Скайпу. Толку от этих звонков не было, кроме обещаний и призывов не терять надежды. Где-то в глубине души, она уже не верила и не надеялась.

Но в этот раз все было по-другому.

– Ты знаешь эту женщину? – Самойлов показал ей фотографию.