— А вы чем в свободное время занимаетесь?

— Люблю пересматривать старые фильмы, или вообще хорошее кино посмотреть, на скалодром захаживаю иногда, летом и по обычным скалам лазаю.

Ух ты, а у Смычковского необычные увлечения, как посмотрю.

— Вам нравится кино, Олеся Викторовна? — вернул он вопрос.

Разговор пошел легче, мы обсудили последние новинки, вообще фильмы, и оказалось, наши интересы в этой области во многом совпадают. Конечно, потом тема коснулась книг, и я даже не заметила, как немного расслабилась и перестала следить за каждым своим словом. Нам принесли заказ, и беседа на некоторое время утихла, я отдала должное повару ресторана, оценив блюда. Потом мы еще немного посидели, доедая десерт и допив вино, и часам к десяти засобирались. К моему облегчению, настаивать на продолжении Смычковский не стал, расплатился, и мы покинули ресторан. Я чувствовала себя сытой, довольной, немножечко навеселе, и в общем, вечер прошел лучше, чем я представляла и опасалась. Шеф вел себя вежливо и галантно, показался приятным собеседником, и на несколько мгновений я даже подумала, насколько он разный в офисе и в такой вот, неформальной обстановке.

Стоп, не буду об этом думать. Это просто был ужин в счет моей неаккуратности и все. На этом точка. Мы вышли на улицу, я слегка поежилась от свежего вечернего воздуха и поспешно села в машину — Александр Михайлович снова галантно открыл ее передо мной. Откинулась на сиденье, слегка разомлев от вкусной еды и теплого воздуха в салоне, прикрыла глаза, ощутив, что машина тронулась. Уютную тишину нарушала негромкая музыка, и я погрузилась в дрему, окончательно расслабившись. Теперь молчание не напрягало и не заставляло лихорадочно искать тему для разговора, а присутствие Смычковского хоть и волновало, но не до нервной дрожи. Скорее… До странного замирания сердца и теплых волн, гулявших по телу.

Что это могло означать, думать было лениво, и я мысленно махнула рукой. Потом, не сейчас. Дальше мысли стали совсем вялыми, клочковатыми, как вата, и дорогу домой я совсем не запомнила и даже не заметила, когда мы остановились. А привело меня в чувство осторожное прикосновение к щеке, настолько нежное, что я не сразу поняла, что вообще происходит. Посчитала, что просто локон упал на лицо, однако локоны точно не могут медленно поглаживать, обводя скулы, линию рта, крылья носа, легко пробежавшись по губам… Последние словно закололи невидимые иголочки, они приоткрылись, а я прерывисто вздохнула, наслаждаясь этими деликатными прикосновениями, и лишь ощутив на щеке теплое дыхание, поняла, что происходящее мне не снится.

Сердце подскочило, я широко распахнула глаза и растерянно уставилась на лицо Смычковского буквально в паре сантиметров от моего. Глаза потемнели до цвета грозовых облаков, зрачки расширились, и в них мерцали звезды. А еще, я заметила странное выражение, расшифровать которое просто не успела: шеф сократил расстояние между нашими лицами, аккуратно, но крепко придержав мой подбородок, и поцеловал.

ГЛАВА 11.

Да, я растерялась, поскольку не ожидала такого от шефа. Наверное, поэтому позволила его языку нежно скользнуть по губам, мягко надавливая, вынуждая приоткрыться. И, наверное, именно поэтому послушно подчинилась, не оттолкнув и не возмутившись. А потом стало поздно. Александр захватил мой рот, не оставив ни шанса на сопротивление, настойчиво вторгся, изучая новые территории. Прихватил мою нижнюю губу, втянул в свой рот и пощекотал языком, и по телу прошлась горячая волна, заставив выгнуться и податься навстречу, судорожно вздохнув. Кажется, до сих пор я понятия не имела, что значит настоящий поцелуй…

Я вцепилась в пиджак шефа, мельком порадовавшись, что сижу, потому что ощущала себя размякшей и безвольной, лишь покорно отвечая, пусть и не очень умело. От шквала эмоций закружилась голова, кожу закололи сотни невидимых иголочек, сделав ее невероятно чувствительной. Грудь заныла, а собравшиеся в твердые горошины соски отозвались болезненными вспышками, едва я пошевелилась и прижалась крепче к Александру. Кружево белья причиняло неудобство, мышцы внизу живота скручивали сладкие спазмы, и между ног словно вспыхнуло обжигающее солнце. Там все тяжело пульсировало, хотелось ерзать и сильнее стискивать колени в попытке унять странное, волнующее ощущение, немного мне знакомое.

Черт, по-моему, я хотела Смычковского. Ничем иным то, что со мной происходило, быть не могло. Это желание, горячее, жаркое и сметающее все на своем пути. В нем сгорели все мысли, и я оказалась полностью во власти шефа, целовавшего меня все настойчивее. Его ладонь уже переместилась на мой затылок, удерживая, и одновременно пальцы зарылись в волосы, легонько поглаживая, а вторая рука опустилась на коленку, прямо в разрез. Я отмечала это краем сознания, дрожа и плавясь в объятиях, и лишь тихо всхлипывала, когда Александр чувствительно покусывал и тут же зализывал, нежно посасывал мои пылавшие губы. Сумасшествие чистой воды, господи.

А между тем, горячие пальцы уже поглаживали мое бедро, и гораздо выше, чем заканчивался разрез — как раз над кружевной резинкой, рассыпая обжигающие искры по коже. Ушей коснулся протяжный, тихий стон, и я не сразу осознала, что это мой собственный. Телом словно управлял кто-то другой, и нога сама послушно отодвинулась в сторону, уступая настойчивости мужчины. Неизвестно, чем бы все дело закончилось, если бы поцелуй не прервался, и я вдруг не услышала хриплый смешок около самого уха:

— Ух ты, все-таки чулочки, да?

Осознание происходящего обрушилось ледяной лавиной, заставив замереть, и я чуть снова не застонала: теперь совсем от других эмоций. Боже мой… Сижу в машине Смычковского, с раздвинутыми ногами, его ладонь по-хозяйски оглаживает бедро, подбираясь уже к трусикам, а я покорно подставляю губы для жарких поцелуев, позволяя ему творить все это безобразие… Кошмар. Стало мучительно стыдно, лицо вспыхнуло жаром, и я порадовалась, что в машине густой полумрак и почти ничего невозможно разглядеть. Оставив реплику шефа без ответа, я дернулась, вслепую нашарила ручку двери, порадовавшись, что она не заблокирована, и выскочила на улицу, опрометью бросившись к подъезду.

Как не подвернула ноги на каблуках, загадка, все мои мысли занимало случившееся в машине, и хотелось забиться в самый дальний и темный угол и крепко зажмуриться. А ведь в понедельник на работу, и надо держать лицо и делать вид, что ничего не случилось. Я все-таки тихонько застонала, прикусив припухшую от сумасшедшего поцелуя губу и рванув на себя железную дверь подъезда. Тело горело, помня смелые прикосновения, коленки подкашивались, и по ступенькам я поднималась, вцепившись в перила и чувствуя себя размазней. Черт, что на меня нашло, в самом деле? Надо было оттолкнуть сразу, не давать воли, зато теперь бы ощущала себя в разы лучше. Получается, чем я хуже тех фифочек, которые готовы на что угодно, лишь бы оказаться со Смычковским наедине? Нет, все, больше никаких вольностей. Держаться как можно дальше, сохранять дистанцию и исключительно деловой стиль общения. А об этом вечере забыть, задвинуть подальше, и не думать о том, что трусики совершенно мокрые, и сердце не желает успокаиваться вместе с эмоциями…

Дома я залезла в горячую ванну, отключив на всякий случай телефон, прихватила читалку и через некоторое время все-таки удалось расслабиться, не возвращаться в мыслях к ужину и тому, что случилось потом в машине. Перед тем, как лечь спать, на всякий случай выпила пустырника, не уверенная, что нервы успокоились до конца. Еще немного почитав перед сном, я выключила свет и свернулась под одеялом клубочком, закрыв глаза и предвкушая долгий сон и завтрашний выходной на природе у Лили на даче.

Конечно, рано обрадовалась. Сон упорно не шел, а в голову лезли упрямые воспоминания злополучного поцелуя в машине. Прикосновений Смычковского, от которых становилось нестерпимо жарко, и низ живота скручивали сладкие спазмы. Я прерывисто вздыхала, ворочалась, гнала волнующие картинки, но они не уходили. Более того, фантазия распоясалась вконец и начала настойчиво подталкивать к тому, чтобы придумать продолжение, причем весьма далекое от пристойности. Да что за ерунда, а. Еще не хватало грезить о собственном шефе. Всю жизнь мечтала, чтобы со мной занялись сексом на ксероксе или того лучше, на столе в кабинете, с риском быть застуканными кем-нибудь из сотрудников…

Еще некоторое время я упрямо боролась с собственным сознанием, пока не психанула окончательно. Тело уже горело, в горле пересохло, и хотелось совсем не спать. Черт. Ну черт же. Никогда раньше меня так не накрывало, ни об одном мужчине я не думала настолько откровенно. Нет, ну удовольствие себе умела доставлять, девочка взрослая, пусть пока о сексе только в теории знала. Однако всегда в моих фантазиях присутствовал какой-нибудь абстрактный красавчик, как будто я кино смотрела. Сейчас же… С мысленным стоном сдалась, понимая, что даже валерьянка не поможет, разве что временно. И это хорошо, что завтра выходной, и вставать рано не надо. Крепко зажмурившись, я длинно выдохнула, откинула одеяло и широко раздвинула ноги. Никто ведь не узнает, кроме меня? А с собственным смущением и стыдом как-нибудь справлюсь. Это ведь первый и последний раз. Исчерпав все оправдания, я дала волю воображению, обхватив ладонями грудь и мягко сжав. Помассировала упругие полушария, погладила большими пальцами твердые вершинки — их уже покалывало от напряжения, и я облизнула сухие губы. Представилось, что это ладони Александра скользят по моему телу, исследуют его без всякого стеснения, уверенно и нежно.

Мои подушечки невесомо провели по животу, спускаясь до самого низа, с губ сорвался легкий вздох, и растягивая предвкушение, я погладила ладонями внутреннюю сторону бедер, представляя… Как горячие губы Саши ласкают шею, покрывая ее быстрыми, горячими поцелуями. Обхватывают напряженную, ноющую горошину соска, слегка втягивают и чувствительно прикусывают… Я охнула в голос, выгнувшись, по телу прошлась теплая волна, затаившись между ног, и пальцы наконец мягко скользнули между уже влажных складочек, безошибочно найдя горевшую огнем точку. Всхлипнула, нежно погладив вокруг, дрожа от охвативших переживаний и растягивая мучительно-сладкие мгновения. Вот та-ак, да-а…