— Но из полицейского протокола допроса следует, что это не так.

— Это было несколько месяцев назад.

— Вы хотите сказать, что за это время ваш клиент его достаточно хорошо выучил?

— Да.

Казалось, что председатель был не совсем в этом убеждён, однако произнёс:

— Ну, хорошо. Тогда мы можем начинать.

В некоторой степени это отступление было для Вильгельма унизительным. Оно задело его чувство собственного достоинства и настроило против всего происходящего здесь.

— Итак, господин Тюрнагель, — продолжил председатель, — вы слышали, в чём вас обвиняет прокурор…

— Да.

— Как вы относитесь к этому? Хотите что-нибудь сказать? Вероятно, вы хотели бы всё опровергнуть?

— Нет.

Не только председатель, но и все присутствующие в зале с удивлением посмотрели на Вильгельма.

— Вы ничего не хотите опровергнуть?

— Нет, — повторил Вильгельм.

— Что же вы хотите?

— Сказать правду.

— Очень хорошо! — констатировал председатель и, улыбнувшись, посмотрел на заседателя слева, потом справа. — Это что-то новое. Процедура значительно сократится. Должны ли мы это понять так, что всё написанное в обвинительном заключении верно?

— Да.

Защитник подскочил.

— Господин председатель…

— Сядьте! — сказал ему судья, — дойдёт и до вас очередь. Сейчас я разговариваю с обвиняемым. Потом слово будет предоставлено и вам.

— Я только хотел…

— Потом, господин адвокат!

Доктор Бернин с разочарованием на лице занял своё место.

— Господин Тюрнагель, — продолжил судья, — вы признаётесь в преступлении с нанесением телесных повреждений, которое вам ставится в вину?

— Да.

— Вы действовали не в целях самообороны?

— Нет.

— Тогда вы должны нам сказать, почему вы его ударили.

— Потому что оскорбили даму, которая была со мной.

— В чём заключалось это оскорбление?

— Её обозвали подсилкой для иностранцев.

— И всё?

Вильгельм вспыхнул.

— Этого достаточно!

— Я полагаю, — судья постарался сгладить допущенную ошибку, — что к этому, например, может подходить также и плевок. Или что-то подобное — это тоже оскорбление?

— Нет.

— Только оскорбительное слово вызывает у вас действие в состоянии аффекта?

— Да.

— Вы не можете себе представить другой реакции?

— Какой, например? — резко спросил Вильгельм, что для обвиняемого недопустимо.

— Частное обвинение по поводу оскорбления.

— Для этого я должен узнать у этого лица его имя.

— Правильно.

— Вы полагаете, что я его об этом должен спросить?

Судья заметил, что допустил ошибку и, чтобы выпутаться из этой ситуации, сказал:

— Во всяком случае, вы могли бы попытаться сделать это.

В зале заседания раздался негромкий смех.

— Тогда произошло бы тоже самое, — сухо ответил Вильгельм. — Только он ударил бы меня, если бы я его не опередил.

— Но тогда здесь, на скамье подсудимых, сидели бы не вы, а он.

Вильгельм пожал плечами.

— Господа, — обратился после этого судья к заседателям, прокурору и защитнику, — думаю, что после того, как обвиняемый признал свою вину, мы можем обойтись без допроса свидетелей…

Все молчаливо закивали головами и даже защитник, который в душе уже предоставил своего клиента самому себе.

Председатель просмотрел документы, полистал их, нашёл то, что искал и сказал:

— Тогда я хотел бы заслушать ещё свидетельницу Марианну Бергер — как оскорблённую, и, конечно же, пострадавшего. Сначала Бергер, это займёт немного времени.

До этого заседание шло довольно быстро, но, когда приступили к допросу Марианны, процесс принял другой оборот.

— Марианна Бергер, — начал председатель, после того, как секретарь проверил её личные данные, — должен вас проинформировать, что обвиняемый полностью признал свою вину. Суд хотел бы узнать от вас ответ на единственный вопрос: чувствовали ли вы себя из-за высказывания в ваш адрес, оскорблённой?

— Конечно, — ответила Марианна.

— Очень?

— Чрезвычайно.

— Вы не повлияли на обвиняемого так, чтобы он применил силу?

— Повлияла.

В зале стало тихо.

Вильгельм воскликнул со скамьи обвиняемых:

— Марианна!

Марианна повернулась к нему.

— Повлияли? — спросил удивлённо судья.

— Да, — кивнула Марианна, — иначе вообще ничего бы не произошло. К сожалению, в тот момент я этого не осознавала. Во всяком случае, господин Тюрнагель наверняка не стал бы применять силу.

— Но он её применил.

— Потому, что я ожидала этого от него. Я хотела, чтобы он заступился за меня.

Вильгельм опять обратил на себя внимание.

— Марианна, что за глупости ты говоришь? Зачем? В этом нет ни слова правды.

Она его не слушала.

— Если бы он, — сказала она судье, — отреагировал не так, как я этого ожидала, он бы для меня перестал существовать.

— Вы тогда что-нибудь ему сказали или крикнули?

— Нет, этого не было, — ответила она без малейшего замешательства. — Но в этом не было необходимости. В такой момент достаточно одного взгляда, а он у меня был недвусмысленный.

— Она лжёт! — гневно воскликнул Вильгельм.

Марианна посмотрела на него.

— Я не лгу! Я говорю правду.

— Ещё как лжёшь! Ты понимаешь, что из-за твоих слов, вина будет предъявлена тебе? Правда в том, что ты к этому делу не имеешь никакого отношения, чёрт возьми! Только я один! Ты, наоборот, отругала меня за это и засыпала упреками — или это не так?

— Нет, — ответила Марианна твёрдо.

После этого Вильгельм обхватил голову и простонал:

— Я сойду с ума!

— Сидите тихо и успокойтесь, — строго произнес судья и пригрозил ему штрафом за нарушение порядка, если он этого не сделает.

Допрос Марианны продолжился. Правда, теперь своё подозрение высказал прокурор:

— Вы знаете, — произнёс он, — я предполагаю, что ваши показания в пользу обвиняемого являются следствием отношений между вами. Мы постоянно видим здесь подобное.

— Но не в этом случае, — без промедления возразила Марианна.

— Не в этом случае?

— Да. Отношения, о которых вы упомянули, действительно были между господином Тюрнагелем и мной, но очень короткое время. Однако они уже давно прекратились. Мы больше не встречаемся.

Такого ответа прокурору было достаточно. Суд закончил допрос свидетельницы Марианны Бергер, и она могла быть свободной. В конце допроса председатель объявил перерыв на десять минут, хотя заседание не должно было затянуться надолго. Причина перерыва не была связана с судебным производством, а имела другое основание. Дело в том, что председатель был заядлым курильщиком, и поэтому делал частые перерывы своих заседаний.

Заседатели, председатель и прокурор скрылись в комнате для совещаний, все остальные вышли в вестибюль, чтобы размять ноги или покурить.

В вестибюле можно было увидеть, как Штуммель подошел к трём парням, которых вызвал прокурор: Георг Коцурка — пострадавший и его двое друзей. Неожиданным оказалось то, что Штуммель установил с этой троицей хороший контакт. Он с ними балагурил, хлопал по бокам и попеременно называл «коллегами» или «друзьями». Спрашивается, как такое могло произойти.

Как уже упоминалось, Штуммель уже до начала заседания обратил внимание на эту троицу. После того как свидетелям в зале суда разъяснили их права и обязанности, и они вышли в вестибюль, Штуммель взял их под руки и сказал:

— Мне надо с вами поговорить.

— Что вам надо? — резко спросил Коцурка.

— Вы можете говорить со мной на «ты», — ответил Штуммель. — Я такой же трудяга, как и вы. И, кроме того, если не ошибаюсь, у нас есть общий интерес.

— В чём?

— Я — фанат «Шальке».

Как по команде, Коцурка и его закадычные друзья заулыбались.

— Парень, — произнёс Коцурка дружелюбно, — тогда тебе надо поднапрячься, если хочешь сравняться в этом с нами.

Штуммель коротко взглянул на него и сказал:

— Я здесь поспрашивал людей. Это ты тот самый пострадавший?

— Да, — кивнул Коцурка, но продолжил подавленно, — ты знаешь, то, что здесь происходит, полное дерьмо, и мне не нравится. Когда дерутся, суд не должен вмешиваться.

— Тогда тебе не надо было подавать заявление.

— Меня практически вынудили это сделать.

— Кто?

— Больничная касса.

— Тогда должен тебе сказать, какие будут из-за этого последствия: «Шальке» не получит отличного игрока.

— Что? — вопросительно воскликнул Коцурка. Оба его дружка тоже ничего не поняли.

— Послушайте…, — начал Штуммель и рассказал им, кто такой Вильгельм Тюрнагель. Когда он описывал Вильгельма, то мог бы сравнить его с Францем Беккенбауэром. При этом он сообщил, что Тюрнагель будет играть или в ФК «Кёльн», который уже на него нацелился, или в ФК «Шальке», от которого ему тоже поступит конкретное предложение, после того, как на его игру посмотрит тренер. В какой клуб он пойдёт, решится сейчас.

— И это зависит от тебя! — закончил Штуммель, показав пальцем на Коцурку.

— Почему от меня?

— Потому что от тебя зависит, осудят его сегодня или нет. Если да, то он плюнет на весь Гельзенкирхен и смоется отсюда.

Георг Коцурка посмотрел на друзей, они на него. Никто не проронил ни слова.

— Он мне сказал, — с лёгким сердцем соврал Штуммель, — что тогда подпишет контракт с ФК «Кёльн».

В руках Штуммеля неожиданно появился кошелёк. И здесь он проявил своё мастерство. Вынув из кошелька банкноту в сто марок, он протянул её Коцурке со словами: