— Из... из России.

— Вы русский?

— Нет, я немец.

По трактиру прошёл гул недовольства. Симпатии сменились на антипатии. Марианна закусила нижнюю губу.

Поланский произвёл «последний выстрел».

— Могу я посмотреть ваш паспорт?

Это показалось Вильгельму чересчур.

— Зачем?

— Так как есть основание для проверки.

— Меня?

— Да.

— Какое? — вмешалась Марианна.

Поланский смотрел не на неё, а на Вильгельма, и ответил:

— К нам поступило заявление.

— О чём? — спросила Марианна.

— О тяжких телесных повреждениях, — сказал сержант Поланский Вильгельму.

— Здесь? — воскликнула Марианна. — Так быстро оно не могло поступить.

— Не здесь, — сказал Поланский. — В кинотеатре «Альхамбра».

И последний вопрос, с которым сержант обратился к Вильгельму, был следующим:

— Вы готовы пойти с нами?

Вильгельма продержали в полицейском участке пару часов, пока оформляли все необходимые в таком случае документы — заполнили протоколы, подписали, поставили печати. Вначале предполагалось вызвать переводчика, но после телефонных разговоров выяснилось, что в субботний вечер никто не хотел этим заниматься. Вильгельм терпеливо всё перенёс, и это показалось полицейским странным, ибо они по опыту знали, что при предъявлении правонарушителю обвинения он превращался в непредсказуемый вулкан с неожиданными последствиями. И какое суждение по этому поводу выдал сержант Поланский своим коллегам? «Ничто не может изменить самобытные черты немецкой нации!».

Когда, наконец, Вильгельму разрешили идти, начальник участка заметил:

— Эта история касается только «Альхамбры». Вы хорошо сделаете, если уладите вопрос с тем, что произошло в «Подсолнухе». У нас пока нет соответствующего заявления.

— Но ведь не я там начал драку, — возразил Вильгельм.

— Это мы выясним. Вероятно, вы имеете в виду самооборону? Однако имейте в виду, что речь может зайти о превышении самообороны.

Вильгельм вздохнул.

— Я это не понимать.

— Ваш адвокат вам всё объяснит.

— Адвокат? У меня нет адвоката.

— Вам надо об этом позаботиться. Уже с сегодняшнего дня он вам понадобится. Подумайте над этим.

Вильгельм пришёл домой поздно вечером. Он устоял перед искушением ещё раз заглянуть в «Подсолнух» и поговорить с Марианной. Накопилось много вопросов, требовавших разъяснения. Возможно, Марианна не захочет разговаривать с человеком, который имел дело с полицией.

На кухне горел свет. Это было видно через матовое стекло двери. Вильгельм решил проверить, не забыла ли госпожа Крупинская его выключить: такое уже случалось. Однако госпожа Крупинская сидела за столом, на котором стояла бутылка ликёра и холодные остатки ужина. От неожиданности Вильгельм поздоровался и добавил:

— Я прошу извинения, что помешал. Я думать, что на кухне никого нет.

Госпожа Крупинская посмотрела на него помутневшим взглядом, и сказала, указав на стул:

— Садитесь.

Пока Вильгельм колебался, она встала, достала из кухонного шкафа второй бокал и наполнила его до краёв для Вильгельма.

— За ваше здоровье, — сказала она и подняла бокал.

Вильгельм поинтересовался, не отмечает ли она день рождения.

— Если так, — сказал он, — то я поздравлять.

Госпожа Крупинская отрицательно покачала головой. Повод, по которому она открыла бутылку ликёра, был вообще не радостный.

— Я хотела помянуть моего Хеннеса.

Она вышла за него замуж двадцать лет тому назад и восемь лет назад он погиб в результате несчастного случая на шахте. Вдове исполнился сорок один год. Воспоминания о муже помогали ей всегда, особенно в часы, когда возникало чувство одиночества. Чаще всего это случалось по субботам или воскресеньям, иногда в будни, то есть тогда, когда возникала потребность в физической любви.

Сегодня была суббота. Какие осложнения в связи с этим могут произойти, Вильгельм не знал. Но он об этом ещё узнает.

— Мой Хеннес, — сказала госпожа Крупинская, — был самым лучшим мужем, какого можно только представить. Ему было бы сейчас сорок шесть. В сорок шесть многие мужчины, правда, уже не те. Особенно если работают в шахте, но не все. Недалеко отсюда на прошлой неделе у одного сорокапятилетнего родились близнецы, понимаете? Ничего не случилось бы и с моим Хеннесом, останься он жив. Я уверена в этом. Он никогда много не пил, а если и напивался, то очень редко. Но всегда мог исполнить то, что полагается жене по Библии. Вы понимаете? Алкоголь вредит этому. Я по собственному опыту могу сказать, потому что жена лучшего друга моего Хеннеса довольно часто делилась со мной своим горем, когда мы общались. Вы спросите, почему при этом у нас с Хеннесом нет детей? Это часто зависит от жены, а не от мужа, знаете ли. От матки. Раньше было так, во всяком случае. Не от противозачаточных таблеток как сейчас.

Госпожа Крупинская замолчала, казалось, она углубилась в воспоминания. На некоторое время установилась тишина. Вильгельм откашлялся.

— Госпожа Крупинская…

Она вздрогнула.

— Ах, — сказала она, — я вспомнила, вам что-то принесли. Пакет лежит на столе.

— Какой пакет?

— Его принесла девушка. Что внутри я не знаю. Он перевязан.

Марианна, подумал он. Марианна.

Госпожа Крупинская спросила:

— Когда в России начнут пользоваться противозачаточными пилюлями?

— Уже давно.

— Что уже давно?

— Ими уже давно пользуются.

— Пилюлями?

— Да.

Госпожа Крупинская скептически посмотрела на него.

— Я не верю.

— Почему вы не верите?

— До вас они еще не дошли.

С подобными утверждениями Вильгельм сталкивался каждый день и не было никакого смысла возражать. Он пожал плечами, захотел что-то спросить у хозяйки, и поэтому снова произнёс:

— Госпожа Крупинская, вы мне одолжите своего адвоката?

— Что?

— Вы мне одолжите своего адвоката?

— Я не понимаю. Вы имеете в виду защитника?

— Если есть это одно и то же, адвокат или защитник, то да. Мне он нужен для полиции. Вы мне одолжите его?

Госпоже Крупинской потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, после чего она ответила:

— У меня его нет.

Вильгельм разочаровался.

— У вас нет?

— Нет. У многих нет. Зачем?

— А я думать, здесь все иметь.

— Почему вы так думаете?

— Потому что полицейский спросил меня о моём адвокате.

Какое-то время госпожа Крупинская вопросительно смотрела на Вильгельма, осушила бокал, снова посмотрела на него, затем захотела услышать подробности. На это она имеет право, как она сказала. Когда Вильгельм с трудом рассказал ей всё, что произошло, хозяйка, положив обе руки на руку Вильгельма заметила:

— Вот видите. Поэтому я всегда заботилась о том, чтобы моему Хеннесу дома было хорошо. Со мной у него такого не произошло бы. В будущем имейте это в виду. Мужчине надо выпивать дома.

Вильгельм высвободил руку, встал и сообщил, что не хочет больше мешать. И хотя госпожа Крупинская ответила, что он ей совершенно не мешает, Вильгельм пожелал ей спокойной ночи и вышел из кухни. Однако ничего не мог поделать, когда через некоторое время хозяйка последовала за ним. Запечатанный пакет лежал на столе, когда госпожа Крупинская неожиданно и без приглашения вошла в комнату. В руках она держала бутылку ликёра, два бокала и ножницы.

— У вас нет ножниц, — сказала она, — чтобы открыть пакет.

Когда шнур убрали, и стало видно содержимое, Вильгельм воскликнул:

— Я это не принимать.

Марианна передала ему столовые приборы и посуду на две персоны. Кроме того, в пакете лежал сложенный белый лист. Когда Вильгельм его раскрыл, решив посмотреть, что же Марианна ему написала, то прочитав написанное, изменил свое мнение:

«Прекрасная луна, ты так тихо идёшь сквозь вечерние облака.

Будь такой же спокойной, и я почувствую, что я не одинок…»

Это было знаменитое стихотворение Матиаса Клаудиуса. Марианна переписала его из книги, чтобы Вильгельм получил представление о нём.

— Я возьму это, — сказал Вильгельм больше для себя, чем для госпожи Крупинской, которой это было безразлично: она преследовала другую цель. Сев на диван она спросила:

— Можно?

— Что? — спросил Вильгельм.

— Присесть.

— Это ваш диван.

Она кивнула.

— Тогда я не благодарю, Вильгельм.

С тех пор как он у неё поселился она иногда называла его Вильгельмом, но это, скорее, исключение из правила.

Откуда-то доносились звуки хора паломников из оперы Вагнера «Тангейзер». Видимо, какой-то любитель музыки включил радио на полную громкость.

— Хорошая музыка, — оценил Вильгельм.

— Налейте нам, — сказала хозяйка, — и тоже сядьте.

Вильгельм наполнил бокалы и хотел сесть за стол.

— Нет, — остановила его хозяйка. — Сюда. — При этом она похлопала рукой рядом с собой.

Чтобы разрядить ситуацию, возникшую из-за того, что он не собирался туда садиться, Вильгельм снова вернулся к вопросу об адвокате и сказал:

— Он мне мог бы разъяснять, что значит «превысить пределы необходимой самообороны», госпожа Крупинская.

— Думайте о чём-нибудь другом, — предложила она. — Например, о том, как меня зовут. Вы знаете, как?

— Конечно.

— Как?

— Госпожа Крупинская.

— Нет, — немного резко ответила она, как будто рассердилась на его несообразительность. — По имени?

— Не знаю, — солгал Вильгельм, пытаясь найти в этом спасение. — Не иметь понятия.