Алина Ланская - От Я до Я

— А ты мне выбор дал?! — возмущенно взвивается. — Янош, ты же его чуть не убил! Видел, в кого его превратил? А вдруг он больше не сможет играть? Да вся его жизнь… ты ее сломал, понимаешь?!

На глазах слезы. Ясно, зачем приехала. Кто бы сомневался.

— Все сказала? Так беги обратно к своему Ромео, Джульетта, а то без тебя утешится!

— Что? — Она растерянно смотрит, явно не понимает.

— Ничего. Не важно. Зря ты приехала, Заноза.

— Я хочу узнать, что произошло! — Подходит почти вплотную, ничего, кроме глаз ее напуганных, не вижу. Это же какой наивной и слепой влюбленной дурой надо быть! — Ты… неважно выглядишь.

В ее голосе звучит беспокойство, она тянет руку к щеке, но смущенно опускает. Отводит глаза.

Дико, до безумия хочу до нее дотронуться, прижать к себе и не отпускать, пока не забудет этого козла, пока не перестанет думать, переживать за него, не поймет, что на самом деле не любит его.

— Нормально я выгляжу. Не жалуюсь.

— Рома мне рассказал, что произошло. Но я хочу от тебя услышать.

Она кутается в шарф, пытается как-то укрыться от хлесткого злого ветра, но не делает и шага к зданию. Стоит рядом и терпеливо ждет.

— Что именно он наврал, Юль? Хотя… какая разница. Ты ведь уже все решила и выбор сделала.

— Какой выбор?! Ты чуть человека не убил. Сколько надо повторить, чтобы ты понял! Думаешь, он хотел, чтобы я сюда к тебе ехала? Да ты знаешь, чего мне стоило оставить его одного! — Занозу несет, но я молчать не буду.

— Одного под присмотром квалифицированных врачей.

— Ты его мог карьеры лишить! Кто знает, когда он восстановится!

Так, уже, значит, без «чуть не убил».

— Это мое с ним дело, не лезь, — грубо бросаю Занозе, и она еще больше злится. — Могу сказать, что в нем не ошибся. Подонок.

Почти орем друг на друга, на нас уже оборачиваются. Видимо, мало кто выясняет отношения у местного ОВД. Проф нервничает, но пока не лезет. Надо же, понимает!

— И это все? Просто немотивированная злоба, да? Рома сказал, ты начал его оскорблять, как только я ушла. Издевался, подтрунивал над ним. Это ты умеешь, сама знаю.

— Знаешь? И над кем я издевался?! Над тобой?

— Я просто это сразу пресекла. И потом мы с тобой друзья, но над другими… Янош, ты можешь быть жестоким, когда захочешь. У тебя с самого начала было предубеждение против Ромы. Но я не думала, что ты можешь просто избить человека. Мне прислали видео! А теперь скажи, что это не так!

— Не скажу! Я никогда не был фанатом твоего футболиста. И не скрывал этого. Я хорошо разбираюсь в людях, в отличие от тебя.

— Да? Рома пообещал мне, что не будет на тебя заявлять. Ты хоть понимаешь, что тебя могут посадить в тюрьму?! — срывается на крик.

Делаю шаг к ней, пытаюсь обнять, но она вырывается.

— Просила, значит? В обмен на что?

— Конечно, просила! Ты мой друг, хоть и дебил. А полиция только все еще хуже сделает. Так проблемы не решают.

— Наша дружба закончилась, Заноза. Давно уже. Даже не вчера, когда я тебя поцеловал перед игрой, намного раньше. Много-много раньше. И ты это знаешь.

— Янош… — Она отводит глаза в сторону, но не уходит.

— Что Янош? На двух стульях не усидишь, Юля. Выбирай, с кем ты. Прямо сейчас и выбирай.

— …Выбирай, с кем ты. Прямо сейчас и выбирай!

Я ошалело смотрю на Разумовского. Выбирай? Прямо сейчас? Открыла было рот, чтобы одернуть дурака, сказать, что не время и не место, да и вообще он не может говорить серьезно, но посмотрела в его глаза и тут же сжала губы.

Он серьезен. Или думает, верит в то, что говорит серьезно. А я считала, что уже дошла сегодня до предела, пика эмоций, переживаний и безумного страха. И что адреналина во мне не осталось.

Дурочка.

Дурочка. Потому что вместо того, чтобы возмутиться и врезать идиоту по шее, я стою и молчу. А вокруг словно все замерло. То есть, конечно, я вижу и слышу реальность, но куда отчетливее слышу биение собственного сердца. Оно словно с каждым ударом разрывает эту самую реальность, делает ее ненастоящей.

— Юль… — Голос низкий, хриплый. Это не голос Яноша, моего друга, моего клоуна. Это голос парня, от которого хочется сбежать… или навсегда остаться с ним рядом.

Тряхнула головой, чтобы сбить, уничтожить наваждение, которое меня почти парализовало. Эгоист, чертов эгоист, который привык думать только о себе! Который привык, что я рядом и мое внимание всегда с ним.

И я сама… привыкла, что он всегда со мной и мне не нужно другому отдавать свое внимание, пусть Ромка и был в моих мыслях. Или мне так казалось?

— Только ты и я, Заноза! И больше никакой дружбы.

Притягивает к себе, касаясь лбом моей головы. Руки тянутся к его светлой шевелюре. Дурак! Какой же ты дурак, Янош!

Рядом оглушающе взвывает полицейская сирена, и это отрезвляет, приводит в чувство. Я отстраняюсь от него, но он не держит. Тут же опускает руки и выжидающе смотрит на меня. Момент истины?

— Янош! Поехали! Сейчас не место и не время. И так целую драму здесь разыграли! — Андрияш берет брата за плечо и тянет к машине. — Прости, Юль. — В решительном тоне проскальзывают извиняющиеся нотки.

Молча киваю обоим братьям. Как же вовремя Андрияш появился! Я не готова, просто не готова делать выбор. Не сейчас. Потому что меня никакой вариант не устраивает! Но я точно не могу его потерять, но и не могу дальше позволить ему творить безумие.

Не отрывая взгляда, наблюдаю, как братья Разумовские идут к красной иномарке. Янош ни разу не оглянулся. Буквально через пару минут машина скрывается из виду.

«Выбирай!» Глубоко выдыхаю и радуюсь, что Андрияш не предложил меня подвезти. Надо прийти в себя и сообразить, что вообще произошло на самом деле.

«Ты где? Вернешься ко мне?»

Рома. Конечно, я вернусь, я обещала.

В больнице удается нормально поговорить с врачом. Это большая и очень редкая удача. Большая потому, что он довольно подробно рассказывает о состоянии Баскакова. Редкая — удивительно, что я смогла его отловить.

— И сколько он не сможет говорить?

— Минимум три-четыре недели, перелом небольшой совсем, но со смещением, наложили шину. Ему нельзя напрягать мышцы, проследите за тем, чтобы он не разговаривал. И даже не пытался. Ему не слишком сильно стянули челюсти. Потом сделаем еще рентген и посмотрим, как идет сращивание. Ему нужен покой. Насчет еды — придется обходиться питанием через трубочку.

— А в целом? Он футболист, ему очень важна «физика».

— Сотрясение мозга, пока рано говорить, но не думаю, что будут осложнения. Небольшая трещина на ребре, нос не сломан, гематомы будут уходить несколько дней. Через три-четыре дня выпишем, если все хорошо будет.

— Так быстро? А на самолете когда можно будет летать? Или это неважно?

— Придется потерпеть. И второму бойцу передайте, пусть явится на днях.

— Зачем? Что с ним?

— Он отказался от госпитализации, что, на мой взгляд, неправильно. Особенно если дело дойдет до суда.

— Не дойдет, — качаю головой. — Рома обещал.

Врач молчит, а потом утыкается взглядом в документы, давая мне понять, что наш разговор завершен. Возвращаюсь обратно к Роме — Баскаков спит. Тихо и очень спокойно.

Опускаюсь на его кровать и закрываю лицо руками.

Что дальше?! Наверное, это эмоции, и завтра или послезавтра я уже не буду так думать, как сейчас, но пока складывается четкое ощущение, что сегодня жизнь разделилась на до и после. И что как раньше уже ничего больше не будет — ни моей любви с Ромой, ни дружбы с Яношем. Что меня такой, как прежде, не будет. Уже нет.

Когда чего-то долго не замечаешь, кажется, что этого и нет на самом деле. А по факту — наоборот: взорвет в самый неожиданный момент с непредсказуемыми последствиями.

Аккуратно поправляю одеяло на Ромке и выхожу в коридор. Мысли зовут в прошлое, когда все только начиналось и была непобедимая уверенность, что мы созданы друг для друга, что мы всегда будем вместе. Невольно улыбаюсь, вспоминая наши бои с родителями — то с его, то с моими. Чем больше они сопротивлялись, тем крепче были наши отношения. Оба со спортивным характером, мы не допускали, что кто-то может распоряжаться нашей жизнью. Общий «враг» сплотил нас накрепко. Только в последние месяцы они стали поспокойнее, больше не осталось никаких помех — живи и люби. В сентябре казалось, что мы наконец добились того, чего хотели.

Телефон забит непрочитанными сообщениями, почти все они от сокурсников: спрашивают, что случилось, правда ли, что Разумовского задержали, что с моим парнем, нужна ли мне помощь. Общаться сейчас ни с кем не хочется. Не представляю, что будет в понедельник, хотя университетские сплетни меня мало интересуют. Важно, чтобы Рома поправился, чтобы Разумовский пришел в себя и все объяснил, хотя прекрасно понимаю, что его ничего не сможет оправдать. То, с какой ненавистью парни говорят друг о друге, не дает и шанса минимального, что они могут утрясти все. И я между двух огней. Янош прав, мне придется выбирать. Выбор, кажется, совершенно очевиден.

— Какого ты влез, а?! Андрияш, так заскучал, глядя на нас? Не мог подождать еще пару минут?! — ору на брата, но толку? Момент упущен, и теперь непонятно, когда будет следующий.

Проф резко тормозит, от неожиданности подаюсь вперед, чуть с лобовым стеклом не поцеловался.

— С катушек слетел?

— Это ты с них слетел, Янош! Приди в себя и девочку не трогай. Она и так к тебе приехала, другая бы послала после того, что ты сделал. Она беспокоится, а ты давишь на нее.

Сзади возмущенно гудят машины, но Андрияш не собирается жать на газ. Ну и кто из нас придурок? Встал посередине дороги, хорошо хоть, аварийку включил.