— Так, так, значит господин Бергер…

Он замолчал, закурил сигарету, сделал глубокую затяжку, выпустил дым и, наконец, продолжил:

— Я должен кое-что обдумать.

Вторая затяжка. Затем продолжил:

— Вам не надо мне больше ничего рассказывать, господин Тюрнагель.

— Я вам и так ничего не сказал, — произнёс Вильгельм.

— Напротив, напротив.

Вильгельм поднялся. В душе у него бушевали терзавшие его чувства. Если он и дальше останется сидеть и разговаривать с Генрихом, то от этого легче не станет. Поэтому лучше закончить разговор.

— Я должен вернуться к ребятам, — сказал он. — Очень хорошо, что мы встретились. Вы часто бываете здесь?

— Я живу недалеко. Возможно, мы ещё встретимся.

«Надеюсь, что нет», — подумал Вильгельм и протянул руку.

— Чюсс1!

Он уже даже перенял это новое немецкое приветствие.

— Чюсс! — ответил Генрих, пожимая руку Вильгельма. — Передать кому-нибудь привет от вас?

Вильгельм на мгновение задумался.

— Нет! — сказал он решительно и отвернулся.

Покачивая головой, Генрих смотрел ему вслед. В этом покачивании чувствовался молчаливый укор в отношении того, кому не хватало решимости.

———————-

1tschьs! – (разг.) до свидания!, пока!

В офисе ФК «Шальке 04» зазвонил телефон. В это время там находился Альфред Борн, руководитель офиса, пятидесятидвухлетний лысый мужчина, любитель хорошо поесть и выпить, и которого только поражения команды выводили из равновесия. Там же находился и Валтер Тык, снабженец, заглянувший, чтобы обратить внимание Борна на необходимость в ближайшее время заказать большую партию футбольных мячей.

— Хорошо, — сказал Борн. — Что ты имеешь в виду под словами «в ближайшее время»?

— Скажем так, в течение следующих двух месяцев, — ответил Тык. — Или...

В этот момент, как уже было сказано, зазвонил телефон. Борн поднял трубку. Звонил один из многочисленных «чокнутых», с которыми футбольный клуб постоянно имел дело. Эти люди убеждены, что нашли «философский камень». Все они были со странностями и считали себя умнее тренера национальной сборной, с чьей расстановкой игроков они никогда не соглашались. Они писали письма в спортивные отделы редакций газет, иногда лично проникали в штаб-квартиру Бундеслиги, надоедали письмами и телефонными звонками. Альфред Борн должен был очередной раз выдержать такой разговор.

Он дал возможность человеку высказаться, закрыв трубку рукой, и, закатив глаза, прокоментировал Тыку:

— Один из тех. Знаешь кто?

— Кто?

— Зепп Хербергер.

Тык рассмеялся.

— Что он говорит?

— Что мы должны обратить внимание на какого-то игрока, который всё ещё находится в тени. Он, якобы, у нас под носом. Нам надо его только подобрать.

Руководитель офиса закончил говорить с Тыком, убрал руку с трубки и сказал:

— Да-да, мы так и сделаем, мы посмотрим его, господин… Как ваше имя?.. Генрих? Спасибо. Можете на меня положиться. Я поговорю с тренером… да-да... конечно… это совершенно правильно, господин Генрих…

Борт опять прикрыл трубку рукой, закатил глаза и сказал Тыку:

— Теперь он мне рассказывает, где эта фиалка тайно цветёт. И знаешь где?

— В команде какой-нибудь фирмы.

Тык слышал подобное уже не раз.

— Положи трубку, — предложил он.

Однако это не входило в правила Борна, который не хотел отталкивать «чудика», зная, что сумасшедшие фанаты — самые преданные. Он продолжал слушать и терпеливо сносить глупости. При этом он закрыл глаза и опустил голову на грудь: в этой расслабленной позе было легче всё это вынести.

Тык раздумывал, не уйти ли ему, чтобы зайти попозже.

Неожиданно Борн открыл глаза и резко поднял голову.

— Что вы сказали? — крикнул он в трубку.

Тык увидел, что выражение лица Борна стало напряжённым, и снова опустился на стул, с которого уже приподнялся. Кроме того, Борн, прижимая трубку к уху, подал ему знак, чтобы он остался.

Сообщение фаната показалось для руководителя офиса настолько важным, что он переложил трубку от правого уха к левому, чтобы правой рукой делать записи. В конце разговора он произнес:

— Сердечное спасибо, господин Генрих. Вы можете не беспокоиться. Мы обязательно отреагируем, непременно. Возможно, что вы оказали нашему обществу действительно огромную помощь.

Когда трубка опустилась, Тык спросил:

— Что случилось?

Борн медлил. Он посмотрел на лист с записями, что-то подчеркнул, отложил ручку в сторону и позволил, наконец, «бомбе взорваться», сообщив:

— ФК «Кёльн» уже направляется сюда.

— Держи меня, я сейчас упаду.

— Я почувствовал то же самое, когда услышал это.

— За каким-то футболистом из команды фирмы?

— Да, — кивнул Борн. — Но он должен был стать игроком русской молодёжной сборной.

— И он здесь, у нас?

— Да, и молчит об этом.

Тык покачал головой.

— В это трудно поверить.

— Я тоже так думал, Вальтер, пока этот не сказал про ФК «Кёльн». Этого мне достаточно. Представь себе, что они опередят нас и это станет известно в Гельзенкирхене. Фанаты выгонят нас из города.

— Разумеется.

— Хотел бы ты так рисковать?

— Нет.

Борн взял лист с записями, который во время разговора с Тыком передвигал по столу, и сказал:

— Теперь нам нужно действовать быстро…

***

Уголовное дело в отношении Вильгельма Тюрнагеля из-за нанесения им телесных повреждений перед передачей в суд присяжных поступило в суд низшей инстанции. Было 8.45 утра. Начало слушания назначено на 9.00. В вестибюле, перед залом заседаний суда потихоньку собирались участники процесса. В основном все уже были на месте. В одной стороне стояла «команда» прокурора: пострадавший по имени Георг Коцурка, двое его дружков, которые тогда вместе с ним собирались посмотреть кино, кассирша, а также неожиданно, госпожа Ванда Крупинская, бывшая хозяйка комнаты, которую снимал Вильгельм.

В другой стороне вестибюля стоял адвокат доктор Бернин со своим клиентом Тюрнагелем и тихо с ним разговаривал. Около них стоял Петер Шторм, шеф Вильгельма и курил сигарету одну за другой, что говорило о его нервном напряжении. Марианна ещё не пришла.

В сторонке от всех присутствующих стоял Штуммель. Он не имел непосредственного отношения к заседанию, поскольку не был ни пострадавшим, ни свидетелем обвинения, ни свидетелем защиты. Но, несмотря на это, имел к этому отношение, и, как оказалось, весьма значительное.

— Итак, — прошептал доктор Бернин, — примите во внимание, что я вам говорил, господин Тюрнагель. Не обвиняйте самого себя. Как обвиняемому, вам не надо этого делать.

— Хорошо, — несколько обречённо произнёс Вильгельм. Казалось, его решительность тает. Создавалось впечатление, что всё происходящее он воспринимает как непонятный спектакль.

Штуммель придвинулся к «группе» прокурора.

На лестнице показалась Марианна. Она была в темном костюме, побледневшая, исхудавшая, но, несмотря на это, выглядела чудесно. Вильгельм увидел её сразу. В противоположность ей, на его лице сразу проступил румянец. Доктор Бернин познакомил её и Шторма. После этого подошла очередь поздороваться с Вильгельмом. Она с улыбкой протянула ему руку и сказала:

— Добрый день, Вильгельм.

— Что ты здесь делаешь, — вырвалось у него.

— Я буду давать показания.

— Ты не станешь этого делать!

— Стану.

Вильгельм понял, кого он должен благодарить за это, и повернулся к адвокату. Со взглядом, которого испугался бы любой, он сказал:

— Господин адвокат, я вам ясно сказал, что я этого не желаю.

Едва доктор Бернин смог произнести слово в своё оправдание, Марианна спокойно сказала:

— Вильгельм, относительно того, что ты сказал, и кому именно, вообще не играет никакой роли. Это моё желание выступить здесь, понимаешь?

Вильгельм покраснел ещё сильнее. Марианна ещё больше побледнела. Но эта бледность не была признаком слабости.

— Исключительно моё желание, — твёрдо добавила она.

— Но это моё разбирательство!

Смехотворные притязания на «собственность» судебного разбирательства должно бы вызвать смех, однако этого не произошло, так как ситуация оставалась очень серьёзной. Доктор Бернин думал о заседании, которое вот-вот должно начаться и сказал Петеру Шторму:

— Весёленькое дело.

В связи с этим Шторм подумал, что в этом деле они многого не добьются.

— Чёрт вас возьми, Тюрнагель! — выругался он, — кончайте валять дурака, иначе мы все уходим, и вы останетесь один выкручиваться из этого дела.

— Это было бы для меня лучше всего!

Когда открылась дверь, и судебный пристав пригласил всех зайти, Вильгельм вошёл в зал заседаний именно с такой позицией.

Судебное заседание началось с так называемого разъяснения, во время которого сообщили, что как свидетели обвинения, так и свидетели защиты под угрозой штрафа должны говорить только правду и ничего больше. Затем все опять вышли из зала и стали ждать, когда их каждого по отдельности будут вызывать. В зале остался лишь обвиняемый. Зачитали обвинительное заключение, после чего начался допрос обвиняемого.

— Господин Тюрнагель, — сказал судья, — вы слышали, в чём вас обвиняют. Вы хорошо всё поняли?

— Да.

— Вам нужен переводчик?

— Нет.

— Может быть, — со снисходительным выражением лица произнёс судья, — ваше знание немецкого языка недостаточное. Скажите это сейчас, иначе указание на это обстоятельство при подаче апелляции будет отклонено.

Доктор Бернин опередил Вильгельма с ответом.

— Господин председатель, — обратился он к судье, — знание немецкого языка у моего клиента абсолютно достаточное. Суд сможет в этом убедиться.