– С тобой все нормально? – его голос появляется из ниоткуда. А руки ловят мое тело. Я чувствую его близость и рыдаю еще сильнее.

– Луиза? – Клим несколько раз встряхивает меня, как куклу.

Мое сознание начинает возвращаться в реальность. Медленно. По капле. Мотаю головой в разные стороны, сама не знаю, что хочу этим сказать.

– Мне так жаль. Так жаль. Все, что он с тобой делал… – сглатываю свои слезы. Тяну ладони к Климу и хаотично вожу пальцами по его груди, плечам. Со стороны может показаться, что у меня шизофрения и я как минимум нездорова психически.

Клим молчит. Даже не шевелится. Так проходит несколько долгих секунд.

– Поехали, – отстраняется и тянет меня к своей недалеко припаркованной машине.

13

Клим.


Тонкие пальцы касаются воротника на моем пальто, сжимают грубый материал, но не перестают дрожать. В глаза она не смотрит. Знает, что не стоит.  Глаза не могут соврать. Они ее выдадут. Сразу. От ее псевдоистерики душно. Хотя первые пару секунд я ей даже верю. Она отлично манипулирует тем, что когда-то было моей болью. Хочет казаться невинной овечкой, и со стороны кажется, что у нее действительно неплохо получается.


Пока Луиза завывает и шмыгает носом, мне хочется отвесить ей подзатыльник. Вся эта ситуация слишком раздражает. Нарушает такой привычный покой и размеренность жизни.

В моих движениях появляется резкость, я ее чувствую. Очень остро. Мышцы напрягаются, а пальцы чуть сильней обычного сжимают руль. Мелочи. Но очень значимые мелочи. Я слишком зол, и эмоции начинают проявляться визуально. А так быть не должно. Нас учили.

– Возьми, – протягиваю пару салфеток сразу, как только оказываемся в машине, – не реви.

Луиза ошарашенно смотрит на меня своими огромными глазищами. Навеивает воспоминания, от которых хочется тряхнуть головой. Салфетки берет. Но только сильнее размазывает ими тушь под глазами. Вжимается в кресло. Сминает бумагу в кулак.

Ее всхлипы слышно еще несколько минут. А потом она затихает. Снимает туфли и подтягивает ноги к груди. У нее шикарные ноги. Можно кончить лишь от визуала. Стройные, с намеченным рельефом и гладкой матовой кожей. Не загорелой. Естественной. На удивление, она вся осталась естественной. И меня, конечно же, несет. Хочется ее трахнуть. Сейчас, в этой самой машине, без прелюдий и любезностей. Разодрать к чертям это ее платье и…

Пальцы впиваются в руль все сильнее. Суставы похрустывают от перенапряжения. Это отвлекает. Происходит перезапуск самоконтроля. Анализирую происходящее и отвечаю на слишком провокационный для себя вопрос. Почему я злюсь? Потому что где-то в глубине души хочу ей верить. Меня за шиворот тянет в прошлое, туда, где я был готов на все ради нее.

Переключаю скорость и в очередной раз подмечаю ее зашуганность. Она словно ждет начала бури. Всегда настороже. Готова схватиться за нож или что-то, что попадется ей под руку. Говорит тихо. Старается не привлекать внимания. Шарахается от лифта. И это не клаустрофобия. Не боится она замкнутых пространств. Дело именно в чертовой кабинке. В машине ее так не колбасит. Она сто процентов увязла в каком-то дерьме. Это сложно не заметить.

Куда она влезла – значения не имеет. Я здесь не за этим. Сейчас Лу нужна как человек, знающий Мельникова. Говорить хоть о каком-то доверии к ней здесь бессмысленно. Той, кем она стала, верить слишком опрометчиво.

– Прости, – ее голос вырывает из размышлений. Она ведет плечом, копошится с ремнем, поправляя вывернувшуюся ленту, ту, что полоснула ее грудь по диагонали. – Вообще, я менее эмоциональна. Просто вспомнилось что-то, – тяжело вздыхает и втягивает носом теплый салонный воздух.

– В конце недели ты мне понадобишься, – намеренно игнорирую ее уточнения. – Завтра я улетаю по делам, когда вернусь, нам с тобой будет что обсудить.

– Хорошо.

– Мельникову лучше об этом знать…

– Куда летишь?

– В Москву.

– Хорошо, я передам, – качает головой и отворачивается.

То, что я о ней знаю, и то, что вижу, никак не стыкуется в моей башке. Гребаный диссонанс.

Отбиваю по рулю играющую по радио мелодию, не сразу соображая, что мне звонят.

– У тебя телефон, – Луиза косит взгляд к валяющемуся в подстаканнике айфону.

Убавляю громкость музыки кнопкой на руле и тянусь к трубке.

Звонит Седой. Когда-то я случайно спас его дочь. Она решила покончить с жизнью. Хотела сигануть с моста. Не получилось, точнее я не позволил.

Тогда, шесть лет назад, я еще не имел четкого понятия, кто такой Седов Анатолий Сергеевич. Сиделец, вор в законе, криминальный авторитет Седой. Он тогда долго благодарил за спасение своей двинутой дочурки, а в благодарность вместо денег позвал к себе. Охранять эту наголову пришибленную малолетку.

Меня уже тогда готовили к внедрению, правда равда в другую операцию. Я подходил туда по параметрам, несмотря на всего один курс академии.

 Но случай с девчонкой переиграл все на сто восемьдесят. Это была большая удача – почти с ноги залететь к Седому. К человеку, что держит за яйца добрую половину криминального мира. Это был большая удача.

В родной город я тоже вернулся не совсем по своей инициативе. За последние годы монополия  на добычу и переработку рыбы во всем Крае, которую мой отчим незаконно выстраивал десяток лет, начала сильно мешать высокопоставленным людям. Мельников стал наглеть, но спускать на него собак в открытую никто не захотел. И тут снова подвернулся я. Пасынок. Человек вхожи в дом. Человек, заинтересованный в наследстве.

Плюс во всей этой истории с лесом оказались замешаны и другие вещи. Такие как наркотики…

– Клим, здравствуй, дорогой. Тебе там помощь не нужна? А то уехал и пропал. Может, ребят отослать? – Анатолий Сергеевич говорит с хрипом.  Множественные воспаления легких и ангины, пока отбывал сроки, короче, молодость, идущая по этапу, дала о себе знать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Все нормально. Я справлюсь сам. Мне достаточно Матвея и моих ребят.

– Ну, как знаешь. Когда в Москве будешь?

– Не поверите, утром прилетаю.

– Добро. Жду тебя у себя. Разговор есть.

– Буду.

Седой отключается первым. Бросаю телефон обратно в подстаканник и сворачиваю к Луизкиному дому.

Она сидит как мышка. С виду забитая, но я-то знаю, что впитывала каждое слово моего разговора.

– Спасибо, что подвез.

Киваю и внимательно наблюдаю за тем, как она пытается отстегнуть ремень. Не знаю, какие у нее возникают проблемы с этим предметом, но он ей категорически не поддается. Выводит из себя. Лу нервничает, потому что хочет побыстрее уйти. Я бы даже сказал, сбежать.

Вытягиваю руку, чтобы остановить ее жалкие попытки. Касаюсь холодных пальцев, и она вздрагивает. Бросает на меня пытливый взгляд. Отвожу ее ладони в сторону, но почему-то не отпускаю. Ремень отщелкиваю уже другой рукой.  

Луиза кусает нижнюю губу и часто дышит. Привлекает внимание к своим губам. Чистым, без единой капли помады. Член в штанах болезненно дергается. Наливается кровью и увеличивается в размере.

 Подаюсь вперед всего на пару сантиметров. Ее лицо совсем близко. Если я сейчас потяну ее на себя, не остановлюсь. Это не просто возбуждение. Это смесь злости, обычного мужского желания и моих воспоминаний. Она не просто девка. Она что-то более глубокое, личное. Прошлое. Точнее уже прошедшее. Но до сих пор откликающееся во мне.

У меня нет желания ей мстить или смешивать с грязью. Я использую ее в открытую, и она это прекрасно знает. Но то, что на протяжении всего этого времени творится внутри меня самого, выходит за рамки.

14

Мы сидим в какой-то ненормальной тишине. Она поглощает собой все живое. Тянусь к двери, но что-то внутри меня останавливает. Спина прилипает к креслу. Он все еще сжимает мои пальцы, подушечки которых покалывает от волнения.

Чувствую на себе взгляд и реагирую. Облизываю губы, замечая, как дергается его кадык.

Между нами слишком маленькое расстояние. Слишком. Очень тесно и жарко. Воздух накаляется с каждой пройденной секундой. Сухость в горле становится режущей, болезненной. Поочередно вытягиваю пальцы из его некрепкого захвата.

– Я пойду, Клим, – тянусь к двери, которая почему-то теперь оказалась за спиной. Я повернулась к нему лицом и сама того не заметила.

Нужно выдохнуть. Что на меня нашло? Глупость какая. Возьми себя в руки, Луиза. Ты со всем справишься.

– Иди, – говорит тихо, не отрывая от меня взгляд. Пристальный, тот, от которого по моему телу бегали мурашки еще день назад. А сейчас, сейчас все как-то иначе.

Я придумываю. Все себе придумываю. Но, вопреки внутреннему протесту, провожу пальцами по мужскому запястью. Почему-то так сильно хочется его коснуться теперь уже самой. Удостовериться, что он настоящий, наверное.

Глупый жест. Лишний. Но ужас в том, что я ничего не могу понять по его глазам. Ничего. Там так пусто и безнадежно, что холодок невольно щекочет позвоночник.

– До встречи, – отдергиваю руку.

– Я позвоню, когда понадобишься.

Вот он, прежний тон. Вяземский откидывается на спинку кресла и вытягивает руки. Кладет их на руль. На меня больше не смотрит. Очарование момента тает. Меня словно щелкают по носу.

 Выхожу из машины.

На улице меня сразу обдувает холодным ветром. Поднимаю воротник и спешу к подъезду. Машина Клима так и стоит на месте. Я спиной чувствую его прилипший ко мне взгляд.

Прячусь за железной дверью и накрываю рот ладонью. Дыхание сбилось, а мое белье, кажется, промокло. Я возбудилась. Возбудилась от одних взглядов. Четыре года полного отвращения к мужчинам, а теперь вот так. Просто…