Жанна Бочманова - Остров

– Не луна, а сказка! – вздохнула она. – Смотрела бы и смотрела.

Игорь поднял глаза. Луна как луна. Огромная только. Что-то в Питере он такой луны не видел. Может, там ее нет вовсе? Нет, он не будет смотреть. А то, как тогда, со звездами, опять улетит куда-нибудь. А он человек серьезный и всякие такие глупости… Юля рядом шевельнулась, он встрепенулся и понял, что уже минут пять таращится в небо. Опять отключился!

– Ты не боишься, что совсем улетишь? – спросил он, имея в виду, конечно, полеты к звездам.

Юля качнула головой.

– Вернешься. Если здесь тебя ждут. Меня ждет сын. Я не могу не вернуться.

Игорь закусил губу. То-то он так боялся. Чушь, конечно. Но ведь и правда его никто не ждет. Жена? Смешно. Бурцев? Разве что – ибо у них совместный бизнес. Мать, брат? Да они и думать о нем забыли. Он все хотел как-то их материально поддержать, еще в самом начале своей карьеры. Но ему мягко, но настойчиво было сказано, что буржуйских денег не надобно. А он так хотел… Чего же он хотел? Доказать, что лучше? Лучше отца, который плевать хотел на свою семью, лучше брата Андрюхи, который вместе с матерью подбирал кошек, выхаживал, пристраивал в хорошие руки, и в котором та души не чаяла, лучше тупых одноклассников, одетых в модные тряпки, но путающих интеграл с Интерполом. Ничего он никому не доказал. Если завтра его жизнь закончится, никто не заплачет, зато обрадуются многие…

– Ты плачешь? – прохладная ладонь прошлась по щеке. В голосе столько удивления, как будто он огонь принялся изрыгать.

Игорь утер лицо.

– Нет. Просто так.

Юля обвила руками его шею и прильнула к груди.

– Это луна, – раздался ее шепот. – Она срывает с человека маски, которые он напялил на себя. Если долго смотреть, они могут совсем исчезнуть, даже те, что приросли намертво.

– И что будет? – он погладил ее руку и поцеловал сгиб локтя.

– Останешься голенький, беззащитный, как черепашка без панциря. Поэтому сразу накинешь на себя очередную маску. Возможно, она окажется лучше предыдущих.

– Ты как скажешь! – хмыкнул Игорь.

Юля вздохнула и пожала плечами. Верить или не верить – дело сугубо добровольное. Про луну она от бабушки слышала. Когда-то чтобы очистить душу и тело в полную луну голышом по полю бегали.

– Папа всегда говорил, что у нас в Новгородской очень сильные языческие корни. И любая старушка, которая в церкви поклоны истово бьет, все равно домовому блюдечко с молоком у печки ставит. А уж про пустые ведра я, вообще, молчу, а про веники в бане и прочее и говорить не буду. Есть деревня, маленькая такая, там одни бабки остались, так автолавка туда ездит – шофера крестятся. Говорят, они все ведьмы. Запросто порчу наведут, если что не понравится. Один раз автолавка черствый хлеб привезла и кефир просроченный. Бабулька купила, головой покачала и счастливого пути пожелала. Что ты думаешь? Не доехал мужик до города – на ровном месте в кювет свалился, хорошо сам живой.

– Ты и сама язычница, – Игорь отвел локон, упавший ей на глаза, закрывший море, плещущее в глубине. Море было там и нежно манило окунуться в его глубины. – Иди сюда, – приказал-попросил он, внезапно севшим голосом. Море тихо плеснуло и ласково приняло в свои объятья.

Луна серебрила нагое тело молодой женщины. Его молочные изгибы четким контуром выделялись на фоне тлеющего костра.

– Пойдем купаться! – Юля повернула к нему пылающее лицо. Она вскочила на ноги, и пошла к морю, маня его за собой рукою.

Он поколебался секунду и, нехотя встав, все же пошел вслед. Все еще прихрамывая, Юля резво скакала по тропинке, следуя лунной дорожке, которая плавно вливалась со склона в темную воду, оставляя на ней широкую серебряную полосу.

– Игорь! – раздался звонкий голос. – Иди скорей!

Чертыхаясь и оскальзываясь, он спустился со склона и замер. Стоя по колено в белой пене, облитая лунным светом, женская фигура наклонялась, зачерпывая пригоршнями воду и резко выпрямляясь, раскидывала руки, испуская веер алмазных брызг. Ветер, развевающий над ее головой спутанные волосы, уносил звонкий смех вглубь острова и вдруг, будто опомнившись, возвращал обратно. Казалось, она смеется сама с собой. Ничего прекраснее он никогда не видел. У него внутри, чуть ниже груди, все свело от непонятной боли. «Ведьма! Как есть ведьма, – подумал он. – Понятно, чего их на костер волокли. Такое смертному мужику не всякому пережить».

Юля протянула руку, приглашая за собой. Игорь сделал шаг, и белая вода закружила вокруг ступней, ласково взбираясь по голени до коленей. Юля приблизила лицо и что-то сказала, ветер унес слова, она улыбнулась и запрокинула голову, блеснули влажные зубы. Ему пришлось шире расставить ноги, чтобы устоять, руки скользнули вниз и подхватили ее под круглую попку. Юля хихикнула, провела носом по его груди, пытаясь дотянуться до шеи, оттолкнулась от земли и, обхватив ногами, повисла на нем, плотно прижавшись всем телом. Игорь покачнулся, удерживая равновесие, подкинул ее повыше и сделал пару шагов вглубь. Тотчас вокруг их сплетенных тел забурлили серебристые языки, пытаясь сбить с ног и увлечь за собой. Волны с силой били его в спину, окатывая с головой. Юля смеялась, прячась от брызг у него на груди.

– Утонем! – кричала она ему в ухо. – Ты же плавать не умеешь!

– Ты меня спасешь! – отвечал он.

– Спасу, – соглашалась она. – Если не замерзну.

– Я не дам, – успокаивал он.

Они не дотянули до берега полметра и рухнули в пенистые буруны. Он целовал ее руки и плечи, покрытые пупырышками гусиной кожи, находил замерзшие податливые губы, мокрые глаза. Ему хотелось вобрать ее всю в себя, закрыть собой каждую клеточку прохладного тела. И она послушно раскрылась ему навстречу, впуская в себя жар его страсти, чувствуя, как мурашки на коже бегут, уступая место огненным искрам, пронзающим каждый миллиметр кожи. Вода бурлила вокруг них, будто в кипящем котле, остужая пылающий реактор. Древние как мир звуки огласили маленький клочок суши, двое творили единое.

– Уф! – выдохнули они почти одновременно.

Игорь поднялся, шатаясь словно пьяный, дернул за собой Юлю, та только крякнула, когда он, перекинув ее через плечо, тяжело побрел к костру. Ноги у него противно дрожали, сердце колотилось в ребра, перед глазами стоял туман. Он с трудом нашел дорогу и опустил ношу возле костра.

Юля накинула на себя свои тряпки и скукожилась возле костра. Игорь подбросил дров и пламя, помедлив секунду, весело побежало вверх и взмыло в небеса. «Безумие, – думала она, согреваясь у огня, – безумие-безумие! Я творю черт знает что, черт знает с кем. Лунное безумие, не иначе». Она закрыла глаза. Костя никогда не начинал любовные игры первым. Теперь она знает почему, но тогда она думала, что это нормально. Какая разница, кто начинает. Главное, она его жена и он, ее муж, получает все, что положено: еду, чистые рубашки и секс. То, что секса кот наплакал, было ей невдомек. Георгий тоже, в силу возраста, многого не просил. И она никогда не думала, что способна на такие безумства. Причем от нее в данном случае ничего не требовалось, ни показательных выступлений, ни проявления каких-то бурных эмоций. Она была собой и делала, что хотела и как хотела, вернее, как он хотел… Она хихикнула.

Игорь сидел рядом, приходя в себя. Всю жизнь он гордился тем, что мог контролировать ситуацию. Любую. Владеть эмоциями, сдерживать порывы, успокоить дрожащие руки, включить голову и начать работать, делать дело. И вот впервые он понял, что не может. Не может остановиться. Это не пугало, но настораживало. И требовало проверки.

– Я согрелась, – объявила Юля и потянулась к сумке. – Есть хочется, – она достала пакет с печеньем.

Накидка, наброшенная на плечи, сползла, открыв спину и кусочек бедра. Игорь поерзал на месте и дотронулся до голой лодыжки, обхватив рукой щиколотку. Лелик гордилась своими тонкими длинными ногами, ее щиколотку Игорь легко брал в кольцо из пальцев. На эту пальцев не хватило. Юля дрыгнула ногой, высвобождая ее из плена. Игорь представил крепкие упругие икры на своей спине и тряхнул головой, прогоняя тут же побежавшие по этой самой спине мурашки. Юля повернула голову и, жуя сухой крекер, прошамкала:

– Мы как кролики. Ужасно! – изо рта посыпались крошки, она утерлась ладошкой и снова набила рот печеньем. Отхлебнула воды, проглотила и добавила: – Утешает одно – если нас и не спасут – умру счастливой.

Непосредственность, с какой это было сказано, заставила его улыбнуться. И правда, какая разница, что будет завтра и будет ли, но, по крайней мере, в последнюю минуту он сможет сказать, что последний день жизни прожит был не зря. Не зря. Он снова ухватился рукой за щиколотку и решительно потянул на себя с видом собственника.

– Иди сюда, – прошептал он, – крольчиха! Я дам тебе морковку…

– Пошляк! – заверещала Юлька, дрыгая ногой. – Наглый, толстый кроль! Я тебе сейчас ухо отгрызу! – И она громко клацнула зубами аккурат возле его уха.

Игорь отдернул голову и, глухо зарычав, тоже щелкнул зубами.

– Я не поняла, ты волк или кролик? – засмеялась она.

– Сейчас узнаешь, глупая маленькая крольчиха, – шепнул он, сдирая с нее, путающуюся под руками тряпку. Да гори оно все синим пламенем! Есть эта ночь и этот костер, и это море, и эти звезды, и эта луна, будь она неладна! И эта женщина, эта ведьма, вынырнувшая из прошлой жизни, знакомая незнакомка, дарованная ему кем-то, возможно, даже этой луной, на счастье или на погибель. Неважно. Он свободен. Сейчас, в эту ночь, в этот миг, он свободен. Пусть мир рухнет, провалится в тартарары, а он будет любить эту женщину, возле этого костра, под этой луной, даже если ему скажут, что завтра его расстреляют.

«Теперь я знаю, что такое рефлексия», – с горькой усмешкой думала Юля, занимаясь утренними хлопотами. Она проснулась рано с первыми лучами солнца в объятиях мужчины, которого несколько дней назад видеть спокойно не могла от ненависти и презрения и долго лежала, слушая биение его сердца под своей щекой.