– Ужас какой…

– Ладно, давай спать, поздно уже. Завтра все узнаем…

Лучше бы этого «завтра» и не было никогда. Вообще бы не наступало это завтра. Потому что они и предполагать не могли, с каких новостей оно начнется. Лживых новостей, несправедливых, жестоких…

Утром Грише позвонил дознаватель, срочно вызвал к себе. Он собрался быстро, ушел. А после обеда вернулся, сел на кухне за стол, молчал долго… Потом произнес тихо, будто с трудом из себя выдавил:

– Богдан показания дал, будто это я за рулем был… Будто это я сбил этого человека…

– Как это? – удивленно спросила она, все еще не понимая, о чем Гриша толкует. – Этого же не может быть… Ведь это неправда, Гриш!

– Неправда. Но тем не менее он дал такие показания, Варь.

– И… что теперь будет?

– Дознаватель сказал, что будет выяснять, кто из нас врет, а кто говорит правду. Взял с меня подписку о невыезде.

– Да как это так, они что, совсем с ума сошли, что ли? Давай я схожу к этому дознавателю, скажу, что это не ты был за рулем!

– Тебя не станут слушать Варь. Ты лицо заинтересованное. Ты моя жена. Да ты и не видела ничего… Как ты можешь давать какие-то показания?

– А кто тогда может?

– А никто не может. Свидетелей ведь не было. Ночь, дорога, даже встречных машин не было…

– Господи, Гриш… А вдруг они этому Богдану больше поверят, чем тебе? Что тогда делать? А вдруг он им… Взятку дал, а? Ой, подожди! Там же отпечатки пальцев должны на руле остаться! Его, Богдановы!

– Не было там отпечатков пальцев, Варь. Вообще никаких не было. Стерты оказались.

– А кто их стер?

– Ты у меня спрашиваешь, да?

– Ну так я ж говорю… Он им взятку дал! И они стерли все отпечатки! Надо что-то делать, Гриш… Надо срочно предпринимать что-то… Адвоката хорошего надо найти, вот что!

– Да не переживай ты так, все образуется. В конце концов, я ведь и впрямь не был за рулем… Давай подождем и посмотрим, что будет и как. Не волнуйся.

После этого их разговора все как-то затихло. Никто никуда Гришу больше не вызывал, вопросов не задавал. А потом… Потом все покатилось так быстро, так замелькали события…

Гришу снова вызвали к дознавателю, и домой он уже не вернулся. До суда определили меру пресечения в виде заключения под стражу. Как назло, еще Мишенька заболел, да так сильно, что пришлось ей с ним в больницу лечь…

Конечно, Гришины друзья пытались как-то помочь. Адвоката нашли, но толку от него мало было. А она, помнится, из больницы сбежала, оставив Мишеньку одного, пока спал… И пришла к тому самому дознавателю, который вел Гришино дело. И первым делом расплакалась, не смогла ничего сказать. Потом успокоилась немного, попыталась ему объяснить как-то…

– Понимаете, это не он… То есть мой муж не был тогда за рулем… Я это точно знаю!

– Ну откуда ж вы можете знать? – откидываясь на спинку стула, снисходительно глянул на нее дознаватель. – Вы ж там не были, уважаемая! Насколько я знаю, вы в этот момент дома находились, с детьми!

– Да, меня там не было… Но я знаю… Он мне сам сказал… Он не стал бы меня обманывать…

– Да? А вы уверены, что не стал бы?

– Уверена. Конечно же, уверена.

– Ну, дай бог, пусть ваша уверенность вас утешает…

– Но я точно знаю, что не был за рулем! Почему вы мне не верите?

– Да я бы рад вам поверить, что вы! Да только ваша свекровь дала совершенно иные показания, вот в чем дело… Вы в курсе, надеюсь? Ведь вы же общаетесь как-то с матерью своего мужа?

– Свекровь? А при чем тут свекровь? Нет, мы практически не общаемся…

– Ну, понятное дело, что ж. Невестка и свекровь редко находят общий язык. Почти классическая ситуация. И тем не менее… Показания вашей свекрови поставили меня в тупик, честно говоря…

– А что она могла показать, я не понимаю?

– Так вот и я не понимаю. Мать вашего мужа сказала, что ее сын после аварии первым делом приехал к ней… Да, да, к ней, а не к вам. И с порога начал голову пеплом посыпать – мол, я только что человека убил, мама! На машине сбил… Мол, не могу от тебя эту правду скрывать, мама, прости!

– Но… Это же неправда… Этого просто не может быть…

– Чего не может быть? Что человека сбил?

– Нет, нет! То есть… Он не мог так сказать своей матери, не мог… Они практически не общаются, зачем Гриша к ней пойдет… Он так домой торопился, у нас ребенок болел… А у матери своей он давно уже не был! Я ж вам объясняю – они практически не общаются!

– Ну, знаете… Бывают в жизни такие обстоятельства, когда человек забывает все ссоры и недомолвки и сразу к маме бежит… Мама – это, знаете ли, такой человек для каждого мужика… Святая защитница от всех бед на уровне подсознания. Вот он и бежит к ней, ищет спасения, как малый ребенок, понимаете?

– Нет, не понимаю… Гриша не мог… Он не такой, нет…

– Да я сам, честно говоря, не очень понимаю, как так! Нет, понимаю, конечно, почему он к матери побежал, а вот почему она его прикрывать не стала – не понимаю! Ведь если наоборот… Если бы защищать начала, то это выглядело бы вполне естественно, и ее показания не стали бы учитывать, поскольку она мать, лицо заинтересованное. А у нас что получается? Мать дает показания против сына? Можно сказать, с потрохами сдает? Сама, по доброй воле? Если честно, я впервые с таким сталкиваюсь… И боюсь, что в суде именно показания матери примут за основу, понимаете?

Она смотрела на него во все глаза, пыталась вслушаться в то, что он говорил, и даже кивала, но в голове никак не укладывалось, что так может все повернуться.

– Вы извините, но мне уходить надо, дела ждут… – снова услышала она голос дознавателя. – Тем более что дело уже в суд передано, и я в любом случае ничем не могу вам помочь. Могу только совет дать – поговорите со свекровью. Может, она в процессе изменит свои показания. Может, признается, что просто оговорила сына – мало ли по какой причине… Может, больна была на всю голову, не соображала ничего…

– Да, спасибо. Конечно же, я с ней поговорю, да…

Но поговорить не удалось – Виктория Николаевна просто не открыла ей дверь. И на телефонные звонки не отвечала. И с адвокатом Гриши не захотела встретиться. А на суде выступила все с тем же заявлением: да, мол, сын приходил ко мне! Да, сказал, что человека убил! Подтверждаю! Я хоть и мать, но правда мне дороже! Если виноват – пусть сидит!

Судья, строгая женщина немолодых лет, смотрела на Викторию Николаевну довольно странно: не поймешь, то ли восхищалась ее поступком, то ли осуждала. А может, она тоже сталкивалась с таким впервые…

А Гриша на мать не смотрел. Когда она выступала, сидел, опустив глаза. Потом поднял их и встретил Варин взгляд… И сказал глазами: «Не верь, Варя. Ты же знаешь, что это неправда». Она прижала ладони ко рту, закивала часто-часто: «Не верю, не верю…» И тут же Гришино лицо поплыло в пелене слез, и она уже не слышала ничего, что дальше происходило, не понимала… И как судья читала приговор, тоже почти не слышала. Только последняя фраза вошла в сознание: «…назначить наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима…»

Гришины друзья тоже были в суде. Но что они могли сделать? Ничего не могли… И Юлька с ней была, все время сидела рядом. И домой ее провожала, и весь вечер потом с ней провела. Все время что-то говорила, говорила… Кажется, ругала на чем свет стоит Викторию Николаевну.

– Да это ж понятно, Варь, это же все понятно! Только доказать никак нельзя, вот и все!

– Что тебе понятно, Юль? Мне вот ничего не понятно… Как она могла… Как?!

– Да так! Ее просто купили с потрохами родители этого… Ну, который на самом деле человека сбил…

– Родители Богдана?!

– Ну да… Сама ж говоришь, они люди состоятельные, сколько угодно могут бабла отвалить за сыночка. Да это ж ясно, как божий день!

– Да ну… Я не верю… Она же мать, Юль…

– И зря не веришь! Нам ли с тобой не знать, что матери бывают разные! Черные, белые, красные! Это нам с тобой еще повезло, можно сказать, что наши матерешки от нас еще при рождении отказались… А если бы нет? Тоже бы заложили при первом удобном случае за бабло…

Юлька так разошлась, что не увидела, как в проеме кухни застыла бабушка, как произнесла тихо и горько:

– Это вы про мою дочь такое сейчас говорите, девочки, я правильно поняла?

– Ой… – испуганно обернулась Юлька и зажала рот ладонями. – Ой, простите меня…

– Да не извиняйся, девочка, не надо. Я и сама это знаю, да… От моей дочери всего можно ожидать… Но чтоб такое…

Бабушка повернулась и ушла в комнату, и она бросилась было за ней, но была остановлена довольно сухо:

– Не надо, Варя, не надо… Не говори ничего. Я уж как-нибудь сама… Постараюсь пережить это…

Не пережила бабушка, сердце у нее не выдержало. Так больше с постели и не встала. Ночью пришлось ей «Скорую» вызвать, но до больницы довезти не успели…

Так и осталась Варя с детьми одна. И не знала еще, что все беды только начинаются.

Вскоре после бабушкиных похорон Виктория Николаевна заявилась к ней сама и торжественно объявила, что через полгода собирается вступать в право наследования бабушкиной квартиры и будет ее продавать. И чтобы она выметалась из нее как можно быстрее, потому что потенциальный покупатель уже нашелся и задаток она взяла. И этот покупатель собирается жить в квартире еще до того, как официальная сделка купли-продажи будет оформлена.

Юлька по объявлению в газете нашла для нее съемное жилье, Гришины друзья денег собрали на первое время. Когда деньги кончились, собрали еще. А потом реже стали звонить, интересоваться ее проблемами… Да это и понятно – у всех свои дела, свои трудности. Нельзя ведь все время жить чужой бедой, правильно? Это она для тебя всегда свеженькая, а для других стирается из памяти постепенно… Одна только Юлька осталась верной подругой. Но ведь Юлька – она как сестра…

Однажды в супермаркете ее окликнула какая-то пожилая женщина: