— Почему? — спросили двое или трое в один голос.

— Из-за игры на Олимпийском стадионе между «Баварией» и «Шальке».

Тут не смог сдержаться четвёртый из команды, Йохан Шумахер.

— Какое дерьмо, — сказал он. — Они увидят, что станет сегодня с их сосисками.

Как по команде все посмотрели на большие часы, висевшие на стене за стойкой.

Было больше трёх часов. Примерно через полчаса начнутся матчи, и начнутся они не только на Олимпийском стадионе в Мюнхене, но и на всех стадионах Бундеслиги.

На некоторых столиках, за которыми сидела молодёжь, стояли транзисторные радиоприёмники. Все ждали, когда начнётся трансляция.

— Сделали ставки? — спросил Шумахер друзей.

Все кивнули. Однако Шумахеру этого было недостаточно. Он хотел, и именно сегодня, быть в этом уверенным.

— Давайте посмотрим, — сказал он, достал свой билет и положил его для всеобщего обозрения на стойку.

Таким образом, каждый мог убедиться, что Шумахер поставил банк на выигрыш «Шальке» в Мюнхене.

Юпп Масловский, горный мастер на пенсии, положил свой билет рядом. Тоже на выигрыш «Шальке».

Затем, так сказать, механизм заело. Карл Яворовский медленно вытащил свой билет на обозрение, Фрэд Шиковяк, мастер-машиностроитель, свой вообще не достал. У торгового представителя Яворовского оказалось, что он поставил не только на победу «Шальке» у «Баварии», но и на ничью, и даже на проигрыш. Видимо ребятам из пивной в Мюнхене удалось повлиять на него.

Йохан Шумахер смерил его уничтожающим взглядом.

— Печально, — произнёс он.

Затем повернулся к Шиковяку.

— Ну, а что у тебя, Фрэд?

Фрэд сообщил, что он ни перед кем не обязан отчитываться, и, как это ни печально, свой билет оставил в другом пиджаке.

Шумахер отреагировал на это коротко:

— Ага.

От этого «ага» любому может стать неловко.

— Своё глупое «ага» можешь оставить себе, Йохан.

— Конечно, Фрэд, — сказал Шумахер и состроил гримасу.

— Я сделал ставки так же, как ты.

— Я в этом убеждён.

— Тогда не корчи глупую гримасу.

— Извини, это у меня врождённое, так что не могу.

— Будет глупо, если я поеду домой за билетом, лишь для того, чтобы засунуть его тебе в глотку.

— Или может случиться так, что ты его потеряешь, и тогда не сможешь получить выигрыш.

— Я давно хотел тебе сказать, что у нас демократия, если ты этого не знаешь. Каждый может делать ставки так, как захочет. Это не твоё дело.

— Не моё собачье дело, ты хотел сказать?

— Ребята, — вмешался Теодор Бергер, — не ругайтесь. Подумайте о наших парнях в Мюнхене, которые через несколько минут выйдут на поле.

Тео, как трактирщик, предчувствовал, в какой момент ссору среди посетителей можно предотвратить в зародыше. Это было необходимо, так как его клиенты были в основном футбольными фанатами, а никто другой не хватает друг друга за волосы так, как приверженцы этого вида спорта, даже если они лучшие друзья.

Масловский опустошил кружку и получил новую. Ему захотелось ещё и водки, которую он тоже получил.

— Спасибо, Тео, — сказал он. — Что ты ждёшь от игры в Дортмунде? По-твоему мнению победит «Боруссия», или «Штутгарт» разрушит их планы?

— Надо надеяться, что у них это не получится, так как невозможно, чтобы они в таблице заняли место выше «Шальке». Рурская область этого не переживёт, Юпп.

— И я того же мнения, но как бы ни закончилась эта игра, моим обоим сыновьям результат испортит настроение. — Юпп вздохнул и повернулся к другим. — Вы же знаете ситуацию у меня в семье.

Сыновья Юппа были женаты. Старший взял жену из Штутгарта, а младший из Дортмунда. Поэтому вздох Юппа был им понятен.

— Ты должен был помешать этому бракосочетанию, Юпп, — сказал Тео под общий смех.

— Как, Тео? Сегодня молодёжь не слушает нашего брата. Вот подожди, когда подойдёт время для твоей дочки, тогда ты всё поймёшь.

Тео промолчал. Для всех это было несколько неожиданно. Обычно в таких спорах Теодор Бергер не задерживался с ответом.

— Кстати, где она? — спросил Яворовский. — Я чего-то сегодня её не вижу.

Марианна помогала матери на кухне. Так было всегда, когда в трактире наступал час пик, так что Яворовский мог бы и не спрашивать.

Около полчетвёртого один юноша в кожаной одежде крикнул на весь зал:

— Пожелаем удачи!

Радиоприёмники были включены, однако из них доносилась только музыка. Футбольная трансляция ещё не начиналось. Из радио постепенно стали раздаваться сообщения с разных стадионов вперемежку с музыкой, и не прерывались до второго периода во всех играх.

Когда прозвучало первое сообщение с Мюнхенского Олимпийского стадиона, оно было печальным. ФК «Бавария» вёл со счётом 2:0, и это через двенадцать минут игры.

В «Подсолнухе до этого стоял такой шум, что нельзя было разобрать ни слова, и вдруг стало тихо, как в церкви. Слышен был лишь голос радиорепортёра.

Он говорил о «молниеносном старте хозяев поля», об их «подавляющем превосходстве», о «голах, которые падали, как спелые фрукты». Если так пойдёт дальше, сообщал он, то для гостей это будет катастрофа. Затем снова включилась радиостудия.

Немного музыки.

У стойки все молчали. Это было выгодно для двух официантов, так как им не приходилось кричать заказы хозяину по три раза, чтобы он понял.

Первый, кто наконец-то смог что-либо сказать, был горный мастер Масловский.

— Тео, ещё водки, двойной.

Все восприняли это как сигнал. Со всех сторон хором прозвучало:

— И нам тоже, Тео.

После того, как все выпили, Йохан Шумахер без слов вынул из кармана свой билет, поднёс к нему снизу горящую спичку и бросил пепел на стойку. Тео тряпкой убрал грязь. Потом посмотрел на Масловского, так как он тоже поставил банк на «Шальке».

— Ты тоже, Юпп? — спросил он, не выпуская тряпку из рук.

Никто не смеялся. Трагедия, которая разыгрывалась где-то далеко, была ужасной.

Вот скажите мне, — пояснил Шумахер, — случится когда-нибудь так, что они не станут больше платить этому дерьму?

Ни у кого не было сомнений, что он имел в виду тренера «Шальке».

Между тем по радио шёл репортаж из Дортмунда, со стадиона Роте Эрде, где счёт оставался 0:0. Со стадиона Мюнгерсдорфа сообщали, что ФК «Кёльн» выигрывал у гостей из Франкфурта со счётом 1:0. Футболисты Гамбургского спортивного клуба проигрывали футболистам из Кайзерслаутена 0:1. «Боруссия» из Мёнхена-Гладбаха, последняя в списке ведущих команд, в своём родном Бёкельберге расправлялась с футболистами из Бохума; они уже забили два мяча, как и «Бавария» в Мюнхене. Все эти результаты не изменились до свистка об окончании первого тайма.

В «Подсолнухе» все сидели с грустными лицами. Один болельщик выразил общую точку зрения, сказав:

— 0:2 ещё проходит. По крайней мере, не такой большой проигрыш.

Другой осторожно добавил:

— Если этот счёт останется.

В течение всего времени только один стол в самом дальнем углу оставался свободным. Там сидел посетитель, который зашёл сюда не случайно, и не случайно посматривал на дверь, которая вела на кухню. Не прошло и двух минут, как появилась Марианна.

Улыбаясь, и не обращая внимания на возгласы молодых парней, сидевших за соседними столиками, она пробралась к этому единственному посетителю в углу и поздоровалась с ним:

— Вильгельм, как хорошо, что вы здесь. Я не помню, на какое время мы договорились. На полпятого или на пять…

— На полпятого, — сказал Вильгельм Тюрнагель не совсем весело.

— На всякий случай я выглянула и, как оказалось, вовремя, — засмеялась Марианна и быстро села.

Он пришёл бы ещё раньше, сказал Вильгельм на своём ломаном немецком, но это не имело бы смысла.

— Конечно, — кивнула Марианна. — До этого момента я не могла ни на секунду выйти из кухни. Сегодня здесь особенно жарко. Они все здесь, — она показала рукой на посетителей трактира, — а не на стадионе. Но скоро станет полегче, и я больше не нужна буду маме. Я надеюсь — через полчаса. А сейчас я принесу вам пиво.

Она встала так же быстро, как и садилась. Отец, от которого не ускользнул ни этот посетитель, ни разговор Марианны, выразил своё удивление, когда дочь неожиданно подошла за пивом.

— Для себя? — спросил он.

— Нет, для господина Тюрнагеля.

— Он не может подождать официанта?

Марианна покраснела. Мужчины у стойки прислушались.

— Конечно, может, — ответила она. — Но я пообещала ему, что принесу пиво.

— Что? — воскликнул отец. — У меня так не заведено!

На кухне Марианна дала волю своим чувствам. С возмущением она рассказала матери о случившемся и закончила:

— Если отец ещё раз так сделает, то узнает, что потом будет.

— Что будет? — спросила Сабина.

— Я скажу Вильгельму, чтобы он больше сюда не приходил.

Сабина с усилием смогла сдержать улыбку, но в то же время ответила:

— Вероятно, это было бы не так уж плохо.

— Вам обоим должно быть ясно, мама, что из-за этого я не стану встречаться с ним реже, во всяком случае, не здесь.

По радио передали, что начался второй тайм. Парень в кожаной одежде, призвавший всех в самом начале болеть за команду, больше не проявлял интереса к передаче с тех пор, как стал известен счёт в Мюнхене. Он косил глазом на столик Вильгельма и заметил внимание, которое оказала Вильгельму Марианна.

— Вы его знаете? — спросил он двух друзей, с которыми пришёл в трактир.

Оба ответили отрицательно.

— Могу сказать, — уточнил один, — что я видел его здесь два или три раза. Может он и чаще заходит. Почему — понятно. Видимо у него здесь есть шанс. Кто он такой, я не знаю. Он ни с кем не разговаривает и держится отдельно.