Алина Ланская - От Я до Я

— Ладно, тогда я поехала. До вечера, Янош. Юль, пока! Не переусердствуйте здесь.

— В смысле? — Заноза настороженно хмурится. Она не любит недосказанности, когда ей что-то важно. И это новость для Лученко. Поля даже смутилась на пару секунд.

— Ну да, тяжести не таскайте. Юль, через три недели областные соревнования. Так что никаких травм и растяжений. Береги себя.

Смотрю ей вслед и ловлю себя на мысли, что рад ее уходу. Одной проблемой меньше. Лученко вроде бы без заскоков и бабской дури типа ревности. И тем не менее. А вот с Занозой…

— Юль?

— Ты осел, Разумовский, — устало произносит она. — И это не дружеское прозвище, это констатация факта. Нас же чуть не поймали. Ты понимаешь, что было бы…

— Ты набросилась на меня, Заноза! Грозила удушением, обниматься полезла… Да у меня разрыв шаблона: первый раз друга поцеловал.

— Ты осел самовлюбленный, — облегченно выдыхает Юлька. — И клоун.

Напряженность уходит с ее лица, она снова становится понятной мне Занозой. Такой, какой я привык ее видеть. Потому что сейчас я перед ней такой же понятный и безопасный клоун, который даже по-настоящему серьезную ситуацию готов обстебать и поглумиться над ней. Юлька расслабляется, понимает, что ей ничего не грозит. Да, так будет лучше. По крайней мере, пока.

— Клоун, — соглашаюсь я. — А ты Заноза. Пошли отсюда, пока нас не хватились.

— Думаешь, не хватились?

— Сейчас посмотрим. — Завожу руку, чтобы хлопнуть ее по спине, но Вьюгина выгибается, не дает прикоснуться к себе. — Чего?

— Руки не распускай, пожалуйста, — произносит тихо, но без тени улыбки на лице.

Рано расслабился, значит.

— Вьюгина, у тебя паранойя? Кто руки распускал? Держал их на моей шее? Я вообще жертва!

Она недоверчиво улыбается, а потом даже извиняется:

— Ты так обнял меня сильно, и мне тогда показалось…

Не показалось.

— Не важно, в общем. Но целуешься ты просто потрясно, — неожиданно выпаливает она и начинает краснеть.

Ну наконец-то. Хоть что-то.

— Понравилось, значит? Никто никогда и не жаловался.

Идиот. Язык самому себе оторвать. Но поздно. Уже не исправишь.

— Не сомневаюсь. — Сдержанно кивает, а я продолжаю материть себя. — Такая богатая практика. Но главное сделано — нас не спалили. Надеюсь, больше мы с тобой не попадемся. И еще…

Она мнется, не знает, как сказать. И это пугает, потому что совсем не похоже на мою прямую Занозу.

— Я надеюсь, что ни Полина, ни какая-либо другая девушка об этом никогда не узнает. И не только девушка. Вообще никто.

— А вот это обидно. По-настоящему. — Она замирает, настороженно смотрит на меня, но я не собираюсь сейчас играть в шута. Не сейчас. — Я тебе хоть раз давал повод? Юль, мы с тобой договорились. Один раз. Когда вышли из того коридора. Что бы ни случилось. Мне этого достаточно.

— Извини. — Вздыхает так грустно, что у меня сердце сжимается. — Я перенервничала. Нас чуть не поймали.

— Иди сюда, Заноза, не артачься. — Притягиваю к себе девчонку. — Я никогда не сделаю тебе больно, Юля. Никогда не обижу.

Она доверчиво позволяет себя обнимать. Вдыхаю в себя легкий запах ее духов. Приятный запах. Странно, что я раньше не замечал.

— Я верю тебе. Иначе не попросила бы тебя поцеловать. Но ничего умнее я не могла придумать. А глупо получилось.

Это было верное решение, Юля. Круче, чем занятие волейболом.

— Зато мы видели толстяка с визгливым голосом, — напоминаю, чтобы успокоить ее. Но я сам совсем не спокоен сейчас. — У меня хорошая память, Заноза, найдем этого типа по фотке, узнаем, чем он занимается вместе с Мамаевым.

Она поднимает голову, чуть отстраняется.

— Янош!

Возмутиться и прочистить мне мозги Вьюгина не успевает. Точнее, отвлекается на телефон. А потом бледнеет, кусая губу, смотрит на экран. Отходит от меня, поворачивается спиной. И я слышу:

— Привет, Ром. Как дела?

«И я тебя люблю».

Сегодня утром первый раз за все месяцы, что мы не вместе, Рома не разбудил меня своей эсэмэской. Помню, как прозвонил будильник, я, полночи не спавшая, мало что соображая, поплелась в ванную. Потом завтрак, переписка с Ариной, которая сегодня пропускает занятия, звонок из деканата, что у нас сегодня испанский… Я уже вышла из общаги, когда до меня, наконец, дошло, что странного в этом суматошном утре. Нет, не глобальный недосып и не грипп Солдатенковой, не вернувшийся с какой-то конференции наш «испанец» Зайцев.

Рома не прислал эсэмэску. Я даже остановилась на дороге, так и не дойдя до остановки. Стояла и пыталась сообразить, как я могла подумать, что он не прислал свое «Просыпайся, Юлька», или «Доброе утро, соня», или… Мне было плевать на дождь, я вытащила мобильный, чтобы удостовериться: проблема на моей стороне. Я просто забыла, или не увидела, или телефон сломался, или Испания вдруг осталась отрезанной от всего мира. Зонт не спасал от косого дождя, нужно было как можно скорее скрыться от него на остановке. Но я стояла, снова и снова просматривала свои сообщения. Рома ничего не прислал.

Он ответил через семь гудков, и сжавшееся было из-за дурного предчувствия сердце вновь стало биться спокойно, едва я услышала его голос.

— Юлька! Привет! Ты меня чудом просто застала, у меня тренировка начинается!

Голос веселый и беззаботный. Я сразу почувствовала себя мнительной дурой, которая напридумывала себе бог знает что. И только потому, что ее парень сообщение не отправил.

— Здорово. Тогда не буду отвлекать. Пока?

— Подожди, а что ты хотела?

Я слышу на заднем фоне обрывки испанской речи… да, зря позвонила.

— Юль?

— Да, прости. Ты не прислал сообщение, я подумала, не случилось ли чего.

— Не прислал? — ошарашенно переспросил Рома. — Быть не может. Точно отправлял. Может, сбой какой? Я не мог не отправить, Юль.

— Конечно!

Я улыбаюсь. Как же важно услышать, что все как прежде. Что ничего не изменилось, константа — это хорошо!

— Люблю тебя!

— И я тебя люблю.

«И я тебя люблю». Смотрю на сообщение — уже третье, после нашего утреннего разговора. Все хорошо, все по-прежнему.

— Юль, можно к тебе? — спрашивает Сашка Корнеев. — Разумовский вряд ли объявится.

— Не объявится, — вздыхает Янка Зверева. — Это точно.

— Точно? — переспрашиваю, потому что не верю. Не может быть, чтобы Корнеев или Бэмби знали о клоуне что-то такое, чего не знаю я.

— Сама посмотри! — Солнцева тычет мне в нос свой мобильный. — Ему явно не до нас. Ну и не до тебя тоже, видимо.

Красивое черно-белое фото, явно прогнанное через фотошоп. Но все равно красиво. Лученко в белоснежной постели. Не одна, разумеется. Лица не видно, но и по затылку человека тоже можно опознать.

— Забирай.

Протягиваю обратно телефон и вспоминаю, как в первые недели Янош никогда не прогуливал. Но тогда рядом не было Полины.

Сашка садится на соседний стул, я рассеянно смотрю, как аудитория заполняется студентами: полкурса на лекции по языкознанию приходит. Все первые ряды всегда заняты девчонками — полюбоваться на Андрияша хотят многие.

— Не понял! — произносит знакомый голос, и я еле сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться. — Корнеев, ты потерял ориентацию? Это мое место!

— Ты его купил? — бурчит Корнеев, покраснел сразу, но сдаваться не собирается.

— Это. Мое. Место, — неожиданно тихо и очень зло Янош медленно выговаривает каждое слово.

В воздухе сразу повисла тишина, а я уставилась на Разумовского и чуть не поежилась. Кто подменил моего клоуна?

— Места полно, — произносит Сашка, — у меня к Юле разговор.

— Ну так и поговоришь после пары, лекция начинается, — говорит Разумовский. — Поднимайся, Корнеев.

Берет Сашкину сумку и перебрасывает ее через два ряда прямо на пустую парту.

Корнеев вскакивает, кроет матом Разумовского, я даже поморщилась. Клоун и глазом не моргнул.

— Вали. — Кивком головы показывает на сумку. — Или помочь?

Никто не вмешивается, но все вокруг наблюдают, чем дело кончится.

Корнеев делает шаг вперед, вплотную подходя к Яношу, и специально задевает его плечом.

«Только драки не хватало» — проносится в голове.

— Молодец! — Янош словно не замечает «столкновения», бросает свой рюкзак прямо на мой учебник и через секунду усаживается за соседний стол.

— Привет, Заноза!

— Ты что творишь? Зачем Корнеева согнал?

— Тебе нравится этот хорек? Футбол больше не катит?

— Все катит! — сердито отвечаю Яношу. — Сашка здесь при чем?

— Так он запал на тебя, — равнодушно выдает клоун. — Я вообще тебя оберегаю, пока футбол жарится под каталонским солнцем.

— Кто запал? Не неси чушь!

От дальнейшей перепалки спасает Разумовский-старший, который начинает лекцию.

— Как ты вообще разрешила ему сесть рядом? — Янош, однако, все никак не хочет успокаиваться. — Стоило только не прийти на первую пару…

Ладно! Теперь уже я сую под нос телефон с открытой «инстой» Лученко.

— Пост был опубликован пятнадцать минут назад. Кто же знал, что ты можешь так быстро передвигаться!

Клоун хмурится, поджимает губы и молча отдает мой мобильный. До конца пары отношения больше не выяснял. А я еще раз порадовалась, что он не мой парень. Как друг — да, лучше Разумовского нет никого, но не дай бог влюбиться в такого. Больше дня рядом с ним не продержишься. Если, конечно, ты не Полина Лученко, она ему подходит. А я на нее совсем не похожа.

Я зря волновалась, что все изменится после того поцелуя. Все по-прежнему, мы друзья, хотя иногда клоун и становится буйным, как сегодня, например. Он, наверное, уже и забыл о нем. О поцелуе. И правильно сделал.