Мария Высоцкая - От него не сбежать

– Можешь верить, – качаю головой, – а можешь нет, – закусываю нижнюю губу, замечая, как дергается его кадык, – я просто хотела тебе помочь, – понижаю голос, – но, если тебе это не нужно, твое право.

Все же вырисовываю на своем лице улыбку. Широкую, но приторную. Провожу пальцами по его плечу, чувствую, как напрягаются стальные мышцы. Он на меня реагирует. Бесится, но все же…

Кладу раскрытую ладонь на его твердую грудь. Это выходит, как что-то само собой разумеющееся. Что я творю? Ничего хорошего из этого не выйдет. Мой мозг бьет тревогу, а сердце готово вступить в кровавую схватку с разумом.

Клим фиксирует мою шею своей широкой ладонью. Просто удерживает. Не тянет на себя, не давит.

– Не стоит, – говорит очень тихо. Я вижу, как его глаза становятся прежними. Я помню этот взгляд. Открытый, завораживающий. – Мой водитель тебя отвезет.

Клим выпрямляется, теперь он нависает надо мной огромной неподвижной скалой. Его рука все еще касается моей шеи. Я чувствую жар его тела и, вопреки здравому смыслу, прижимаюсь крепче.

Встаю на цыпочки, цепляясь пальцами свободной руки за ворот его футболки. Задерживаю дыхание, а после опускаюсь обратно. Упираюсь лбом в его грудь, прикасаясь ладонями  к разгоряченной коже. Это ощутимо даже через плотную ткань футболки. Тот жар, что от него исходит.

Внутри столько противоречий, эмоций. Но самое яркое ощущение сейчас – защищенность. Так давно и безвозвратно утерянное спокойствие.

– Не строй иллюзий, Лу.

Его слова как ледяной душ. Они заставляют отшатнуться, ошпариться его безразличием.

Клим улыбается. Очень неискренне, я бы сказала, холодно.

Он пышет безразличием, а я задыхаюсь. Забиваюсь в свой угол и экипируюсь броней. А, казалось бы, я только стала о ней забывать. Цинизм и лютая ненависть вырываются наружу. Маленькая девочка с большими надеждами медленно умирает внутри. А ведь я только ее воскресила.

Все слишком сложно. Эмоции берут верх, и я, как никогда, хочу причинить боль, так как он причиняет ее мне. Это ужасно. Похоже на надвигающееся цунами, которое я не в состоянии контролировать.

– Думаю, все иллюзии здесь твои. А я… я просто пытаюсь сделать так, чтобы последствия ваших стычек с Мельниковым прошли для меня с наименьшими потерями. Или вообще не задели. Я с тем, кто сильнее. Сегодня это ты. Если мне придется разыгрывать чувства для получения желаемого результата, я это сделаю. Я уже это делаю, Вяземский. Я делаю, а ты ведешься…

Сказать что-либо еще не успеваю. Пальцы Клима сжимают мое горло.

Тишина. Кажется, она ощутима и я легко могу ее потрогать, если вытяну руку, смогу сжать ее в кулак.

Клим ничего не делает. Просто смотрит. И от этого взгляда становится не по себе. Кровь, бегущая по венам, замерзает. Губы пересыхают. Дыхание учащается.

Я добилась, чего хотела, – выдернула почву из-под его ног. Но какой ценой? Глупо, безосновательно.

Зачем я это сказала? Зачем вылила всю эту грязь и то дерьмо, что периодически появляется в моем сознании? Дура. Полная, необратимая дура.

Пока в моей голове пролетают тысячи сценариев дальнейшего развития событий, Клим дергает меня на себя, словно куклу, не ослабляя захвата пальцев на шее. Еще пара секунд с таким нажимом, и на коже выступят синяки.

– Какая же ты сука, Хабибуллина, – выплевывает ядовито и разжимает захват.

У него вкрадчивый, заранее обещающий страдания шепот.

От неожиданности я слегка оступаюсь. Меня ведет вбок, но он успевает подхватить, предотвратить мое дурацкое падение. Но делает это не из благородства, нет. Он не дает мне упасть, а потом сам швыряет на стоящий в углу кабинета кожаный диван.

– Что будет следующим? – вскакиваю на ноги. – Ударишь меня? – я ору и плачу. Меня поглощает истерика. Я сама это спровоцировала, теперь отдуваюсь. Подаюсь вперед, но его рука припечатывает обратно. Он толкает меня на диван. Снова.

Звук пряжки ремня и расстегиваемой молнии парализует. Замираю.

Он же останавливается в паре сантиметров от меня.

– Не бью женщин, – вытягивает руку и сжимает в кулак пригоршню моих волос.

Давит мне на затылок, заставляя встать на колени.

– Давай, работать ртом у тебя получается отлично. Остается проверить в деле.

– Урод! – шиплю, стараясь отстраниться. Ни за что. Никогда. – Пусти меня. Пусти! – машу руками, как ветряная мельница. А толку-то?

Мои вопли не производят на него никакого впечатления.

Клим садится на диван, продолжая удерживать меня за волосы. Если не дергаться, то боли не будет. Но я шевелюсь, наношу неточные, смешные удары, на которые ему плевать.

– Почему нет? Ты же пойдешь на все, – играет интонациями, погружая в кромешный ужас.

– Не трогай, я не хочу. Не буду!

– Я хочу, – осаживает безапелляционным тоном.

Это конец. Все. Он подтаскивает мое тело к себе, возвращает на диван и оттягивает резинку боксеров. Закрываю глаза. Мерзко. Гадко. На губах снова этот вкус, теперь мне кажется, что я так и не смогла его отмыть.

Часто дышу и не верю, что все это реально. Кусаю губы, понимая, что вот уже минуту ничего не происходит. Вокруг тишина. Набравшись смелости, приоткрываю глаза, сталкиваясь с его яростным взглядом.

Клим прищуривается, отпускает мои волосы и отталкивает меня от себя. Я падаю на пол, потому что не могу удержать равновесие. Ничего сейчас не могу.

– Пошла вон, – его голос звучит замогильно.

Не шевелюсь. Хлопаю ресницами, до сих пор не сообразив, что все закончилось, так и не успев начаться.

– Я сказал, пошла вон! – его крик сотрясает мое сознание, выводит из ступора. Подбираюсь и на шатких ногах вылетаю из кабинета.

В гостиной нарываюсь на Стефу. Она почти ловит меня в свои объятия. На ее лице сразу вырисовывается явный шок.

– Что произошло?

– Ничего, – стараюсь не рыдать и вообще говорить спокойно.

Сканирую взглядом помещение, отыскивая диван, на который я бросила пальто. Иду туда.

– Ты вся дрожишь, – не унимается рыжая.

– Тебя это не касается. Никого не касается, – повышаю голос, в котором сразу проскальзывают истеричные нотки.

– Он что-то тебе сделал?

– Что? – смотрю на нее еще более ошарашенно. Это что в ее глазах? Забота?

Стефания поджимает губы и громко выдыхает.

– Ты же сама себе яму роешь.

– Я не вещь и не мусор, чтобы распоряжаться мной как ему…

– То есть ему ты это показываешь. А для своего Вити была половой тряпкой черт знает сколько лет и помалкивала.

Хлесткая и очень правдивая пощечина. Замолкаю. Весь гнев исчезает как по щелчку пальцев.

– Ты еще здесь? – голос Клима раздается с лестницы. Он спускается вниз с бутылкой в руках. – Проваливай. А ты, – поворачивается к Стефе, – сердобольная, в следующий раз отправишься за ней.

Стефа молчит. Только еле заметно кивает и сразу ретируется. Вновь оставляет нас наедине.

Вяземский делает вид, что я пустое место. Просто проходит мимо.

Перекидываю пальто через локоть и очень быстро выхожу на улицу. Втягиваю холодный, но освежающий мутные мысли воздух.

У припаркованной рядом машины меня действительно встречает высокий, крепко сложенный мужчина - тот самый водитель. Правда, домой меня никто не отвозит. Затаскивают обратно в особняк. Видимо, у Вяземского слишком быстро меняется настроение. Чтоб его!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Меня под белы рученьки возвращают в гостиную. Клим медленно присаживается в кресло и ставит бокал на низкий столик.

– Я погорячился, – кивает куда-то за мою спину. – Останешься сегодня здесь. Мельниковским псам не стоит знать, что ты забежала ко мне на минутку. Могут подумать, что ты сдала его и сделала ноги. Спальня наверху, вторая направо. Тебя проводят.

Он говорит это ровнейшим тоном. В глаза не смотрит. Громила, что позади, подталкивает меня к лестнице. Шиплю и, резко развернувшись, обжигаю этого мужлана взглядом.

В комнату, конечно, поднимаюсь. Нет смысла спорить и показывать характер. На сегодня мне хватило. Надолго хватило.

Приняв душ, очень долго лежу на огромной кровати и никак не могу заснуть. В голове тысячи мыслей. Почему-то в памяти всплывают события восьмилетней давности. Это было ночью. У океана. Клим тогда вновь повздорил с домашними, и я еле смогла утащить его с ужина, чтобы не довести до скандала. Вдыхаю, и мне кажется, что холодный морской воздух пропитывает мое тело. Словно я и сейчас стою там, у самой кромки воды. На дворе сентябрь. На мне нет туфель, а ноги омывает ледяная вода. Зубы стучат.

Клим стягивает с плеч кожаную куртку и набрасывает ее на меня. Обвивает дрожащее тело руками. Смотрит точно в глаза и чертовски этим пугает. Хочу убрать его руку, но он не позволяет. Сжимает мое запястье и резко тянет на себя.

Тогда я никак не могла разобраться, откуда в груди вдруг появляется этот трепет. Списывала все на эмоции. Я всегда была эмоциональной, сейчас уже, наверное, меньше. Но тогда я жила розовыми мечтами, но при этом никогда бы не поверила, что парень, меняющий девчонок как перчатки, может влюбиться. Влюбиться в меня. Я же была ему другом, черт побери. Другом.

В том, что сегодня произошло, искать виновных – сложно. Я не хочу снимать с себя ответственности. В моей жизни было и похлеще, только вот от Клима я подобного не ожидала. В моих глазах он был человеком.

Сама я уже давно жалкое подобие. А вот он…

Стираю выступившие слезы и в миллионный раз ловлю себя на мысли, что, как только он появился в городе, я плакала больше, чем за последние восемь лет.