Ее бездарная игра зашла слишком далеко. Перед глазами до сих пор зареванное лицо и взгляд, наполненный страхом. Тоже притворялась? Знала же, что после ее плевка я не смогу себя сдержать. Знала и все равно полезла в бутылку. Бесстрашная равно глупая.

 Под пальцами до сих пор ее каштановые волосы, в ушах – рваные вскрики и отрицание.

Ножом по сердцу. Каждый ее всхлип как удар под дых. Я ее унижал и чувствовал, как меня скручивало изнутри. Дышать нечем было. Пару раз в голове промелькнуло: смогу ли я завершить начатое? Скорее да, чем нет. Но скатиться в это болото, переступить черту… На хрен. Слишком рискованно. И дело не в ней. Дело во мне. Что я буду чувствовать после содеянного? Явно не облегчение. От наказаний и мести внутри тебя самого никогда ничего не меняется. Ты продолжаешь испытывать все те же эмоции. В конечном итоге они сожрут твою душу.

Я любил ее. Думал, что все еще можно вернуть. Мечтал, что приеду и заберу ее. Еще пару лет после своего отъезда был уверен, что у нас есть это совместное будущее. Ошибался.

Ее помотало – знаю. Но она сама туда шагнула. Сама сделала выбор. А я умыл руки. И сейчас хочу сделать то же самое.

– Клим Константинович, машина ждет.

Киваю заглянувшей в кабинет секретарше и поднимаюсь с кресла. Без двадцати семь. Сегодня нас ждет забавный вечер. Таблетки, что принесла Лу, тяжелые. Вырубают знатно. Как раз то, что Витеньке и нужно. Он хочет выкинуть меня из игры, дезориентировать. Скорее всего, вывезет из города куда-нибудь подальше. Будет угрожать. Запугивать. Ничего нового. Витя ни капли не оригинален.

У дома Луизки оказываюсь чуть раньше семи. Надеюсь, что эта коза уже готова. Захожу в лифт и нажимаю на кнопку с еле заметной пометкой четвертого этажа. Кабинка медленно ползет вверх. Запах и скрип – нервируют. Дом не новый, поэтому шум и ароматы соответствующие.

На лестничной клетке первым делом тянусь к звонку. Вдавливаю кнопку до упора. Звук классической мелодии смешивается с агрессивным звуком выстрела. Твою мать! Без колебаний дергаю ручку двери на себя, мысленно радуясь, что она оказалась незакрытой.

Как только попадаю в квартиру, стараюсь быстро уловить суть. Нужно оперативно собрать всю картинку воедино. Ангелина стоит от меня по правому боку, сжимает пистолет на вытянутых руках. Дрожит. У нее шок. Скорее всего, шум дверного звонка ее испугал, и только поэтому она выстрелила.

Опускаю ее руки вместе с оружием вниз, аккуратно забирая ствол. Вытаскиваю обойму.

Перемещаю внимание к Лу. Она сидит на диване, прижимает раскрытую ладонь к боку. Яркая кровь просачивается через пальцы. Сука. Все и всегда вовремя.

– Я ее убила? – шепот позади только усиливает мою злость.

Опускаюсь перед Лу на корточки и отнимаю ее руку от раны. Она вздрагивает. Шевелит побелевшими губами, но звуков не издает. Зрачки расширены, взгляд потерянный. У нее шок. Не уверен, что она сейчас меня узнает. Ресницами только хлопает.

Пуля внутри. Пару сантиметров правее – и все было бы куда хуже.

– Смотри на меня и старайся не вырубаться.

Лу заторможенно кивает. Ангелина начинает выть. Громко. И очень этим раздражает.

– Замолчи, – рявкаю и вытаскиваю из внутреннего кармана пиджака телефон.

Звоню своим ребятам, параллельно прикладывая к ране валяющуюся на диване футболку.

– Луиза, – касаюсь ее щеки, и она делает то же самое. Кладет окровавленную ладонь поверх моей. Разукрашивая лицо алым. – Одеяло подай, – уже Лине.

Почему она, вообще, в белье? Взгляд падает на вздымающуюся грудь в белом кружевном бюстгальтере.

– Дыши размеренно. Все хорошо.

Мельникова, задыхаясь, протягивает одеяло и вновь срывается на вой.

– Сейчас будет больно, – оборачиваю Лу одеялом и просовываю руку под коленки. Вторую под спину. Поднимаю.

Луиза морщится от движений, но не издает и звука.

– Не отключайся, – направляюсь к двери.

– Прости… – шепчет, а ее рука, до этого сжимающая ворот моей рубашки, ослабевает.

– Луиза?!


‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

29

Четыре пролета. Приходится преодолеть четыре пролета, прежде чем мы оказываемся на улице.

Игорь, мой водитель, оперативно открывает дверь машины. Укладываю Лу на заднее сиденье мерса и опускаюсь туда следом.

– В больничку давай, быстро.

Игорь кивает и бьет по газам. Машина срывается с места, тело по инерции тянет вперед, а после резко откидывает назад.

Касаюсь ладонью ее волос. Они рассыпались по моим коленям.

Она не может умереть вот так. Не должна. Пуля не прошла навылет. У нее довольно обильная кровопотеря, и это плохо. Лицо белое, губы синие. Руки холодные. Она вспышками приходит в сознание. Распахивает глаза, а после снова их смыкает.

Сильнее зажимаю рану и слышу всхлип.

– Все будет хорошо, – произношу совсем тихо, потому что сам до конца в это не верю.

– Я так не хотела, – шепчет, сбивается и начинает кашлять.

– Молчи, береги силы.

– Нет. Я виновата, знаю…

– Луиза!

Раздражаюсь. В какой-то момент хочу зажать ее рот рукой, чтобы она замолчала. Пусть замолчит. Пусть бережет силы. Пусть не выворачивает нас обоих наизнанку. Я не хочу слушать ее извинения. Они мне не нужны. Сейчас точно.

В больничке Лу сразу забирают в операционную. Приходится вытащить местного хирурга-чудотворца из отпуска. Счастье, что отдыхал он за городом, а не умотал в теплые страны.

Когда медсестра захлопывает двери операционной перед моим носом, становится вдвойне гадко.

Мысли пожирают. Что, черт возьми, происходит в ее жизни? Одни неприятности и аферы. Это давно не та Луиза, которую я знал. Но почему-то это ничего не меняет. Внутренне я тянусь к ней, как и раньше. Одергиваю себя, но продолжаю идти следом.

Тогда, восемь лет назад, я был на ней помешан так сильно, что временами терял себя. Она стала центром моей вселенной. Чем-то запредельно недоступным, но до одури желаемым.

Но кто она для меня сейчас?

– Что ты с ней сделал? – до боли знакомый вопль разлетается глухим эхом по длинному и пустому коридору.

Ромка летит на меня, как сорвавшийся с рельсов состав. Рассчитывает удар, но по итогу не может его реализовать. Промахивается и шипит от дискомфорта, вызванного заломленной за спину рукой.

– Спокойно, воин. Сядь, – толкаю его в кресло, но он вскакивает на ноги. Расправляет плечи и тяжело дышит.

Пришел заступаться за сестру и, конечно же, не вник в детали. Да кому они вообще нужны, эти мелочи?

В свое время была готова на все ради этого пацаненка. Так вот отплачивает ей тем же. Настоящая семья, мать вашу. Крепкая, которая друг за другом и в огонь, и в воду.

– Что с ней? Она жива? Она будет жить?

– Ее оперируют, – достаю пачку сигарет и, вытащив одну, втягиваю носом запах табака. Не то чтобы я бросаю курить, но покидать больничку пока не намереваюсь.

– Что вам от нас надо? Козлы!

Пацан огрызается, пинает кресло и, прижавшись спиной к стене, сползает к полу.

– Прекрати ныть и вести себя как девчонка, – одергиваю поток его воплей, – не думаю, что твоя истерика ей поможет.

– Пошел ты!

– В этот раз я спишу твои слова на стресс. В следующий раз вырву язык.

Роман уничтожает меня взглядом. Раздувает ноздри и прищуривает глаза. Злится. Пусть позлится. Ярость отвлечет его от страха.

Время тянется слишком медленно. Час операции превращается в целые сутки.

Хирург выходит из операционной первым. Цепким и довольно холодным взглядом скользит по моей фигуре. Видимо, оценивает того, чьи люди притащили его сюда чуть ли не за шиворот.

– Вы муж?

– Он ей никто, – мелкий толкает меня в сторону, вытягиваясь перед доком во весь рост. – Я ее брат.

– Я сделал все, что мог…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

30

После гениального вступления дока парень свалился в обморок.

– …с девушкой все хорошо, физически, – добавляет, смотря на Ромино бездыханное тело, – но, возможно, понадобится психолог. У нее сильный шок.

– Я понял. Нашатыря, может, предложите? – киваю на мелкого.

– Медсестра ему поможет.

Цирк. Поднимаю Ромку за шкирку и закидываю на кресло. Несколько ударов по щекам, и будет как новенький.

– Дыши глубже. Нормально с ней все. Не думал, что ты такой впечатлительный. Поехали.

– Я останусь тут, – морщится и потирает скулу.

– Тебя все равно к ней не пустят. Пошли, говорю.

– Отвали.

– Я, кажется, предупреждал?

– Тебе вообще на нее плевать? – качает головой, растягивая губы в полуулыбке.

– И именно поэтому я здесь… Пошли уже, мученик. Перекантуешься у меня в доме.


Луиза.

Темно и страшно. Хочется открыть глаза, выбраться из этого марева черного и липкого тумана, но у меня не получается. Я барахтаюсь в ледяной воде и никак не могу выплыть на берег.

В голове тысяча отголосков. Я слышу целые диалоги, отрывки фраз или же одинокие, но такие громкие слова.

«– Ты, – Клим тычет в меня пальцем, – жалкая лгунья.

– Что?

– Ты выходишь замуж, – смеется, – и молчишь об этом.

– Я просто… я думала сказать позже.

– Мне плевать. Просто ты будешь самой масштабной дурой в этой вселенной, если станешь Витькиной женой.

– Ты пришел меня оскорблять?

– Я? Нет. Я пришел открыть тебе глаза».

Дыхание учащается. Пульс зашкаливает.

«– Ты вообще ни черта не видишь? Я тебя люблю. Люблю.