– Ну, если не пугает, я расскажу… Я вам все расскажу, Лидия Васильевна… И про детдом, и про Гришу, и как мы с ним хорошо жили… Да, мы очень хорошо жили, пока это все не случилось…

Варя долго рассказывала ей свою историю. Лидия Васильевна слушала и удивлялась, но старалась никак не выказывать этого удивления – боялась, что Варя обидится и замолчит. Но ведь и впрямь не верится, что такое может быть…

Особенно ее поразило отношение Вариной свекрови к семье сына. Ну ладно, невестку женщина не приняла, это еще как-то можно объяснить. Но внуки? Как не принять внуков? Как не беспокоиться, что с ними сейчас происходит? И вообще… Как это ей удалось выписать их из квартиры? Странно, странно…

– Так она в наследство эту квартиру получила, когда бабушка умерла… – пояснила Варя. – Мы же вместе с Гришиной бабушкой жили, в ее квартире…

– А бабушка – это ведь мать твоей свекрови, я правильно понимаю?

– Ну да… Мы с ней очень хорошо ладили. Она и детей любила…

– А почему же бабушка не позаботилась о вас, не оформила на внука, то есть на твоего мужа, квартиру? Почему так получилось, что она свекрови по наследству досталась?

– Ну да, так получилось… Бабушка и сама переживала по этому поводу. Извинялась даже… Говорила: это ж моя дочь, какая ни есть… А еще она ее боялась. Да и я ее тоже боялась…

– А Гриша?

– Гриша нет, не боялся. Он говорил: нельзя мать осуждать. И бояться не надо, и осуждать не надо, а просто жить своей отдельной жизнью, и все. Он очень умный был, Гриша… И добрый…

Варя замолчала и будто сникла, опустив глаза, но тут же испуганно спохватилась:

– Ой, да что ж я говорю такое? Почему был-то? Он есть… Есть и будет… И он вернется, и мы снова будем жить счастливо…

– А за что его осудили, Варь? – осторожно спросила Лидия Васильевна, тяжело вздохнув.

– За то, что человека сбил… На машине… То есть в приговоре так написали, но я-то знаю, что это не так! Потому что он не мог, понимаете? Не мог! Потому что не был он за рулем… Не был… Другой человек был, я точно знаю…

Варя хотела было продолжить, да не смогла – слезы потоком хлынули из глаз. Лидия Васильевна растерялась, подскочила со стула, засуетилась по кухне в поисках салфеток, но не нашла. Еще и Мотя прибежал из комнаты, путался под ногами, скулил и требовал к себе внимания. Она набросилась на него с отчаяния:

– Мотя, ты еще тут! Видишь, не до тебя сейчас!

Но Мотя продолжал скулить, глядел на нее умоляюще, будто хотел пристыдить: ты чего, хозяйка, совсем с ума сошла? С утра тут сидим… А мне давно на улицу по своим собачьим делам выйти надо!

– Сейчас, Мотя, сейчас… Я все понимаю, да…

Варя тем временем чуть успокоилась, проговорила, продолжая тихо всхлипывать:

– Вы идите, Лидия Васильевна, если вам надо… И простите меня… Как начинаю все это вспоминать, себя сдержать не могу…

– Да я понимаю, Варенька, я прекрасно тебя понимаю… И ты меня прости, что разбередила тебе душу своими вопросами! А Мотю и впрямь пора выгуливать, иначе это дело добром не кончится.

Мотя услышал хозяйку, понял, что добился своего, и помчался в прихожую, с готовностью сел у двери.

Пока Лидия Васильевна одевалась, Варя говорила быстро, будто боялась не успеть:

– Спасибо вам, большое спасибо! Я знаю, что мне никогда не удастся отблагодарить вас по-настоящему! Вы… Вы очень хороший, очень добрый человек… Вы… Вы…

– Варенька, ты чего это? – уже от двери обернулась к ней Лидия Васильевна, с трудом удерживая рвущегося с поводка Мотю. – Перестань, ради бога… Ты так сейчас говоришь, будто прощаешься! А я ведь еще приду… Сейчас кое-какие дела сделаю и приду… Ближе к вечеру, хорошо? Нет-нет, я не прощаюсь, Варенька, что ты…

* * *

«Не прощаюсь!» Она сказала: «Не прощаюсь!» Как это звучит замечательно, как хорошо… И как тепло рядом с этой женщиной, хоть и знакомы всего ничего! А кажется, что уже очень, очень давно…

Варя стояла у окна, смотрела, как Лидия Васильевна идет по двору. Как трусит рядом собака Мотя. А навстречу мужчина идет, и тоже с собакой. Вот Мотя заволновался, завертелся на месте, чуть притормозил, приветствуя собрата, и Лидия Васильевна нетерпеливо потянула его за поводок…

Вскоре она вышла со двора, а Варя все продолжала стоять у окна, будто потеряла что-то. Тревожно как-то на душе стало… А вдруг она не вернется?

Мишенька проснется и плакать будет, что собачка от него ушла. И Даша придет из школы, расстроится… Нет, и в самом деле, как так получилось, что за короткий промежуток времени – каких-то полдня! – эта женщина стала им так дорога? Не потому же, что помогла материально? То есть… Не только в этом дело. Просто рядом с ней так спокойно, так хорошо… Как рядом с Гришей когда-то…

Мысленно произнесла это горькое «когда-то» и поежилась, как от холода. Нельзя, нельзя так думать – «когда-то». Будто уже давным-давно счастлива была. Нет, нельзя…

Быстро отошла от окна, будто убегала от плохих мыслей. И впрямь – заняться ей нечем, что ли? Надо вон кашу для Мишеньки сварить, он скоро проснется… И ужин готовить надо. Да мало ли всяких дел… Не надо о плохом думать, иначе с ума сойти можно!

Хотя не думать не получалось. Будто в продолжение разговора с Лидией Васильевной невольно прорисовался в памяти тот день, когда все это случилось… А ведь она так не хотела отпускать Гришу на этот пикник, так не хотела! Да он и сам не очень ехать хотел… И вместе у них никак не получалось – бабушка приболела, и неудобно было ее просить посидеть с Мишенькой. С собой тащить детей на пикник тоже было нельзя – погода стояла холодная, то и дело принимался лить дождь. И с чего вдруг Степке приспичило устроить пикник на даче?

Степкой они называли Гришину школьную приятельницу Наташку Степанову. Компания у них такая в школе была – три парня и девчонка. И после школы дружба осталась, хоть и все в разные институты поступили. Встречались довольно часто, если уж у кого день рождения случался, то обязательно собирались дружной четверкой. Как сами себя назвали – три мушкетера и мушкетерка. Наташка не обижалась на «мушкетерку», наоборот, ей нравилось… И дружбу эту очень ценила. И даже когда замуж вышла и сменила фамилию, для них все равно осталась Степкой.

– А может, ты все-таки не поедешь, Гриш? По телефону Степку поздравишь… – предложила она ему компромисс, но Гриша только вздохнул грустно, руками развел:

– Да она ж обидится вусмерть, понимаешь, в чем дело? Я ведь и на свадьбе у Степки не был… Я в тот день тебя с Мишкой из роддома забирал, помнишь?

– Помню, конечно… Думаешь, обидится, да?

– А то! Она ведь не зря этот пикник затеяла – очень уж ей хочется похвастаться перед нами своей новой жизнью! Оттого и на дачу зовет… У родителей ее мужа там не просто дача, там настоящий дворец. А Богдан у них единственный сын. И теперь Наташка не Степанова, а Седых. Да ты видела этого Богдана, мы как-то его встретили в торговом центре! У них там свой магазин модной одежды… Помнишь?

– Помню… Мордатый такой. Глаза наглые. Он мне нисколько не понравился!

– Ну, главное, чтобы он Степке нравился… Хотя подозреваю, что у Степки все же меркантильная составляющая оказалась определяющей… Она всегда говорила, что жизнь любой женщины определяет удачное замужество, а не карьера и успех. Мы так над ней потешались, помню… А она таки взяла свое, ухватила удачу за жабры! Уж не знаю, как ей на самом деле в этой концепции счастья живется, но продемонстрировать его очень хочется. Доказать нам что-то. Ну как человеку откажешь, если ему так нужно? Прям позарез… Вон даже машину за нами пришлет, сказала… К пяти часам… А сейчас уже четыре… Может, все же поедем, Варь? Детей потеплее оденем…

– Да боюсь я, Гриш! Вон опять дождь на улице собирается, и так холодно! А Даша только-только после простуды оправилась… Ты поезжай один, а? Ну что мы там с детьми будем делать, мешать только! Правда, езжай один, Гриш!

Если б она знала тогда, чем эта поездка закончится! Если б знала… Ни за что бы не отпустила Гришу на день рождения к Степке!

Он пришел в тот вечер поздно – лица на нем не было. Она сразу поняла: что-то случилось ужасное. Сразу спрашивать ничего не стала, дала ему в себя прийти… Потом, уже ночью, он рассказал ей, что на самом произошло.

– Богдан человека на дороге сбил… Он за рулем был и сильно пьяный. А я рядом сидел…

– Но как же… Как же он пьяный за руль сел? Почему ты ему позволил?

– Да не позволял я! Как-то все быстро так получилось… Поначалу Антоха сказал, что всех по домам развезет, он трезвый был. А Богдан настаивал, чтобы все на даче остались, чтобы утром продолжить… А я уперся: домой надо, и все! Я ж тебе обещал, что вернусь пораньше. Ну, Богдан вроде как психанул… Раз так, говорит, я сам его отвезу… Меня то есть… А остальные все оставайтесь! Антоха и говорит: «Поезжай с ним, он вроде не пьяный…» Не знаю, почему я согласился, Варь! Не знаю… Можно ведь было такси вызвать! Но он такой шебутной оказался, этот Богдан… Мол, никакого такси, еще чего! Прокатиться, говорит, хочу, голову освежить! Вот и освежил… Уже на подъезде к городу сбил человека. Темно было, не видно ни черта, как он дорогу перебегал…

– Господи Боже мой… И что теперь будет, Гриш?

– Не знаю, Варь. Там такая кутерьма была! «Скорая» приехала, полиция… Нас на освидетельствование отвезли… А чего там было освидетельствовать? И без того понятно, что наличие алкоголя в крови покажет…

– А тебя-то зачем освидетельствовали? Ты же за рулем не был!

– Не знаю. Сказали, что так надо. На всякий случай.

– Да на какой еще случай? Ой, что-то боюсь я, Гриш… А он кто был? Ну, этот… Которого сбили…

– Да немолодой такой мужик… Пенсионер, наверное. Зачем он дорогу перебегал, не пойму! Там вроде и домов-то жилых не было, сплошная промзона…

– Этого Богдана посадят, да?

– Я не знаю, Варь. Наверное. Он с превышением скорости ехал. Если бы на газ не жал, то увидел бы человека. А так…